Что изменили переговоры по линии Россия — США и Россия — НАТО в ближневосточных раскладах?

Исходные позиции.

Российские и западные официальные лица провели интенсивные переговоры на более чем одном уровне в попытке снизить риск новых военных действий. 10 января американские и российские дипломаты встретились в Женеве. 12 января представители НАТО и России встретились в Брюсселе, а 13 января переговоры продолжились на площадке ОБСЕ.

Все три встречи не привели к конструктивным и предметным договоренностям. Россия требует юридических гарантий нерасширения НАТО на восток и вывода войск альянса из стран, входивших в состав Советского Союза. Она также призывает НАТО прекратить сотрудничество с Украиной и предоставить юридические гарантии того, что Украина и Грузия никогда не станут членами альянса.

При этом на публике США и их союзники стремятся предстать единым фронтом, но в реальности дело обстоит иначе. Помимо европейских стран, обеспокоенных предложениями, выдвинутыми Вашингтоном на переговорах с Москвой, другие государства также выражают свою озабоченность в связи со сложившейся ситуацией.

В данном случае речь идет о странах Ближнего Востока, которые с особым вниманием и настороженностью следят за политико-дипломатической дуэлью между Россией и Западом. Причина понятна: события последних лет нарушили прежний баланс сил в этом регионе.

Страны опасаются, что если кризис перерастет в новый военный конфликт, то перед ними встанет трудный выбор, а некоторым придется выбирать между двумя вариантами, оба из которых плохие, или придерживаться нейтралитета, который может привести к изоляции.

По мнению американского издания Foreign Policy «на Ближнем Востоке у Путина большой простор для ослабления Запада», где он «действует без большого риска войны с ним». Россия действительно вернулась на Ближний Восток, причем Сирией дело не ограничивается. Москва наращивает свое влияние и на других направлениях, оспаривая концепцию миропорядка, которую продвигали США, и добивается возврата к многополярному миру, создает новое геополитическое пространство.

Это наглядно проявляется в Сирии и в Ливии, где России не приходится сталкиваться с сильным противодействием со стороны Вашингтона. Аналогично можно расценивать и отношения Москвы с Анкарой, несмотря даже на то, что Турция является членом НАТО. Но турецкий президент Реджеп Тайип Эрдоган «по своим политическим взглядам гораздо ближе к Путину, чем к тем демократическим ценностям, которые призван защищать Североатлантический альянс».

России также удалось наладить отношения с Саудовской Аравией, несмотря на существующие разногласия по Сирии. Добиться такого удалось благодаря сотрудничеству в нефтяной политике, поскольку Эр-Рияду и другим странам ОПЕК тоже необходимы существенно более высокие цены на нефть, чтобы обеспечить баланс бюджета. Наконец, продолжается конкструктивное сотрудничество России с Ираном.

Российские достижения в регионе требуют своего анализа и объяснения. Некоторые наблюдатели полагают, что победы Москвы связаны с тем, что после не вполне удачной вовлеченности в Ираке в годы администрации Барака Обамы американцы, по сути, отказались от новых интервенционистских акций в регионе, оставив после себя геополитический вакуум силы. Этот вакуум оперативно и без чрезмерных издержек для себя заполнила Россия.

Другое объяснение сводится к тому, что Кремль переиграл западных соперников за счет более высокого уровня экспертного сопровождения своей ближневосточной политики. В отличие от американских стратегов российское руководство опиралось на высокопрофессиональное сообщество востоковедов, хорошо знающих и понимающих регион.

Третье объяснение: главным преимуществом Владимира Путина была последовательность и неизменность его политики в регионе, снискавшая России если не любовь, то, по крайней мере, уважение не только со стороны ближневосточных партнеров Москвы, но и со стороны ее оппонентов в регионе.

Теперь Россия должна обозначить оптимальные решения ближневосточных проблем в сторону создания инклюзивной региональной системы коллективной безопасности.

В этой связи напрашивается система ближневосточного варианта европейского хельсинского процесса 70-х годов прошлого века, активную поддержку со стороны Совета Безопасности ООН и формирования регионального аналога ОБСЕ. Хотя в самой Европе эта модель не предотвратила украинского кризиса 2014 года.

В обозримом будущем создание подобной системы на Ближнем Востоке не представляется возможным. В то же время очевидно, во-первых, что роль Москвы в регионе будет все же ограниченной в среднесрочной, тем более – в долгосрочной перспективе.

Во-вторых, между Россией, Китаем и Западом нет неразрешимых противоречий в отношении желательных сценариев развития событий на Ближнем Востоке. В исторической перспективе разногласия между Россией и Западом предстают как тактические, ситуативные, а не стратегические, что предопределяет возможности для сотрудничества в значительно более значительных масштабах, чем те, что мы видим сегодня.

В-третьих, на данном этапе было бы непродуктивным искать какой бы то ни было универсальный рецепт разрешения ближневосточных проблем. Более плодотворным выглядит поиск отдельных форматов для каждой конкретной ситуации. Например, в Йемене главную роль могла бы взять на себя ООН. В Ираке роль внешних игроков могла бы состоять в скоординированной поддержке тех позитивных процессов в государственном строительстве и экономическом развитии, которые уже наметились.

В Сирии внешние игроки могли бы сосредоточиться на содействии достижению политических компромиссов и изоляции политических экстремистов. В Ливии текущей задачей могла бы стать предотвращение эскалации конфликта — как горизонтальной (то есть распространения конфликта на территорию соседних стран), так и вертикальной (интенсификации боевых столкновений с увеличением количества жертв).

Помимо этого происходящие перемены в регионе происходят на фоне разочарования ролью США в урегулировании региональных кризисов. Сложилась парадоксальная ситуация: обвинения в адрес России из-за её участия в сирийском конфликте звучали из западных столиц, но не с Ближнего Востока. Ни одна из ближневосточных стран не присоединилась на официальном уровне к информационной кампании Запада, направленной на критику действий руководства России.

Ещё одним особым случаем является Израиль. С одной стороны, Тель-Авив в течение десятилетий находится в состоянии перманентной конфронтации с режимом Асадов, поэтому заинтересован в приходе к власти в Дамаске новых сил. С другой стороны, получение радикальными исламистами контроля над Сирией могло стать самой большой угрозой национальной безопасности Израиля со времён войны Судного дня 1973 года.

Фактором, вызывающим у Израиля не меньшую обеспокоенность, является военное присутствие Ирана в Сирии. Поэтому Москва является уникальным актором международных отношений, который одновременно пользуется уважением в странах арабского мира и среди израильского руководства, негласно выступая в критических ситуациях в роли посредника.

Важно отметить и то, что нынешняя сеть партнёров и союзников России на Ближнем Востоке заметно отличается от того, что было в советские времена. Пожалуй, только Сирия является образцом союзнических отношений, которые никогда не прерывались, хотя имели разную интенсивность. Контакты между двумя странами до момента начала гражданской войны в 2011 году носили ограниченный характер в силу низкой вовлечённости Москвы в дела Ближнего Востока. Что касается других стран, где у Советского Союза было определённое влияние, то Россия в своё время так или иначе из них «уходила».

Но есть примеры партнёрства, сложившегося исключительно в постсоветскую эпоху: тесные отношения России с Ираном и Турцией, интенсивные рабочие контакты с Израилем, налаживающееся партнёрство с Саудовской Аравией являются плодом работы российской дипломатии последних лет.

Что ждать и к чему нужно готовиться

По всем признакам большинство стран Ближнего Востока пытаются дистанцироваться от украинского кризиса, избежать критики любой из сторон и не быть втянутыми в конфронтацию России и Запада. При этом действия Москвы воспринимаются как шаг на пути к утверждению многополярного мира.

У стран региона есть свои интересы, исходя из которых они по-разному реагируют на ситуацию, понимая, что в целом меняется глобальная система международных отношений. Это одна из причин пристального внимания к ходу событий стран региона.

Если говорить о странах арабского мира, то они объективно заинтересованы в утверждении стабильной многополярности и ослаблении своей зависимости от Запада.

Все понимают, что США пока остаются главным гарантом безопасности, обеспечивающим решение иранской проблемы, пытающимся как-то регулировать арабо-израильские отношения, помогающим в борьбе с терроризмом и оказывающим ряду арабских государств финансовую и военно-техническую помощь.

Другим словами, арабам интересно, какая из сторон, Россия или Запад, выйдет из борьбы усилившейся, а какая ослабнет, но вмешиваться открыто в ход событий они не будут. Помимо этого, ряд арабских государств (Ирак, Ливия, Судан, Сирия) столкнулись с вольной интерпретацией международного права со стороны США и их европейских союзников, ставящих целью смену неугодных режимов. Во всех случаях Москва заняла позицию, диаметрально противоположную западной.

В этой связи арабам интересно, как в случае с Украиной будут применяться нормы международного права и какую роль сыграют международные организации (ООН, ОБСЕ, ЕС, НАТО) в разрешении украинского кризиса. Кстати, уровень поддержки или нейтрального отношения к присоединению Россией Крыма на Арабском Востоке немного выше, чем в целом в мире.

В то же время на фоне кризиса на Украине внимание мирового сообщества к зашедшему в тупик многолетнему конфликту в Сирии ослабло. Но на Ближнем Востоке война с участием трех сторон ‒ правительственных сил президента Башара Асада, отрядов оппозиционной Сирийской свободной армии и террористов, связанных с «Аль-Каидой» (запрещена в России), ‒ остается темой номер один.

Учитывая косвенную вовлеченность в сирийский конфликт США и России, в арабском мире, в том числе и в самой Сирии, задаются вопросом: как повлияет конфронтация между Москвой и Вашингтоном по украинскому вопросу на развитие ситуации в Сирии? Можно ли считать, что робкие попытки урегулировать конфликт дипломатическим путем канули в Лету?

Приведут ли российско-американские противоречия к усилению поддержки сторон конфликта и обозначится ли явный перелом в войне в пользу либо Башара Асада, либо разномастного лагеря его противников?

Таким образом, напряженность в российско-американских отношениях создает неблагоприятный фон для подготовки к Женевской конференции по Сирии, хотя очевидно, что причины отсутствия прогресса связаны с сирийскими трудностями. Еще один аргумент, говорящий, что не стоит преувеличивать влияние украинского фактора на переговорный процесс, ‒ это то, что Женева-1 и Женева-2 также окончились безрезультатно.

Проамериканские эксперты на Ближнем Востоке не исключают другой вариант. Директор Ближневосточного центра в Бейруте американского Фонда Карнеги Лина Хатиб надеется, что «если международное сообщество эффективно применит санкции и дипломатические инструменты, чтобы подтолкнуть Россию к урегулированию украинского кризиса, Москва может пойти на компромисс по Сирии в ответ на более благоприятную для нее договоренность по Украине».

Но куда большую озабоченность в арабском мире вызывает возможное влияние украинского фактора на процесс урегулирования иранской ядерной проблемы. Рост иранской военной мощи, подкрепленный развитием ядерной программы (хотя и без неопровержимых доказательств ее военной направленности), еще более усиливает страхи в столицах стран Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива.

В Вене могут успешно завершиться переговоры по иранской ядерной программе, и США и государства ЕС будут смягчать экономические санкции. В дальнейшем всеобъемлющее урегулирование иранской ядерной проблемы предусматривает беспрепятственное развитие мирного атома ‒ при условии, что будут сняты все озабоченности международного сообщества по поводу возможной военной направленности ядерной программы.

В то же время украинский кризис не оказывал влияния на сотрудничество Ирана с МАГАТЭ и работу «шестерки». Но если Иран столкнется с завышенными требованиями Запада, он станет сближаться с Москвой и на украинском направлении.

Риск заключается в том, что пример Киева, в 1994 году отказавшегося от ядерного оружия, полученного в наследство от Советского Союза, и оказавшегося не способным сохранить Крым в составе государства, заставит Иран переосмыслить вопрос о развитии военной составляющей ядерной программы.

Тем не менее, ожидать, что украинский фактор помешает переговорному процессу Запада с Ираном, не стоит. Во-первых, Россия, вложившая в него много сил и времени, сама заинтересована в успехе. Москва выступает против дестабилизации ближневосточного региона в результате силового решения ядерной проблемы и против появления у своих южных границ исламской ядерной державы.

Во-вторых, Россия не обладает таким влиянием на Тегеран, чтобы заблокировать нормализацию его отношений с Западом. Эксперт Фонда Карнеги Джордж Перкович, полагая, что Иран и Украину не стоит увязывать, не исключает, что влияние России на ситуацию может усилиться, когда ‒ и если ‒ дипломатические меры по разрешению иранского кризиса не дадут результата.

В этом случае Россия способна заблокировать введение новых санкций ООН. Это усугубит общие разногласия Москвы с Западом. В зависимости от развития событий на Украине у Запада могут появиться дополнительные побуждения ужесточить санкции против России. И наоборот, Москва при желании может принять участие в ужесточении санкций против Ирана, но это решение будет негласно находиться в зависимости от решения Запада.

Что касается Турции, то она пытается воспользоваться ситуацией, чтобы вырваться из периферии переговорного процесса и приобрести способность повлиять на переговоры.

Президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган выступил с предложением стать посредником между Россией и Украиной. Уже подмечено, что такая дипломатия используется им как повод для перевода Анкары из второго или третьего эшелона «большой политики» в первый дивизион. И только в тех случаях, когда главные игроки по тем или иным позициям или проблемам не обозначают внятную стратегию своих дальнейших действий. В образовавшийся зазор тогда пытается ворваться Турция, предлагая свои «услуги» или «решения».

Любопытно, что Анкара не приглашает для участия в игре своих западных партнеров. Конечно, в современных условиях нельзя говорить о «возрождении Османской империи». Правильнее было бы говорить о намерении современной Турции занять сильную позицию как в соседних, так и в более отдаленных зонах, которые когда-то находились в составе или под влиянием Османской империи.

Вот почему, когда Эрдоган выступает с очередной какой-либо посреднической мирной инициативой, всегда важно определить, с какой стороны дует ветер, и понять причины того, почему, как пишет польское издание Gazeta Polska Codziennie, «все развивается по сценарию Моцарта: сначала бурно звучащий «Турецкий марш», а под конец — возврат в исходную спокойную точку».

Проблема еще и в том, в том, что в Москве это проект воспринимается лишь попыткой подменить Минск и сделать Турцию стороной конфликта Киева с Донбассом, хотя Анкара и трактует эту проблему несколько шире. Конечно, Турция не выставляет себя ангажированной стороной как в вопросах Украины, так и России.

Однако Эрдоган еще и пытается зацепиться за проблему Крыма, что сводит на нет его посреднические усилия. Глава Турции — опытный политик и не может этого не понимать. Следовательно, на данном этапе своими заявлениями он стремится решить не внешнеполитические задачи, а внутриполитические, связанные с предстоящими в 2023 году президентскими выборами.

Потому что после кризисных событий в Казахстане репутация Анкары в тюркском мире заметно потускнела и Эрдогану важно с Путиным начать публично обсуждать вопросы, которые не имеют своего конкретного решения. Ставка тут делается на то, что Кремль не откажется от диалога, так как у него не существует категорического неприятия Турции, да и Азербайджана.

В то же время Анкара, как пишет турецкое издание Yeni Şafak, понимает, что «украинский кризис – это не только спор между Киевом и Москвой, это часть более масштабной и продолжительной геополитической борьбы».

Выводы.

Уход США из Афганистана вызвал большое потрясение в Азии, Восточной Европе, на Ближнем Востоке. Страны и нации поняли, что пытаться выстоять, надеясь на Запад, все равно, что упасть на землю с крыла самолета. Вероятно, этот факт станет самой большой потерей для Запада в XXI веке. Сейчас на Украине реализуется похожий сценарий. США и Европа разжигают все страны-фронты против России.

Россия же в полной мере использует беспомощность Запада, недоверие к нему и в этой связи претворяет в жизнь новую карту будущего миропорядка. Она не намерена оккупировать Украину, но будет стремиться контролировать восток страны. Это первое.

И второе. В ее задачу входит не допустить того, чтобы в украинские события вовлекались страны Ближнего Востока. Таков расчет, исходя из которого выкладываются на геополитическую карту фишки. Если США откажутся дать гарантии, что НАТО прекратит расширяться на европейский Восток, то нынешний международный кризис будет переведен в принципиально новую фазу и может затронуть уже Ближний Восток.

Не случайно эта проблема стала актуальной темой в исследовательских кругах Запада. Самый насущный вопрос, стоящий перед каждым на Ближнем Востоке, — это невозможность того, что регион выпадет из расчета интересов США, или вопрос о сроках.

Существует тому множество доказательств, начиная с позиции США в отношении неоднократных угроз Ирана союзникам Вашингтона в регионе Персидского залива, заканчивая последовательным выводом войск из Афганистана и Ирака и усилиями по сокращению военного присутствия американцев на Ближнем Востоке в целом. Теперь вопрос в том, каковы последствия изменения позиции США для стран региона, особенно союзников Вашингтона.

Какие сценарии конфликтов и влияния возможны между великими державами, чтобы заполнить стратегический вакуум, созданный отсутствием или, по крайней мере, снижением роли США в регионе?

Мало сомнений в том, что Россия будет продолжать проецирование своих военных и политических возможностей на Ближнем Востоке, тогда как никто не может быть уверенным в том, что США станут поддерживать своих союзников в этом регионе столь же последовательно, как это делает Москва. Так что Ближний Восток может стать еще одной демонстрационной площадкой сверки баланса сил.

Институт РУССТРАТ