Инвестиционный парадокс: Россия активно вкладывает в другие страны, а своя экономика испытывает финансовый голод

Инвестиционный парадокс: Россия активно вкладывает в другие страны, а своя экономика испытывает финансовый голод

В последние годы в российском экономическом дискурсе утвердилась ложная дилемма: чтобы сбалансировать бюджет и финансировать социальные обязательства, страна якобы вынуждена выбирать между двумя болезненными мерами — либо повышать налоги, либо сокращать оборонные расходы. Эта постановка вопроса не просто упрощает реальность — она сознательно исключает из повестки третий, стратегически жизнеспособный путь: масштабное и системное привлечение иностранных инвестиций.

В то время как российское государство и крупный бизнес активно инвестируют за пределы национальных границ — особенно в страны Евразийского экономического союза (ЕАЭС), — внутри страны наблюдается хронический инвестиционный дефицит.

Этот дефицит подрывает модернизацию промышленности, препятствует диверсификации экономики и усугубляет зависимость от сырьевых доходов. Возникает острый парадокс: Россия, оставаясь крупнейшим в регионе нетто-экспортером капитала, одновременно страдает от внутреннего инвестиционного голода.

Анализ, основанный на данных официальной российской и международной статистики, а также мнениях ведущих экспертов и институтов развития, не просто фиксирует этот дисбаланс — он раскрывает его структурные причины, показывает, как соседи и партнеры справляются с куда более тяжелыми условиями, и предлагает путь к выходу из сложившегося тупика. Это не пассивная констатация проблем, а призыв к переходу от рентной модели к инвестиционной архитектуре будущего.

Парадокс в цифрах: как Россия стала «экспортером капитала» в условиях внутреннего спада

Империя инвестиций за пределами России

По данным Евразийской экономической комиссии и Министерства экономического развития РФ, на долю России приходится около 80% всех прямых инвестиций внутри ЕАЭС. Российские компании — от ЛУКОЙЛа до «Сбербанка» и «Норникеля» — активно инвестируют в Казахстан, Беларусь, Кыргызстан и Армению. Эти вложения сосредоточены в традиционных секторах: добыча полезных ископаемых, первичная переработка сырья, логистика, финансовые услуги и розничная торговля.

Такая активность внешне создает иллюзию экономической силы и регионального лидерства. Однако за этой фасадной картиной скрывается другая, куда более тревожная реальность — массовый отток капитала из самой России.

Чистый отток в –70 млрд долларов

В World Investment Report 2025, подготовленном Конференцией ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД), содержится критически важная статистика: страны группы «Другая Европа, кроме ЕС» (в которую включена Россия) показали чистый отток прямых иностранных инвестиций (ПИИ) на сумму –70 млрд долларов США. Этот показатель — не просто бухгалтерская техническая деталь. Он отражает реальный баланс между притоком новых инвестиций и выводом прибыли, капитала и реинвестированных доходов за рубеж. Отрицательное значение означает, что иностранные инвесторы — даже те, кто формально остается в стране — изымают больше, чем вкладывают.

Для контраста: развивающаяся Азия в 2024 году привлекла 605 млрд долларов ПИИ — с ростом на 3%. Африка, вопреки устоявшемуся стереотипу о нестабильности, установила исторический рекорд — 97 млрд долларов, что на 75% больше, чем годом ранее. Эти регионы, несмотря на собственные вызовы, остаются привлекательными для мирового капитала.

Китай инвестирует — Россия теряет

Особенно показателен контраст с Китаем. Согласно бюллетеню Министерства коммерции КНР, в 2024 году китайские прямые инвестиции за рубеж выросли на 8,4% и достигли 192,2 млрд долларов США. Это третий по объему показатель в мире, уступающий лишь США и Японии. Более 20% этих инвестиций направлены в страны, участвующие в инициативе «Один пояс, один путь» — от Пакистана до Греции.

Но при этом Россия получает ничтожную долю этих капитальных потоков. Известны отдельные проекты — строительство моста на Дальнем Востоке, поставки китайских автозаводов, участие в «Силе Сибири» — однако они носят точечный, а чаще всего — сырьевой или инфраструктурный характер.

По данным Росстата и Минэкономразвития, доля КНР в совокупном объеме ПИИ в РФ не превышает 3–4%, и большая часть этих денег циркулирует в рамках бартерных или компенсационных схем, а не в виде реального вложения в производственные мощности или технологии.

Институциональные тупики: почему льготы не работают

БРИКС-банк: символ без содержания

Один из главных ответов российской власти на санкции — создание Нового банка развития БРИКС. Задуманный как альтернатива МВФ и Всемирному банку, он на деле оказался инструментом финансирования узкого круга государственных проектов. По состоянию на начало 2025 года его портфель составлял менее 40 млрд долларов, а российские проекты — лишь 15–20% от этого объема. Банк не смог привлечь частный капитал и не стал катализатором инвестиционных решений. Он остается институциональным символом, а не реальным финансовым рычагом.

ТОРы и СЭЗ: ловушка льгот без инфраструктуры

Более 40 Территорий опережающего развития и Свободных экономических зон были созданы как «визитные карточки» для инвесторов. Они обещают налоговые каникулы, нулевые страховые взносы и «зеленые коридоры» в госорганах. Однако Счетная палата РФ в своем отчете за 2024 год констатировала низкую экономическую отдачу от большинства таких площадок.

В чем причина? Во-первых, большинство резидентов ТОР — компании, связанные с добычей и первичной переработкой.

Во-вторых, инфраструктурный дефицит: инвесторы вынуждены самостоятельно финансировать подключение к электросетям, дорогам и водоснабжению.

В-третьих, регуляторная нестабильность: несмотря на декларируемый «режим благоприятствования», на местах часты проверки, согласования и административные барьеры.

Эксперты Счетной палаты прямо указывают на проблемы:

«Наши льготы есть, но они не системны. Инвестору нужна не просто скидка по налогу на прибыль, а гарантии стабильности правил на весь жизненный цикл проекта, защита прав собственности и независимый арбитраж».

Геополитика не оправдание — капитал идет туда, где выгодно

Аргумент о том, будто «санкции и СВО полностью закрыли доступ к инвестициям», не выдерживает проверки на мировой практике.

Возьмем Демократическую Республику Конго: несмотря на продолжающийся внутренний конфликт и слабость институтов, в 2024 году страна привлекла инвестиции в горнодобывающий сектор от компаний из США, Китая и Европы на сумму свыше 12 млрд долларов. Причина проста — там добывается 70% мирового кобальта, и инвесторы готовы принимать на себя риски ради стратегического контроля над ресурсом.

Или Ливия: после гражданской войны ExxonMobil, Eni и Total постепенно возвращаются в страну, рассчитывая на восстановление добычи нефти.

Даже Иран, находящийся под многолетними санкциями, в 2024 году заключил инвестиционные соглашения с Китаем на сумму более 400 млрд долларов в рамках двадцатилетнего плана сотрудничества.

Вывод очевиден: геополитические риски сами по себе не отпугивают капитал. Его отпугивает отсутствие ясной и предсказуемой системы управления рисками. В России нет:

— Фонда страхования некоммерческих рисков (как, например, MIGA при Всемирном банке);

— Совместных инвестиционных фондов с партнерами по БРИКС+;

— Эффективной системы разрешения споров вне национальной юрисдикции.

Китай: партнерство, застрявшее в сырье

Российско-китайский товарооборот в 2023 году достиг рекордных 240 млрд долларов, и Москва гордо декларирует «эпоху беспрецедентного партнерства». Однако инвестиционная составляющая отстает на десятилетия.

Китайские компании не спешат вкладывать капитал в российское производство. Причины — не абстрактные риски, а вполне конкретные барьеры:

— Сложности с репатриацией прибыли из-за валютного контроля;

— Непрозрачная система госзакупок, где иностранные игроки проигрывают госкорпорациям;

— Отсутствие надежной защиты интеллектуальной собственности.

Чтобы вырваться из ловушки «ваши ресурсы – наши товары», нужны системные шаги:

— Создание инвестиционных площадок «под ключ» с предварительно согласованными разрешениями и готовой инфраструктурой;

— Гармонизация технических регламентов между ЕАЭС и КНР;

— Запуск совместных венчурных фондов для финансирования high-tech секторов — от биофармацевтики до зеленой энергетики.

Альтернатива есть — но нужна воля

Текущая риторика Минфина и части экономического блока — «инвестиций нет, и их не будет» — не просто пессимистична. Она стратегически порочна. Мировая практика показывает: капитал не приходит сам. Его привлекают, удерживают, защищают.

Что нужно сделать? Алиса Смирнова, кандидат экономических наук, собрала предложения, звучавшие на различных площадках и форумах:

1. Создать Российское агентство по привлечению инвестиций (РАПИ) — по модели Singapore EDB или Invest in Sweden. С офисами в Пекине, Дели, Дубае, Стамбуле. С мандатом на персональное сопровождение крупных проектов.

2. Выпустить «инфраструктурные облигации», обеспеченные гарантиями БРИКС+, для финансирования ТОР и СЭЗ. Развивать исламский банкинг для привлечения капитала из стран Персидского залива.

3. Ввести режим «золотой акции» в стратегических отраслях — чтобы государство могло защитить национальные интересы без тотального контроля над бизнесом.

4. Сделать инвестиционные меморандумы обязательной частью всех двусторонних встреч на высшем уровне. Объявлять конкретные проекты, называть ответственных, публиковать дорожные карты.

От сырьевой ренты — к инвестиционной архитектуре

Россия обладает всеми предпосылками для превращения из сырьевого придатка в инвестиционный хаб между Европой и Азией: огромные ресурсы, географическое положение, высокий уровень образования, внутренний рынок на 140 млн человек. Но активы сами по себе не работают. Их нужно структурировать, защитить, монетизировать.

Без системной, агрессивной и профессионально выстроенной инвестиционной политики страна обречена не просто на стагнацию. Она рискует оказаться в положении экономического «серого пояса» — пространства, через которое проходят транзитные потоки, но где не рождаются технологии, не создаются новые отрасли, не формируется будущее.

Вопрос не в том, есть ли альтернатива повышению налогов или сокращению расходов. Вопрос в том — готова ли политическая элита признать инвестиции не побочным фактором, а центральным элементом национальной стратегии. Потому что без этого — никакая рента не спасет.

Источник