Ливия не будет легкой добычей для сына Каддафи

Соперничество братьев и сестер в семье Каддафи раскололо ливийский режим в последние годы его существования. И по сей день это отражается на шансах Саифа аль-Ислама Каддафи повлиять на послереволюционную Ливию.

В преддверии выборов в Ливии, которые должны состояться в декабре этого года, элиты и вооруженные лидеры, представляющие весь политический спектр страны, пытаются использовать, обойти или сорвать эти предписанные ООН выборы. На фоне политической неопределенности выжившие потомки покойного ливийского лидера Муаммара Каддафи, похоже, сумели внести дополнительную сумятицу в ситуацию, попадая в заголовки статей и как бы напоминая охваченной кризисом североафриканской стране, что режим, свергнутый 10 лет назад, не отказался от попыток решать ее судьбу.

5 сентября правительство в Триполи освободило одного из сыновей Каддафи, Саади, который улетел из страны после семи с половиной лет, проведенных в тюрьме Триполи. Несколькими неделями ранее в журнале The New York Times Magazine была опубликована первая за многие годы фотография старшего и более влиятельного брата Саади – Саифа аль-Ислама.

С 2017 года в международной прессе часто создавалось впечатление, что Саиф может завоевать широкую популярность в послереволюционной Ливии. После периода пленения в Зинтане, к юго-западу от столицы, он готовит громкое возвращение, которое, по прогнозам его сторонников, существенно изменит политический ландшафт страны. «Саиф приведет всех к согласию», – заверил однажды один из его сторонников французскую газету Le Figaro. Согласно этой версии, когда 49-летний Саиф выйдет на политическую сцену, «зеленые» – ливийцы, считающие, что правление Каддафи не должно было быть свергнуто в 2011 году, – наконец-то мобилизуются и объединятся в единое движение, которое затем привлечет еще более широкий электорат.

Такие прогнозы трудно совместить с недалеким прошлым: 2000-е годы показали, что Саиф был скорее поляризующей, чем объединяющей личностью. Муаммар так и не прояснил всерьез свои планы по преемственности – и даже если бы он это сделал, нет уверенности в том, что Саиф был бы первым в очереди. На фоне политической дисфункции процветала ненависть между Саифом и его младшим братом Мутассимом. Автократ использовал соперничество своих сыновей, чтобы выиграть время и остаться у власти. Это породило раскол среди самых влиятельных сторонников режима, которые не могли договориться о том, как управлять или кто должен управлять Ливией.

Любая реалистичная оценка шансов Саифа в 2021 году требует обсуждения трещин, которые возникли еще до восстания 2011 года, главной из которых является глубокий разлад в самом сердце семьи Каддафи.

Когда семеро детей Каддафи достигли совершеннолетия в 1990-х годах, они вошли в избранный круг элиты, которая господствовала над экономическими институтами Ливии. Самодостаточный Мохаммед (1970), единственный ребенок Каддафи от его первой жены Фетхие, контролировал телекоммуникационный сектор Ливии и держался в стороне от политики. Гораздо менее скромными и предсказуемыми были сводная сестра Мохаммеда и пять сводных братьев, родившихся от второй жены Каддафи Сафии. Некоторые из них, например Мутассим (1974-2011) и Ганнибал (1975), получили ведущие военные функции, а также привилегии в бизнесе. То же самое произошло и с Саади (1973) после того, как в 2003 году положительный допинг-тест в Италии оборвал его карьеру профессионального футболиста.

От своих братьев и сестер сильно отличался Саиф аль-Ислам (1972), первый ребенок Сафии, который был любимцем своей матери. Подрабатывающий художником, получивший диплом инженера-градостроителя, Саиф никогда не занимался вопросами безопасности. В свои 25 он взял на себя гуманитарные обязанности. Вскоре Саиф и Мутассим стали соревноваться в финансовых схемах, и это соревнование впоследствии стало откровенно политическим.

В апреле 1999 года США и Великобритания, видя, что Ливия отказалась от терроризма, положили начало нормализации отношений, разрешив временно снять санкции Совета Безопасности ООН, введенные после взрыва в Локерби в 1988 году. Каддафи пришлось передать главного подозреваемого по этому делу, Абдельбасета аль-Меграхи, шотландскому трибуналу в Нидерландах.

В том же году Каддафи помог Саифу укрепить его гуманитарный фонд, создав и профинансировав целый ряд благотворительных организаций. Для всего мира автократ молчаливо представил молодого человека как своего потенциального преемника – не обязательно из подлинной убежденности, но потому, что он считал, что Саиф лучше всего подойдет для Запада.

Каддафи хотел большего, чем постоянное снятие санкций: он стремился к реинтеграции Ливии в международное сообщество, включая столь необходимые западные инвестиции в деградирующий энергетический сектор и разрушающуюся инфраструктуру страны. Однако такая реинтеграция потребовала бы большего, чем двусторонние переговоры о репарациях за террор и другие проблемы безопасности, которые Вашингтон считал своим главным приоритетом. Каддафи и его советники предполагали, что западные державы будут более открыты для улучшения отношений с Ливией, если его режим продемонстрирует признаки перехода к более мягкой, более либеральной форме правления. Таким образом, они сделали демонстративные шаги в сторону плюрализма в двух сферах: экономике и политике.

Аналогичная логика действовала и внутри страны, где поверхностное смягчение управления помогло Каддафи представить себя как представителя нового поколения ливийцев.

Используя Саифа для создания видимости политической и экономической либерализации, ливийский автократ был занят усилением контроля над сектором безопасности. Каддафи создал ряд сверхлояльных «батальонов», которые подчинялись непосредственно ему. Эти «катаэб» были созданы в противовес регулярным вооруженным силам, которые Каддафи недооснастил и маргинализировал из-за предыдущих попыток переворотов под руководством армии.

Здесь он также использовал своих сыновей. В 2000 году Мутассим, бывший студент-медик, получил в командование недавно созданное преторианское подразделение, 77-й танковый батальон, штаб-квартира которого располагалась недалеко от Баб аль-Азизии, обширного, похожего на дворец комплекса его отца. Мутассим расширил подразделение и перебросил его в другие районы. Он приказал своим бойцам проводить учения с боевыми патронами – необычная практика для такого молодого подразделения. Быстро растущий арсенал 77-го батальона в сочетании с привычкой Мутассима скрывать военные игры своего подразделения от военной полиции вызвали подозрения у высокопоставленных лиц в органах безопасности.

В 2001 году тогдашний начальник военной разведки Ливии Халифа Ахнейш доложил Каддафи, что его вспыльчивый сын Мутассим, возможно, планирует переворот. Более вероятно, что подразделение 27-летнего подполковника просто посягнуло на территорию самого Ахнейша. Но независимо от этого, Каддафи отнесся к делу серьезно и приказал разоружить 77-ю часть для проверки. Мутассим, который не был в тот момент со своими людьми, дистанционно приказал им стоять на своем, а сам укрылся в Египте. После напряженного противостояния собственные подразделения Каддафи силой захватили лагеря 77-й армии.

Правительство президента Египта Хосни Мубарака, друга старшего Каддафи, было вынуждено вмешаться в ситуацию в качестве посредника между Мутассимом и его отцом. Пока напряжение накалялось, молодой ливиец, лишенный своего батальона, оставался в квази-изгнании в Каире. Ему разрешалось сохранять лишь формальное воинское звание. В качестве компенсации Каддафи поставил своего младшего сына Хамиса (1983-2011) во главе совершенно нового батальона, 32-й усиленной бригады, расквартированной в стратегических точках вокруг столицы, включая близлежащий город Тархуна.

Тем временем лишенный возможности путешествовать Мутассим несколько лет жил в скуке в самых хипповых районах Каира.

Хамис показал себя грамотным в военном отношении, дисциплинированным и преданным своему отцу, он поддерживал хорошие отношения со всеми своими братьями и сестрами. Его 32-я бригада впоследствии стала ведущей силой страны, привлекая внимание иностранных государств, заинтересованных в укреплении военного потенциала Ливии, включая США и Великобританию. Однако Хамис, не интересовавшийся политикой, так и не смог заполнить пустоту, которую оставило в столице отсутствие Мутассима. Не удалось это и Саади, который занялся продвижением пуристского салафизма в Ливии.

Вскоре после того, как в декабре 2003 года США заключили с Триполи соглашение, согласно которому Ливия отказалась от программы по разработке оружия массового уничтожения в обмен на свою возможную реинтеграцию в международное сообщество, Каддафи расширил фонд Саифа. Он помог ему запустить комплексный проект реформ под названием Libya al-Ghad («Завтрашняя Ливия»), целью которого было продвижение модернизации страны в глазах внутренней и международной аудитории. Экономическая составляющая этого проекта включала в себя строительные проекты на десятки миллиардов долларов, в основном осуществляемые турецкими и китайскими конгломератами.

Запад хотел, чтобы Ливия открыла свои рынки и приватизировала свои предприятия, но Каддафи не терпел никаких реальных движений в этом направлении. Он настолько не хотел децентрализовать богатство своей страны, что не предоставил Саифу никакой свободы действий в экономической сфере, предпочтя предоставить ему скромную свободу действий на политическом фронте. Самой значительной из этих уступок было разрешение Саифу амнистировать некоторых ливийских исламистов.

Оттепель началась с горстки небольших символических подарков ослабленной политической партии, но позже она переросла в реабилитацию сотен непримиримых боевиков. В октябре 2004 года политические заключенные, обвиненные в принадлежности к «Братьям-мусульманам», объявили голодовку в печально известной крепости Абу-Салим. Триполи воспользовался этим инцидентом, чтобы продемонстрировать новую открытость режима к реформам. Каддафи уполномочил Саифа провести переговоры с лидерами «Братьев-мусульман», находящимися в изгнании в Англии и Швейцарии. В результате переговоров в сентябре 2005 года из тюрьмы Абу-Салим были освобождены несколько заключенных, помеченных как «Братья-мусульмане»; еще 84 человека были освобождены в следующем году.

Саиф обхаживал иностранную прессу, используя примирение правительства с исламистами как средство приобретения большего авторитета в ливийской политике. В интервью западным журналистам он преуменьшал значительное сопротивление, с которым сталкивались его шаги со стороны членов ближайшего окружения его отца.

Среди тех, кто выступал против реформ, был Мутассим, который после возвращения из Каира в 2006 году вступил в ожесточенное соперничество с Саифом. Каддафи вернул Мутассима, потому что не хотел, чтобы в его семье произошел раскол. В более узком смысле некоторые инсайдеры режима просили о присутствии Мутассима в качестве сдерживающего фактора реформистского натиска Саифа, который пользовался поддержкой нескольких либеральных политиков, таких как премьер-министр Шукри Ганем, министр иностранных дел Абдель Рахман Шальгам и большинство деятелей, связанных с усилиями «Ливия аль-Гад».

Хотя Каддафи-отец стремился казаться равноудаленным от двух братьев, он стал отдавать предпочтение Мутассиму, несмотря на неустойчивость последнего и его участие в попытках захвата власти. В основе каждого инцидента лежал протест Мутассима против того, что режим чрезвычайно уязвим. Вернувшись к своим инстинктам, существовавшим и до изгнания, он возродил свой 77-й батальон, увеличил его численность и незаметно приобрел оружие, в том числе западного производства.

Были моменты, когда Каддафи сдерживал Мутассима, казня его подчиненных и закрывая базу «Кэмп 77». Но, за исключением нескольких небольших инцидентов, лидер оставлял Мутассима в Триполи. Поддерживаемый египтянами сын стал жизненно важной опорой хрупкого равновесия режима. Он получил поддержку от лидеров Революционного комитета (полуформальных местных органов власти), таких как Мохаммед аль-Мадждуб, и других консерваторов, таких как министр образования Ахмед Ибрагим. Что связывало этих деятелей с Мутассимом, так это их общая привязанность к статус-кво и антипатия к политическому исламу. Они боялись, что реформы Саифа могут возродить исламистские сети, стоявшие за неудачным, но амбициозным планом повстанческого движения на северо-востоке Ливии в середине 1990-х годов. Эти сети были ликвидированы только благодаря жестким репрессиям.

Со временем антагонизм двух братьев стал главной идеологической дилеммой, стоявшей перед режимом Каддафи. Стремление Мутассима к жесткому авторитаризму было последовательным. Этого нельзя было сказать о Саифе, выступавшем за более мягкий режим правления. Сделав эту риторику своим методом борьбы за власть, Саиф, похоже, забыл о противоречивости собственного статуса: либеральный сын деспота, не желающий отказываться от власти. Хуже того, значительное разочарование ливийского населения тем, как управляется страна, означало, что если система отойдет от авторитаризма, как предписывал Саиф, то не будет никакой гарантии, что он или любой член семьи Каддафи сможет остаться в Ливии.

В любом случае повторяющиеся призывы Саифа к конституции, демократии и сменяемости правительства начали вызывать беспокойство. Чтобы успокоить Революционные комитеты и остальную старую гвардию, Каддафи национализировал спутниковый телеканал Саифа. Однако он не отобрал у него остальную «Ливию аль-Гад» – верховное руководство понимало, что Саиф представляет собой определенную надежду для молодежи страны.

К октябрю 2008 года «Ливия аль-Гад» оправдала почти все ожидания Каддафи. Госсекретарь США Кондолиза Райс лично посетила Триполи; был утвержден пост посла США в Ливии; юридическая ответственность Ливии по делам о терроризме в США была снята благодаря полной выплате компенсаций жертвам. Иностранные компании возвращались, и началось сотрудничество с западными державами в сфере безопасности. После снятия санкций и роста цен на нефть условия жизни в Ливии улучшились.

Но Саиф был захвачен своим собственным импульсом. Возможно, потому что он хорошо говорил по-английски и учился в Европе, получив (спорную) докторскую степень в Лондонской школе экономики, он пользовался благосклонным вниманием западных СМИ, которые часто представляли его как законного наследника. Но в коридорах власти Триполи все было иначе. Каддафи никогда не назначал Саифа своим преемником и никогда не наделял его полномочиями официального представителя правительства. Однако он назначил Мутассима на должность советника по национальной безопасности.

Растущее напряжение между двумя братьями редко оценивалось иностранными наблюдателями; лишь косвенные намеки время от времени просачивались во внешний мир. В течение нескольких месяцев оба мужчины получили личную аудиенцию у Райс в Вашингтоне. В конце 2008 года, за несколько недель до ухода с поста президента Джорджа Буша-младшего, Саиф провел короткую встречу с Райс – правда при условии, что сначала он встретится с представителями правозащитных организаций.

Как только Барак Обама вошел в Белый дом, настала очередь Мутассима быть принятым в Вашингтоне. Госсекретарь Хиллари Клинтон позировала с ним на публике и лишь вскользь затронула тему прав человека и необходимости политических реформ, позволив разведывательному сообществу сделать акцент на сотрудничестве в борьбе с терроризмом. Мутассим, чьей специализацией была сфера безопасности, чувствовал себя ободренным таким почтительным приемом.

Тем временем Саиф, несмотря на провозглашенный им уход из политики в 2008 году, продолжал некоторые из своих действий под все более рассеянным взглядом своего стареющего отца. Тем временем его «Ливия аль-Гад» стала подвержена растущему влиянию Турции и Катара. Оба государства имели давние связи с известным ливийским исламистом и диссидентом Али аль-Саллаби, базирующимся в Дохе.

В 2008 году Саллаби вместе с Саифом убедил Триполи освободить 90 членов воинствующей джихадистской организации, Ливийской исламской боевой группы (LIFG), из Абу-Салима. Неудивительно, что этот шаг по реабилитации жестких исламистов разозлил Мутассима и его консервативных сторонников.

Саиф смог продолжить работу с исламистами благодаря поддержке Абдуллы аль-Сенусси, в то время возглавлявшего военную разведку Ливии. Аль-Сенусси, который также был шурином и правой рукой Каддафи, славился своей беспощадностью по отношению ко всем диссидентам. Однако к середине 2000-х годов аль-Сенусси уже не считал ливийских исламистов угрозой. Он считал, что эти все еще не умершие враги после многих лет, проведенных в его темницах, стали управляемыми.

Были и другие причины, по которым аль-Сенусси, член могущественного племени мегарха, защищал работу Саифа. Он не только был заинтересован в возможностях хищения, которые предоставляла «Ливия аль-Гад», но и стремился помочь восстановить честь своего племени, добившись освобождения осужденного террориста из Локерби – Меграхи – из шотландской тюрьмы. В августе 2009 года Саиф добился освобождения больного аль-Меграхи благодаря помощи Катара.

Но способность аль-Сенусси использовать Саифа в своих интересах вызвала недовольство племени Каддафи – каддафа.

Под влиянием Катара Саиф удвоил темпы переговоров, в результате которых в 2010 году были освобождены еще сотни членов LIFG, включая их лидера Абд аль-Хакима Бельхаджа. Дипломатически изобретательная (и финансово щедрая) активность Дохи создала вокруг Саифа ореол успеха. Но у молодого, мягко говорящего «не-Каддафи», как окрестила его газета The New York Times, не было четких планов…

Противоречия между Мутассимом и Саифом способствовали разрозненной реакции режима на восстание 2011 года. Они обострились вечером 20 февраля 2011 года, как раз перед тем, как Саиф выступил по телевидению с долгожданным обращением к нации. Его полуночная речь могла поставить Ливию на путь примирения. Но Мутассим, поддерживаемый своим отцом, заставил Саифа быть непреклонным, вызывающим и воинственным – и Саиф подчинился. После нескольких примирительных замечаний его монолог перешел в крещендо угроз. Поклявшись «сражаться до последнего мужчины, женщины и пули», он дал понять ливийцам и иностранным государствам, что вся его работа по реформированию за предыдущее десятилетие не имеет юридической силы. Саиф бесповоротно присоединился к мировоззрению Мутассима.

После падения Триполи в августе 2011 года Каддафи и Мутассим отправились в Сирт, прибрежный город в 280 милях к востоку, а Саиф, один, с несколькими телохранителями, спрятался в Бани-Валиде, другом убежище лоялистов, расположенном в глубине страны, ближе к столице. В тот же день, когда Сафия, Мухаммед, Ганнибал и их сестра Айша (1976) бежали в Алжир, авиаудар НАТО убил Хамиса в Тархуне, где он все еще сражался с повстанцами. В конце лета, вскоре после того, как Саади выехал в Нигер, Саиф и Мутассим в последний раз пересеклись в Бани-Валиде, куда Мутассим приехал для встречи с лидерами города. Заметив непрошеное присутствие своего старшего брата, Мутассим обвинил его в том, что он помогал тем самым деятелям, ливийским и иностранным, которые сейчас разрушают режим.

В следующем месяце повстанцы, поддерживаемые НАТО, убили Мутассима и его отца, когда те пытались покинуть осажденный Сирт. До этого Саифу удалось покинуть Бани-Валид и уйти в ливийскую Сахару. Повстанцы Зинтана захватили его возле Авбари в ноябре 2011 года.

Каддафи до конца уклонялся от решения проблем, связанных с преемственностью. На протяжении 2000-х годов он просто уравновешивал амбиции своих сыновей, часто играя на стороне одного против другого. А на последних этапах правления режима покойный Мутассим был, пожалуй, более вероятным наследником.

Теперь, 10 лет спустя, распространенное мнение гласит, что разочарование населения в хаосе Ливии после 2011 года будет достаточным для того, чтобы вызвать всплеск поддержки Саифа, главного из оставшихся в живых сыновей погибшего диктатора. Это подразумевает, что ностальгия ливийских граждан по прежнему режиму или просто оптимизм по поводу способности Саифа учиться и развиваться станут основой энтузиазма по поводу его возвращения в национальную политику.

Но это предположение нереалистично: жертвы и противники режима Каддафи не забыли, что в начале гражданской войны бывший прогрессист Саиф встал на сторону своего отца и Мутассима. Что касается сторонников режима, то многие из них были недовольны действиями Саифа в 2000-х годах. Некоторые старейшины племен, лидеры Революционного комитета и руководители служб безопасности эпохи до 2011 года имеют вес и сегодня. И точно так же, как в конце 2000-х годов, им был нужен Мутассим, сегодня им нужен такой же жесткий лидер «зеленых», способный командовать вооруженной коалицией и объединить племена и вождей сил безопасности. Это никогда не было сильной стороной Саифа. Кроме того, часть лоялистов помнит, что Саиф проложил дорогу антикадафистам и оппортунистам, которые в конечном итоге свергли режим в 2011 году.

У некоторых все еще активных «зеленых» может возникнуть соблазн использовать Саифа в качестве фигуры, с помощью которой можно было бы попытаться создать иллюзию сплоченности, – трюк, который также может быть использован генералом Халифой Хафтаром, командующим на востоке Ливии, или даже его соперниками в западном городе Мисурата. Но это будет в лучшем случае неглубокая и эфемерная позиция, которую, быть может, займет Саиф.

В целом немногие лидеры фракций в сегодняшней Ливии забыли, чего им может стоить непоследовательность Саифа. Если, несмотря на розыск Международным уголовным судом, Саифу удастся вновь выйти на политическую арену страны, ему будет трудно предстать в качестве авторитетного носителя какого-либо конкретного набора ценностей. Как бы он ни стремился к актуальности, она скорее всего останется вне его досягаемости.