Долгая дорога к суверенности

Отовсюду мы слышим стоны. Со всех концов нашей обширной страны. Повсюду стали слышны речи: «Пора добраться до картечи». Социальные сети, медиа, повседневные разговоры ― всё это переполнено ожиданием радикальных, резких, ярких, очевидных, системных сдвигов в окружающем нас мире.

И следует признать, эти сдвиги действительно созрели и даже перезрели.

Но как же многих не устраивает кунктаторно-пунктуальная позиция руководства России в этой ситуации! Которое неукоснительно выполняет свои обязательства даже в мире, в котором уже совершенно очевидно рушатся все правила, все системы обязательств, все соглашения, все приличия. И которое кунктаторно не ускоряет ни военные, ни экономические, ни политические решения и действия, меланхолично повторяя про план и соответствие ему.

Как многим хочется обязательно бахнуть, чтобы всё в труху!

Мы не знаем, есть ли план и насколько ему всё соответствует.

Но очень хотелось бы глянуть на этот вопрос с другой стороны. И не с одной.

Первая ― самоочевидная. Это сторона суверенности распоряжения временем. Разве не очевидно, что власть подразумевает в том числе возможность властвовать над временем? Разве не очевидно, что настоящий суверен ― это тот, кто может себе позволить не встраиваться «в момент», не carpe diem, не по-воровски вкрасться в историю или в ситуацию, а тот, кто может по-хозяйски расположиться, уверенно занять подобающее место, надёжно воссесть в центре исторического явления или даже целого действия?

Человеческое мышление и эмоции очень падки на яркое и пронзительное. Удар молнии (тот самый blitzkrieg) или короткая шахматная комбинация, быстрая серия ударов фехтовальщика или горная лавина ― это впечатляет. А вот медленная и малозаметная, настойчивая и устойчивая, последовательная и длительная работа волны по шлифовке камня мало кого восхищает. Это потом, когда становится виден результат, можно и заметить. Зауважать 1418 страшными дней и ночей Великой Отечественной войны, впасть в восторг от двенадцати веков существования монументальной цивилизации Вечного города, восхититься двумя десятилетиями постройки пирамиды Хеопса.

А вот заметить то, как мелют божьи мельницы, увидеть то, как копает крот истории, это дано далеко не всем. А уж тем более в горячие моменты истории, когда хочется побыстрее, покрасивше, поэффектнее.

Но сама история будет против. И здесь торопливость не только насмешит некоторых людей (и вряд ли те самые нетерпеливые хотели бы порадовать именно этих людей), но и может испортить ту самую настойчивую и длительную работу.

Сожгли последний мост

А эта работа совершенно определённо подходит к концу.

Если уж такой Кунктатор, как В. Путин, рванул штурвал, значит почти четверть века кропотливой, виртуозной, сложнейшей работы подходит к концу.

Если уж капиталистическая, встроенная всеми фибрами не только души в глобальный мир РФ совершила этот прыжок, значит иного не было дано. И значит, время для этого прыжка пришло или почти пришло.

Впрочем, разница между «пришло» и «почти пришло» теперь уже не значит ничего. Потому что извлечённое из ножен оружие не терпит беспокойства всуе. И обнажить оружие ― это уже его применить. Вопрос только в том, против самого себя или против своего врага. Поэтому разницы нет.

И если на место лавирования и маневрирования пришли, пусть ещё и не до конца, пусть и не во всём, пусть и не ежесекундно, рубленые жёсткие фразы без двусмысленностей и экивоков, то значит, что теперь это стало можно говорить. И МИД (вообразимо ли было нынешнее при А. Козыреве?), и МО (которое, в отличие от МИД, может вообще не учитывать «международное право», «международно признанный суверенитет» и так далее, планируя этапы своей деятельности), и много кому ещё.

Потому что частью восстановления любой суверенности является возвращение права сжигать мосты. Возвращение права говорить окончательно. Говорить не «модальностями» и «эвентуальностями», а «демилитаризацией», «интересами страны», «неприемлемостями» и «русофобиями». Вот, кстати, чем объясняется раздражение российской публики фигурой Д. Пескова. Для предыдущего этапа этот жонглёр «нежелательностями обсуждать» и «надеждами на консультации» был подходящей фигурой. Для нынешнего ― конечно же, нет.

Но ― все мосты сожжены, и жизнь отныне начата словно с белого листа. И этот диссонанс между ощущением перехода через исторический порог и в то же время сохранением остатков предыдущего периода бьёт по нервам и по мыслям нормальных обывателей.

Они ведь не понимают, что те процессы, которые мы потом читаем на одной строчке школьного учебника, на самом деле вмещали в себя тысячи часов, десятки тысяч человеческих судеб, миллионы мыслей и эмоций. С высоты веков они кажутся цельными, понятными, логичными. И хочется, чтобы сегодняшние тоже были такими же.

А так не будет. Ни сто, ни двести, ни пятьсот лет тому они такими не были. И сейчас не являются. Мир сложнее, чем потом о нём напишут в учебнике.

Но уже сейчас понятно, что главное произошло. И круги от него будут идти ещё долго.

Мосты сожжены.

Я забыл, что значит страх

А сожжение мостов означает, хотели того инициаторы этого поджога или нет, ещё один шаг в сторону установления суверенитета.

Вульгарно-примитивное понимание суверенитета подразумевает очень простое правовое определение полноты власти государства во внешних и внутренних делах.

Однако дело в том, что это определение суверенитета и век-то тому было уже недостаточным. А сейчас, с усложнением мира, оно не говорит вообще ни о чём.

Ведь формально та же РФ за последние треть века ни разу не теряла своей суверенности. Но откуда тогда в массовом сознании такой зримый и осязаемый фантом «колонизированности», «оккупированности», «зависимости»?

Да что РФ. В той же ФРГ миллионы граждан уверены, что ФРГ ― это оккупированная страна, колония США. Кто-то замечает десятки баз на территории ФРГ, кто-то ― марионеточность подавляющего большинства немецких политиков, кто-то ― полную вторичность немецких медиа по отношению к США и Великобритании. Но ощущение оккупированности и несуверенности есть.

И это ощущение правильное. Потому что формальностями (то есть «независимостью во внешних делах» и «верховенством во внутренних делах») суверенитет не исчерпывается. Потому что в современном мире слишком много и внешних, и внутренних, и внешне-внутренних, и внутренне-внешних, и даже «ни внешних ни внутренних» дел слишком много. И единицы государств сейчас могут похвастаться хотя бы относительной суверенностью.

Потому что суверенность государства сейчас ― это не бояться последствий собственных решений. А кто сейчас на это способен?

Потому что суверенность государства сейчас ― это не бояться будущего. Как ближнего, так и дальнего. Как осенне-зимнего отопительного периода, так и «демографических переходов» и «энергоисчерпаний». Кому это гарантировано?

Потому что суверенность государства сейчас ― это не бояться, что будет говорить княгиня Марья Алексевна. Неважно, по бибиси, по сиэнэн, по альджазире или ещё где-то. Не бояться ― и отвечать только перед собственным народом. Кто из политиков современного мира с их двадцатипроцентными рейтингами к этому готов?

Потому что суверенность государства сейчас ― это не бояться экономических санкций, политической изоляции, медиаштормов, социальных потрясений, природных катаклизмов, отключения систем глобального позиционирования, исключения из мирового спорта, запретов участия в евровидениях…

Видите, как много? Можно ли этому научиться моментально?

От молвы, от предсказанной судьбы и от земных оков

А ведь придётся. И незападные страны уже сейчас идут по этому пути.

Китай, Бразилия и ЮАР, которые открыто объявили, что не дадут заблокировать участие России в G-20. Индия, которую не обманула овечья шкура старого британского шакала, даже несмотря на его намасте. Куба, которая героически не прогнулась за десятилетия под санкциями западных кровопийц. Пакистан, который наконец-то если не открыто объявляет, то прямым действием показывает всю лживость и лицемерность западных процедур демократии. Малайзия, которая изъявила готовность закрыть любые потребности РФ в высокой технике, тем самым показав своё суверенное отношение к «Боингу»-2014. КНДР, которая предпочла миру потребления вооружённый суверенитет, без которого все остальные «суверенитеты», как мы это уже увидели, не стоят ничего. И ладно увидеть ― Ливия уже десяток лет это испытывает на собственной шкуре.

Да мало ли. Теперь уже ― да мало ли?

Все эти страны ― и РФ в их числе ― постепенно проходят путь суверенизации. И глупо требовать суверенизацию одним махом. Одним днём. Одним актом. Так не бывает. Это длительный процесс перерождения ― внутреннего и внешнего. Это длительный процесс освобождения от пут вампирических западных медиа и их молвы. Это мучительный процесс освобождения из каземата глобальной тюрьмы в политической пирамиде уберменшей и унтерменшей, из каземата, где судьба каждой страны была предсказана и определена раз и навсегда. Это тяжелейший и болезненнейший процесс освобождения от земных оков встроенности в мировую экономику на птичьих правах полуколонии и почти-бензоколонки.

Это падать легко и быстро. Подниматься всегда сложно. Обрушить когда-то хотя бы относительно суверенную систему Советского Союза в неоколониальную зависимость, посадить сотни «советников» вроде недавно активизировавшегося Андерса Ослунда (с его откровенно бесчеловечными призывами ядерных бомбёжек российских городов), своровать… извините, приватизировать тысячи предприятий и гектар в пользу глобальных финансовых структур и их агентов, наркотизировать газеты, каналы, радио западной пропагандой ― для всего этого много усилий не нужно было. Падать всегда легко.

А вот подниматься ― трудно. Сколько длилась борьба за суверенность хотя бы хребтовых российских медиа? Сколько шла битва за суверенизацию хотя бы ключевых несущих экономических опор РФ? Сколько лилось крови за суверенизацию хотя бы на самом базовом уровне внутренней политики РФ? Да вот хотя бы за то, чтобы Чечня была не кровоточащим гнойником, а источником патриотичных и мотивированных бойцов?

Только тогда, когда плывёшь против теченья

В такой войне ― многомерной, многоуровневой, зачастую невидимой ― были как победы, так и поражения. Не бывает войны, состоящей только из побед. Немалая доля медиа, заметная часть образования (и разнообразные тамары эйдельман тому свидетельство, но и вина тоже, между прочим!), серьёзный кусок культуры (от рэперов до телеведущих, от художников до музыкантов), целые клочки технологий до сих пор ещё остаются в оккупации. Суверенитет РФ над ними не восстановлен, и бои идут с переменным успехом.

Но значит ли это, что не стоит замечать важнейшие успехи на других направлениях? Значит ли это, что нужно молчать про новости и сообщения, которые ещё двадцать, двадцать пять лет тому были бы просто невообразимыми?

Ведь сам факт того, что РФ встала против теченья, уже должен дать понять её гражданам и сторонникам, чего на самом деле стоит суверенитет. Свободное мненье (страны и государства) как следствие этого суверенитета. Мыслимо ли это было при козыревщинах, ельцинщинах, семибанкирщинах и прочих -щинах?

И ведь люди это чувствуют. Взлетевшие (причём не только по данным ВЦИОМ и ФОМ, но и уныло-оппозиционного «Левады-Центра») рейтинги поддержки и доверия к ключевым фигурам политического спектра РФ ― именно об этом чувстве. Отвыкнувшие от «движения против теченья» граждане РФ вдруг начали осознавать: далеко не всегда интересы их страны совпадают с интересами «всего мира», что бы ни говорили разнообразные лилии шевцовы и алики кохи. Да и «весь мир»-то не сводится к узкому горизонту в виде вонючего полуостровка на крайнем западе колоссальной Евразии да нескольких островков на западной и южной периферии Ойкумены.

И вот это ощущение дорогого стоит. Это важнейший шаг к духовной суверенности, как бы выспренно это ни звучало. Здесь кольцо из событий «открытие первого Макдональдса в Москве ― уход Макдональдса из России» может стать не только предметом интернет-шуток, но и символом периода духовной оккупации.

Арьергард этой духовной оккупации ещё ведёт бои. Однако вектор процесса на самом деле уже, кажется, очевиден. Суверенитет поэтапно, постепенно выстраивается заново. Не так, как он был построен полвека тому, ну так и мир изменился.

Просто не будет. Все эти члены клубов взаимного облизывания и восхваления просто так свои позиции не сдадут. Все эти самозваные историки, экономисты, журналисты, гуру, мыслители, философы, предприниматели не захотят признать, что все предыдущие годы они занимали место далеко не по чину. Что они так и не удосужились обзавестись амуницией соответственно амбициям.

И безусловно, их арьергардные бои будут изматывающими, тяжёлыми, с контратаками, но нельзя допустить, чтобы эти арьергардные бои превратились сначала в верденскую мясорубку, а потом и танненбергскую катастрофу. Потому что вот теперь-то вернуться на «сохранённые позиции» не удастся. Столь явное движение против течения никому не прощается. Особенно в нынешнем мире, который так уверенно двигался к пирамидальности, колонизированности, кровопийственности. Который уже не стеснялся ни «конца истории», ни «великой перезагрузки», ни перерасчерчиваний карт целых регионов высочайшим соизволением Белых Господ, ни госпиталей в Кундузе, ни софительских горничных.

Он не гнушался и не брезговал никакой ложью. Никакой кровью. Никакой эксплуатацией. Никаким насилием. Никакими пытками. И заявить в таком мире «Я не согласен!» ― это уже акт суверенитета.

Никому просто так не даётся свобода

А за это будут наказывать. Если, конечно, смогут. Вот в этом условии не только спартанское «если», но и киплинговское «если».

Потому что лишь за спартанским хладнокровным и суверенным «если» следует всё то, о чём так пафосно вещал певец британского колониализма. И суверенитет тоже никому просто так не даётся. И за него нужно отвечать. По всему спектру.

И не этим ли объясняется кунктаторная поэтапность реставрации российского суверенитета? «Окно Овертона наоборот» в виде столь любимой Западом «торговли за суверенитет» ― не стратегия ли это?

Да ведь, в общем-то, и остальные «претенденты на суверенитет» объявляют его поэтапно. Просто последовательность и резкость этих актов разная. Могучий Китай и тот до сих пор не может сказать, что его политика до конца суверенна, хотя пространство его суверенности всё больше и больше. Он всё больше позволяет себе, например в военной и внешнеполитической сферах, ― тех, которые раньше были ахиллесовыми пятами дракона. Он проникает в Африку (вызывая явственный рёв недовольства старых европейских колониалистов). Он строит мощнейший флот в мире. Он проводит учения с РФ. Он всё более явственно окрикивает Господ Мира, пытающихся ограничить его экономическую активность.

Но конечным, последним и безусловным актом провозглашения собственного суверенитета в мире, в котором мы с вами оказались, будет объявление Последней Битвы глобальному порядку. Прямое, честное, откровенное «иду на вы». Перед таким абсолютным мерилом, конечно же, любое действие Кунктатора будет казаться неполноценным. Неокончательным. Полумерой. И всегда будут недовольные этим.

А ведь даже уже текущая цена такова, что у РФ просто нет пути назад. Не только из-за резко испорченного настроения Владык Мира, но и из-за того, что эта цена невосстановима, невозвратима, неоплатна. И те, кто поучаствовал в оплате этой цены, просто не найдут никаких возможностей принять и объяснить «путь назад». Поразившая весь интернет речь матери погибшего солдата на похоронах такова и именно такова вовсе не потому, что, как вещает украинская пропаганда, эта женщина находится в рабском дурмане. Послушайте эту речь. Это речь скорбящей мыслящей женщины, потерявшей своего сына. Она всё осознаёт и всё понимает. Но понимает она до тех пор, пока смысл этой цены сохраняется.

Да, РФ прямо сейчас теряет своих лучших сыновей, как это ни прозвучит пафосно и выспренно. Ургантам и галкиным этого никогда не понять. Но и это ― та цена свободы и суверенитета, которая стала неизбежной со времён пьяного Ельцина (пятнадцатилетие с дня смерти которого недавно отмечалось), болтливо-лживого Горбачёва, бессмысленно-соловействующих Коротичей, Бурлацких, братьев Медведевых и Ахеджаковых.

Те, кто отдавали свой суверенитет под приторные напевы доморощенных плохишей, теперь возвращают его кровью Кибальчишей на красных рубахах.

Быть другим ― это значит быть всегда одному

И одна из самых пугающих цен, которую доведётся заплатить на этом пути, ― это одиночество. Совершенно бессмысленно апеллировать к «мировому сообществу», к «памяти немцев» (ведь от химеры совести и вины за ВОВ их, кажется, Шольц уже освободил?), к «международной солидарности», к «интересам человечества», к «международному праву», к «общечеловеческим ценностям».

За эти два месяца многократно прозвучал самый, как кажется Господам Мира, страшный и сильный аргумент «Вы же в одиночестве! Никто с вами рядом не встал!»

Собственно, на этом и основан механизм десуверенизации. Неважно, для отдельного человека или для целого государства. Быть как все. Не отличаться. Быть таким же. Характерно, что всю свою историю Украина пыталась быть «второй». Второй Швейцарией, второй Францией, второй Польшей. Это, пожалуй, самый символичный признак несуверенности. Характерно же и что признаком антисуверенизма всегда будут слова «а вот в цивилизованном мире», «а вот в нормальной стране», «не то что эта страна». «Эта страна» уже полтора десятилетия звучит как приговор, как обвинение, как ругательство. А ведь «эта страна», как и «эта женщина», ― это высшее признание. Признание уникальности, особенности, необъяснимости. Вот такой психоанализ суверенности.

А Эта Страна, как и Эта Женщина, обречены быть в одиночестве. Именно потому, что она не «такая же, как все». И российскому истеблишменту, российским гражданам, российскому обществу ещё только предстоит для себя выяснить, каково это. Тем более, что откровенно дискриминирующие и антигуманные действия Господ Мира ускоряют это узнавание. Анна Нетребко, например, уже уяснила для себя, что она в одиночестве в таком, казалось бы, солидарном и профессионально ориентированном мире высокого искусства. Гениальные (без преувеличения) в своих сферах Сергей Карякин и Даниил Медведев столкнулись с тем же.

Это лишь первые ласточки, но очень говорящие. Говорящие о том, что РФ идёт по правильному пути. И что это путь без возможности возвращения назад. Путь будет долгим, его плоды будут горькими, но иного не дано. Суверенитету нет альтернативы.

Андреас-Алекс Кальтенберг