Спасли экономику от «перегрева». Теперь главное — успеть «поймать» ее при падении в пропасть

Спасли экономику от «перегрева». Теперь главное — успеть «поймать» ее при падении в пропасть

Росстат зафиксировал то, что давно стало очевидным для наблюдателей: российская промышленность вступила в фазу устойчивого спада, но о чем власти не говорили. И даже Путин на «прямой линии» не использовал таких слов. По мнению руководителей страны, учившихся еще у царя Гороха, все идет в нужном направлении: экономику спасли «от перегрева», инфляцию почти победили, а издержки в виде падения производства, торможения развития страны несущественны.

Ноябрь 2025 года ознаменовался падением промышленного производства на 0,7% в годовом выражении и на 4,1% — по сравнению с предыдущим месяцем. За редкими исключениями — в основном связанными с оборонкой и секторами, живущими за счёт государственного заказа — индустрия гаснет.

Производство автомобилей сократилось на 23,6%, стройматериалов — на 8,4%, кожаных изделий — на 13,4%. Добыча полезных ископаемых, традиционный локомотив российской экономики, сжалась на 1,5%. В таких условиях рост ВВП в 1% за одиннадцать месяцев выглядит не как признак стабильности, а как иллюзия, поддерживаемая статистическими лазейками и календарными извинениями.

Ирония ситуации в том, что именно эта иллюзия — «мягкое торможение», «структурная модернизация», «плавный переход» — и есть главный продукт экономической политики, которую по-прежнему проводит ядро либерального блока при полном отсутствии контроля со стороны национально ориентированных сил.

Эта политика, построенная на методиках 1990-х и адаптированная к современным реалиям лишь в декоративных целях, продолжает топить экономику под видом её «оздоровления».

Системные либералы, прочно укоренившиеся во власти под вывеской «технократов», упорно игнорируют простую истину: промышленность — это не просто сектор экономики, а фундамент национального суверенитета. Когда доля обрабатывающих производств в ВВП не растёт, а фактически заморожена (рост за 11 месяцев — 2,6%, и то за счёт ОПК и авиастроения), когда гражданские предприятия массово закрываются или сворачиваются до минимума — это не «структурная перестройка», а деградация основ производственной базы. Российская экономика постепенно превращается в гибрид колониального сырьевого придатка и оборонного анклава, изолированного от остального общества.

При этом рост в ОПК и производстве электроники (+13%) — результат не рыночных стимулов, а чрезвычайного государственного финансирования. Это успех не либеральной политики, а её прямое опровержение: только при жёстком директивном вмешательстве государства в условиях внешней блокады удаётся сохранить хоть какие-то островки технологического суверенитета. Но либералы продолжают настаивать на том, что «рынок сам всё наладит», при этом не предлагая никакой стратегии для гражданского сектора, кроме молчаливого согласия на его сворачивание.

Одной из отличительных черт экономического курса последних лет стало полное отсутствие долгосрочной стратегии. Минэкономразвития, по сути, перестало быть министерством в классическом смысле и превратилось в офис по сглаживанию статистических неровностей. Его откровения о «календарном факторе» — не просто бюрократическая уловка, а метафора всей модели управления: вместо того чтобы признавать системный кризис, власти подгоняют объяснения под цифры, которые уже нельзя скрыть.

При этом в условиях, когда реальная экономика (особенно малый и средний бизнес) страдает от высоких ставок, нестабильного курса и растущих административных барьеров, либеральные экономисты продолжают настаивать на «структурной инфляции» и «ограничении бюджетной экспансии». Их рецепт сводится к единственному: ничего не делать, пока кризис не «выжжет» всё лишнее. Но в условиях, когда «лишним» оказывается автомобильная промышленность, производство стройматериалов, лёгкая промышленность — то есть те отрасли, которые обеспечивают миллионы рабочих мест, — такой подход превращается в социально разрушительную политику.

Рост в оборонке и высокотехнологичных секторах выглядит особенно цинично на фоне массового падения уровня жизни. Если производство лекарств (+15,6%) и металлоизделий (+13,9%) действительно связано с реальным спросом, то авиастроение и другие отрасли ОПК — это продукт военного бюджета, не дающего мультипликативного эффекта для гражданской экономики.

Государство тратит колоссальные средства на поддержание оборонного сектора, но не создаёт механизмов его «перелива» в гражданские технологии. В отличие от Китая или даже Индии, где ОПК интегрирован в национальную промышленную систему, в России он остаётся замкнутой экосистемой с минимальной отдачей для общества.

При этом бюджет, напряжённый из-за роста военных расходов, не находит ресурсов для поддержки умирающих отраслей, модернизации ЖКХ или повышения зарплат учителей и врачей. Вместо этого предлагается «оптимизация» — эвфемизм для сокращения социальных обязательств. Это не баланс, а дисбаланс, искусственно поддерживаемый за счёт будущих поколений.

Сейчас в экспертных кругах, близких к власти, всё чаще звучит тезис о «необходимости избежать перегрева экономики». Однако то, что либералы называют «перегревом», — это на самом деле редкие попытки государства вырваться из ловушки стагнации. Каждый раз, когда появляется даже минимальный импульс к росту — будь то расширение госпрограмм, рост социальных расходов или поддержка импортозамещения — тут же следует предостережение: «осторожно, инфляция!». Таким образом, любая инициатива, направленная на реальное улучшение жизни граждан, блокируется под предлогом макроэкономической стабильности.

Но стабильность ради стабильности — это путь к застою. В условиях, когда мировая экономика переходит к новым технологическим и геополитическим парадигмам, политика «холодного торможения» становится формой экономического самоубийства. Она сохраняет внешние показатели, но разрушает внутреннюю ткань экономики, лишая её гибкости, диверсификации и способности к инновациям вне узкого военного контекста.

Спасти экономику можно, но только если отказаться от догматизма, который мешает видеть реальность. Нужна не «гибкость», а стратегическая жёсткость: приоритет на развитие обрабатывающей промышленности, защита внутреннего рынка, инвестиции в человеческий капитал, а не только в вооружение. Необходимо вернуть промышленную политику в центр экономической повестки, а не оставлять её на откуп частным интересам или оборонным ведомствам.

Системные либералы, чья методология исчерпала себя ещё в 2008 году, сегодня не просто ошибаются — они сознательно блокируют любые попытки перехода к суверенной, социально ориентированной модели развития. Их политика — это не адаптация к вызовам времени, а упорное повторение ошибок прошлого под новыми лозунгами.

Россия сегодня находится в пикировании. И задача власти — не просто «подхватить в пикировании», а сменить пилота. Пока же у руля остаются те, кто считает, что достаточно лишь снизить скорость падения, чтобы считать это полётом.

Источник