Война слов Байдена и Путина…
Путин уже давно позиционирует себя в качестве глобальной оппозиционной фигуры и теперь сможет почувствовать себя одним из российских оппозиционных политиков, с которыми власти отказываются вступать в контакт, опасаясь создать политический эквивалент.
Существует несколько способов интерпретации решения президента США Джо Байдена ответить “да”, когда журналист спросил его, считает ли он Путина убийцей. Прежде всего, Байден показал, что внутренняя политика для него важнее международных отношений. Самой насущной заботой нового президента было избежать двусмысленности.
В интервью 2017 года тогдашний президент США Дональд Трамп ответил на аналогичный вопрос, стараясь быть более дипломатичным: “убийц очень много. Вы думаете, наша страна так невинна?” — сказал он своему интервьюеру. Трамп не стал прямо отвергать утверждение вопрошающего о том, что Путин-убийца, но сумел смягчить его ответ. Попав в ту же журналистскую ловушку, Байден установил максимальную дистанцию между собой и Трампом. В отличие от своего предшественника, новый президент показывает, что не будет потакать диктаторам: он честен, прямолинеен и, если понадобится, назовет злодея злодеем.
Резкая оценка Байдена должна была показать остальному миру, что Соединенные Штаты возвращаются к мировому лидерству, основанному на высоких моральных стандартах. Это должно быть встречено особым одобрением со стороны союзников США, которые находятся под давлением России: Байден не будет заключать сделки с Путиным за их спиной. Пока Байден не боится обвинять Путина, он не боится Путина—или России—и не будет беспокоиться о том, что они думают о нем. А это значит, что союзники США, защищающие границы Запада, могут быть спокойны.
Трамп, возможно, считался пропутинским президентом, но именно Байден фактически сделал несколько вещей, желаемых Россией (и оставленных Трампом без внимания): он продлил новый договор СНВ, вернулся к иранской сделке и изменил позицию США в отношении газопровода «Северный поток-2».
Байден явно делает это не для того, чтобы выслужиться перед Россией или потому, что ему нравится Путин. Они были достигнуты потому, что, в отличие от Трампа, Байден обещал проконсультироваться с европейскими союзниками Америки (немцы хотят совместить наказание для России с завершением строительства «Северного потока»), а также потому, что в некоторых областях американские интересы совпадают с российскими. Байден, очевидно, считает необходимым все это предельно прояснить.
Поскольку Байден был одним из архитекторов неудачной “перезагрузки” с Россией во время первого президентского срока Барака Обамы, для него важно дать понять, что ни общий интерес, ни работа над конкретными направлениями политики не означают, что новая перезагрузка близка. Для президента Байдена важно дистанцироваться не только от экс-президента Трампа, но и от своего собственного вице-президента десятилетней давности.
В характеристике Байдена о Путине заметно желание отплатить российскому лидеру тем же. Называть иностранного лидера “убийцей” — это, без сомнения, эскалация. Но Байден, скорее всего, думает, что это покажет Путину, что такое поведение больше не будет работать.
Со времени печально известной речи Путина на Мюнхенской конференции по безопасности в 2007 году—и, возможно, даже до этого—эскалация была одним из самых важных видов оружия в арсенале Путина. Раз за разом он вводил Запад в заблуждение неожиданно яростными заявлениями или агрессивными действиями и подавал домашнюю правду в больших долларах, ставя западных лидеров перед одним свершившимся фактом за другим. И теперь Байден действовал в том же духе: выдавал суровую правду, не увязая в дипломатических тонкостях. Теперь мяч твердо стоит на Московском корте.
Путин-не только мастер эскалации, но и деэскалации. Когда он чувствует себя уверенно или хочет сгладить проблему, он с готовностью подставляет другую щеку. Именно в этом духе он отказался пропорционально реагировать на высылку Обамой российских дипломатов в начале 2017 года, тем самым протянув руку дружбы тогдашнему избранному президенту Трампу. Точно так же он игнорирует агрессивные заявления украинских президентов, рассматривая их как побочный продукт украинской внутренней политики.
На самом деле Путин может воспринять неожиданную резкость слов Байдена как признак слабости, а не силы американского президента: признак беспокойства Байдена и необходимости проявить себя перед другими.
Когда это произошло, публичный ответ Путина Байдену был примером его шутливой, драчливой деэскалации. Его ответ состоял из трех частей: политический троллинг, лекция по истории и приглашение к дебатам. Во-первых, он напомнил Байдену о его возрасте (предположив, что у Байдена слабое здоровье и что такой старый человек, как он, не должен так сильно волноваться) и использовал детскую реплику (в духе “нужно знать одного”), чтобы в шутку предположить, что на самом деле именно Байден был убийцей. Во-вторых, он прочитал любительскую лекцию по истории, которую любит читать Путин, и это следует рассматривать как самую серьезную часть его ответа: Путин не шутит с историческим анализом. Третья часть ответа Путина была самой оригинальной. Несмотря на то, что он известен как неприятие интернета, Путин неожиданно предположил, что Байдену может понравиться виртуальная публичная дискуссия с ним, а не частный телефонный звонок по защищенной линии.
По сути, Путин приглашает Байдена повторить свои обвинения в лицо Путину. Конечно, Байден не согласится, и такие дебаты будут расценены в Соединенных Штатах как ловушка Путина, которая не приличествует должности президента США. Путин уже давно позиционирует себя в качестве глобальной оппозиционной фигуры и теперь сможет почувствовать себя одним из российских оппозиционных политиков, с которыми власти отказываются вступать в контакт, опасаясь создать политический эквивалент.
В то же время вряд ли российский президент когда-либо ожидал, что Байден согласится на его предложение. Несмотря на то, что этот обмен репликами выглядит как серьезное ухудшение американо-российских отношений, обе стороны фактически уйдут довольными тем, как они вели себя в сложной ситуации. И это хороший повод надеяться, что эта конкретная конфронтация не пойдет дальше.