Ни количества, ни качества: России оказалось не нужно столько инженеров, да еще с такой подготовкой
В последние годы российская образовательная и экономическая повестка настойчиво продвигает тезис о нехватке инженерных кадров. Президентские указы, нацпроекты, распоряжения Минобрнауки, федеральные целевые программы — всё это направлено на «технологический прорыв» через массовое «выращивание» инженеров. Однако недавний доклад Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (ВШЭ) ставит под сомнение саму основу этой политики.
Авторы приходят к заключению, что миф о дефиците инженеров — именно миф, не подтверждённый реальными рыночными данными. Более того, Россия сегодня выпускает инженеров больше, чем когда-либо за последние три десятилетия, но при этом почти половина из них не работает ни в инженерии, ни даже в смежных технических отраслях.
Инженер как миф: от Баумана до LMS с галочками
В советской цивилизации инженер был не просто профессией — он был архетипом. Это был человек, способный «соорудить станок из подручных средств на коленке», «рассчитать траекторию спутника на логарифмической линейке», «запустить завод в тайге без дорог и связи». Инженер — это был человек, который верил в будущее, потому что сам его строил. Его диплом открывал не только двери в цех, но и в элиту: директор завода, министр, академик — сначала все они прошли через чертежную доску и расчетную тетрадь.
Сегодняшний «инженер» — это иной архетип. Он — выпускник заочной формы обучения в региональном вузе с проходным баллом 54 по математике, работающий курьером в СберЛогистике, но формально «трудоустроенный по специальности» благодаря тому, что в трудовой книжке значится ООО «ИнжТехСервис».
Его диплом — не свидетельство компетенции, а социальный компенсатор: бумага, которую можно предъявить родителям, государственным чиновникам и самому себе как доказательство того, что ты «не без образования».
Именно этот разрыв между советским мифом инженера и постсоветской реальностью массового дипломного производства и лежит в сердце нынешнего кризиса. Власть, пытаясь реанимировать имперский образ «технократического величия», начинает с самой доступной части — с цифр.
Увеличить выпуск инженеров — легко. Повысить качество школьного образования — трудно. Создать условия для роста гражданского машиностроения — почти невозможно. Поэтому страна выбирает путь имитации: если мы назовём достаточно много людей инженерами, может быть, инженерное мышление как-то само возникнет?
Но мифы не работают без материальной основы. И когда доклад ВШЭ говорит, что каждый четвёртый выпускник — инженер, а 41% из них работают без применения высшего образования, это не просто статистика. Это приговор всей модели, построенной на формальных показателях вместо содержательного развития.
Школа как первая жертва: откуда берутся «неучи с дипломами»
Проблема начинается задолго до вуза. За последние двадцать лет российская школа системно деградировала в преподавании точных наук. По данным Центра мониторинга образования Рособрнадзора (2023), в 41% сельских школ и 28% городских школ малой численности нет учителей физики с профильным высшим образованием. Химию и информатику зачастую ведут педагоги по совместительству — с дипломами историков или филологов.
Результат предсказуем: средний балл ЕГЭ по профильной математике в 2024 году составил 47,2. Для сравнения: в 2009 году, в первый год введения экзамена, он был 49,5 — и тогда уже считался катастрофически низким. Сегодняшний абитуриент, набравший 55 баллов по математике и 50 по физике, считается «успешным кандидатом» на инженерные направления в большинстве региональных вузов.
Между тем, по оценкам профессоров МФТИ и МИСиС, порог минимальной математической грамотности для освоения сопромата, ТОЭ или термодинамики — не ниже 70 баллов.
Таким образом, система намеренно допускает в инженерное образование людей, которые объективно не способны освоить его базовые дисциплины. Это не ошибка — это политика. Минобрнауки, под давлением указов и поручений, обязано показывать рост выпуска по «приоритетным» направлениям.
Вузы, в свою очередь, заинтересованы в количестве студентов — каждый приносит нормативное финансирование. В итоге рождается порочный круг: школа не готовит, вуз принимает кого угодно, студент учится «для галочки», а работодатель не берёт его даже на стажировку.
Промышленность, которая не растёт: кого готовить, если некому работать?
Но даже если бы качество подготовки было высоким, экономика не смогла бы принять такое количество инженеров. Здесь мы сталкиваемся с ещё более глубокой проблемой — с индустриальной стагнацией.
С 2014 года и особенно после 2022 года российская экономика всё больше ориентируется на оборонно-промышленный комплекс (ОПК). По данным Федеральной службы государственной статистики, в 2024 году доля ОПК в общем объёме промышленного производства достигла 29%, в то время как в 2010 году она не превышала 12%. Это означает, что две трети промышленности либо тормозят, либо сокращаются.
Гражданское машиностроение практически остановлено. ОПК, в свою очередь, не нуждается в массовых кадрах. Он требует узких специалистов высочайшего уровня — и рекрутирует их из МФТИ, МИФИ, НГТУ, Томского Политеха. Эти вузы принимают абитуриентов с суммарным баллом 250+, имеют собственные НИИ, КБ, полигоны. Их выпускники — это 5–7% от общего потока инженеров. Остальные 93% — «лишние».
Таким образом, государство готовит инженеров не для реальной экономики, а для статистического отчёта перед президентом. Это и есть суть современной «имитационной политики»: создать видимость действия, не решая ни одной реальной проблемы.
Платное образование как зеркало социального неравенства
Особого внимания заслуживает тезис, разрушаемый докладом ВШЭ: якобы платное образование — это маркер низкого качества. На самом деле, всё наоборот.
По данным того же доклада, выпускники-платники в среднем имеют более высокие стартовые зарплаты, чем бюджетники. Почему? Не потому, что платное обучение лучше. А потому, что платники — это чаще всего:
— дети из семей с доходом выше среднего;
— жители крупных городов (Москва, Санкт-Петербург, Екатеринбург);
— студенты селективных вузов (ВШЭ, МИСиС, ИТМО);
— те, кто изначально ориентирован на IT, финтех, нефтегаз — секторы с высокой оплатой труда.
В то же время бюджетник из Тюмени, Саратова или Красноярска с дипломом местного технического вуза попадает в ловушку: диплом есть, знаний — впритык, вакансий — почти нет, зарплата — 45 тыс. рублей. Его социальная траектория обречена — не из-за лени или глупости, а из-за географии и происхождения.
Платное образование в России стало не инструментом коммерциализации, а инструментом социальной селекции. А бюджетное — механизмом социальной компенсации, который лишь имитирует мобильность, но не обеспечивает её.
СПО как клапан для «неперспективных»
Параллельно с инженерным «бумом» развивается иная тенденция — взрывной рост среднего профессионального образования. В 2025 году в колледжи поступило 1,3 млн человек. Это рекорд. Но за этим рекордом — не возрождение германской модели dual education, а социальная депортация.
Всё больше школ, особенно в регионах, начинают применять внутренние проходные баллы для перехода в 10 класс. Не набрал 4,5 по алгебре — иди в колледж. Колледж же, в свою очередь, становится местом, где подростки, не выдержавшие академического давления, получают «профессию» — не потому, что выбрали её, а потому, что их вытолкнули.
При этом Минпромторг, как следует из его отчёта «Об оценке кадровой потребности промышленных предприятий в 2024 году», констатирует: на 37% предприятий машиностроительного профиля введена неполная рабочая неделя из-за отсутствия заказов. То есть даже текущих рабочих — с избытком. Зачем тогда готовить ещё 1300000 человек в год?
Ответ прост: чтобы закрыть социальную проблему. Чтобы не дать подросткам остаться без занятия, без структуры, без иллюзии будущего. Но это не стратегия развития — это стратегия управляемого выживания.
Идеология вместо промышленной политики
Всё это происходило бы в тишине, если бы не одно обстоятельство: инженер стал идеологическим символом. После 2022 года, когда Запад закрыл доступ к технологиям, российская власть начала активно продвигать идею «технологического суверенитета». Инженер — это новый герой эпохи. Противовес «либеральным юристам» и «постмодернистским гуманитариям».
Но настоящий суверенитет строится не на количестве дипломов, а на способности создавать сложные технологические системы внутри страны. А для этого нужны не массовые выпускники с баллом 55, а:
— передовые научные школы;
— современные лаборатории;
— защищённый внутренний рынок для инновационной продукции;
— долгосрочные инвестиции в R&D;
— независимая судебная система для защиты патентов.
Вместо этого страна получает указы о «перераспределении контрольных цифр приёма» и «ограничении платных мест для юристов». Это не промышленная политика — это административная мимикрия.
Не реформы, а реставрация
Путь выхода не в новых мерах, а в признании системного провала. Нельзя «перенаправить» молодёжь в инженерию, если:
— школа не учит думать;
— экономика не растёт;
— профессия не престижна;
— зарплата не конкурентна.
Поэтому первое, что нужно сделать — остановить массовое производство дипломов. Вернуть инженерное образование к элитарности: сократить количество вузов, имеющих право готовить инженеров, ввести жёсткие минимальные пороги ЕГЭ (не ниже 70 по профильным предметам), закрыть заочную форму для инженерных направлений.
Второе — восстановить школу. Это долгая, дорогостоящая, непопулярная работа. Но без неё всё остальное — пустая трата денег.
Третье — разделить ОПК и гражданскую промышленность. Нельзя строить всю инженерную политику вокруг «Калашникова» и «Ростеха». Нужна отдельная стратегия для гражданского машиностроения, авиации, судостроения — с госгарантиями, субсидиями, закупками.
И, наконец, перестать обманывать молодёжь. Диплом инженера — это не «билет в будущее». Это билет в профессию, которая требует напряжения, дисциплины, жертвенности. Если страна не готова обеспечить достойные условия для этой профессии — она не имеет права навязывать её тысячам молодых людей под видом патриотизма.
Российский инженер сегодня — это зеркало. В нём отражается всё: деградация школы, разрыв между властью и экономикой, иллюзорность «национальных проектов», социальное неравенство, замена реального развития — цифрами.
СССР был страной инженеров, потому что инженеры строили страну. Современная Россия — страна, которая строит инженеров, потому что не знает, что ещё строить. Пока это не изменится, любые «прорывы» будут оставаться прорывами в пустоту — с миллиардами бюджетных рублей, дипломами с водяными знаками и молодыми людьми, годами ищущими себя в экономике, которая давно перестала верить в собственное производство.