Трудно жить в первом параграфе учебника

Сложно жить на первой странице нового параграфа учебника истории.

Сложно потому, что, в отличие от предшествующих этапов, тягучих, как смола, непроницаемых, как каучук, омертвевших, как янтарь, в котором ты себя ощущаешь застывшей мухой, не терпится увидеть изменения.

Сложно потому, что эти изменения слишком явно наступают, вызревают на глазах, проступают. Они будут. А ты даже не знаешь, успеешь ты их увидеть или нет. Даст тебе судьба шанс их наблюдать и участвовать в них или нет. Станешь ли ты одним из тех, кому повезёт видеть крушение и падение опостылевшего, наглого, самовлюблённого, бессмысленного, тупикового мира «конца истории» или же он в своих кровавых судорогах утащит тебя среди тех, кто уже стал его последними жертвами, среди сирийцев, сербов, афганцев, ливийцев, армян, курдов, русских, украинцев… Посчастливится ли тебе строить что-то новое или же это будет кто-то другой, а не ты.

Сложно потому, что больше никаких «суеты городов и потоков машин» не видишь. Время как будто остановилось. Совершенно по-другому слышатся слова «мы так давно, мы так давно не отдыхали». «Давно», оказывается, это не про астрономическое время. «Давно» ― это про ощущение. И ведь это только семь десятков дней и ночей прошло. Семь десятков дней и ночей с тех пор, как История и Реальность вздрогнули и шевельнулись.

Неудивительно, что возникает нетерпеливое желание «ну же? ну когда же? ну почему так долго? ну как же? а как же мы ― неужели мы останемся на гниющем и загаженном берегу, от которого отчалил Корабль Истории?»

Нет, нет, нет, нет, мы хотим сегодня!

Это осложняется и усугубляется ещё и тем, что мы привыкли существовать (нет, не жить!) в янтаре постоянной имитации скорости и жизни. Мы привыкли крутиться белкой в колесе сезонов сериалов, евровидений, оскаров, лиг чемпионов, новых айфонов. Привыкли видеть калейдоскопическое движение постоянной смены картинок, тем в медиа, «лидеров общественного мнения», политических кумиров, ютьюб-звёзд.

И вдруг это вращение властной рукой самой Истории было остановлено. Да, ещё не во всём мире, но тут важно другое. До сих пор этот калейдоскопический спектакль только втягивал в себя всё новые и новые страны, территории, города, людей, превращая их в батарейки глобальной матрицы. И вот резкое выдёргивание оттуда. Не всех, конечно. Не всего мира. Не всех стран. Но ― уже заметное. Уже не единичное.

Казавшийся нерушимым, всеобъемлющим, огромным и универсальным калейдоскопический спектакль рухнул, потому что лопнули приводные ремни иллюзорного движения на месте. И когда этот спектакль рухнул, стало понятно, что он всего лишь несколько пустых раскрашенных стёклышек. Смешные и страшные в своей лживости.

Крушение идолов и гибель богов ― они такие.

Вот почему так яростно цепляются адепты этого калейдоскопического спектакля за него. Вот почему они готовы верить во что угодно ― фэнтези арестовичей, хорроры денисовых, трип-сториз зеленских, комиксы геращенок.

Но вот поэтому же даже те, кто нашёл в себе силы отключиться от матрицы, демонстрируют горячую нетерпеливость и желание побыстрее, сегодня, прямо здесь и прямо сейчас.

Ведь в той культуре, в которой воспитывался последние тридцать лет весь мир, всё происходит так быстро. Даже в сериалах, а уж что говорить про точно рассчитанные для оптимизации продаж поп-корна кинотеатровые поделки. «Джонни, сделай мне монтаж!» ― стонут в абстиненции выходцы из матрицы, пусть даже сохранившие в жестокой драке с ней остатки разума. Монтаж, благодаря которому мы сразу окажемся в финале и увидим всё, что нам хочется увидеть!

А жестокие ритмы и темпы Истории и Реальности отличаются от человеческих ритмов. Наши предки, победившие в Первой Антифашистской войне, были в большинстве своём детьми аграрного общества, где ключевыми ритмами и темпами являются темпы и ритмы сезонов. Кругооборота посевных. Годов. К тому же у наших предков не было ложных друзей в виде мессенджеров, социальных сетей, виджетов ― всех этих голосов уходящего спектакля, ритмы которого существенно чаще и судорожней, чем ритмы самой Истории и Реальности. Наши предки оказались на высоте не только поэтому, конечно. Но они оказались. Они не были торопливыми и при этом успевали очень многое. «А прадед везде успевал на одном». Поэтому они нам кажутся фигурами эпическими и титаническими.

А вот Спектакль и должен быть как можно более частым. Продажи должны расти. The Spice Must Flow. Новые, ещё более закруглённые уголки, должны принести очередную запланированную прибыль. Спектакль кругооборота капитала именно из-за этой потребности постепенно вышвырнул весь мир реальности. Ведь нет смысла обращаться к многолетнему циклу тяжёлой промышленности или фундаментальной науки, если есть несколькосекундные циклы торговли бумагами и биржевых котировок.

И вот ритм спектакля пронизал всё. Уничтожив само мышление. Зачем мыслить, если в однообразном и безумном, как вихре жизни молодой, урагане событий уже завтра с таким трудом добытый самородок мысли обесценится и забудется всеми, кроме тебя, кровью и потом получившего этот самородок?

Отдышалось немного и снова пошло

Парадоксально, но в этой ситуации возникает неожиданный эффект. Дети Спектакля оказываются в более привилегированной ситуации, чем его противники. Потому что противники ведь тоже вышли из этого спектакля, а значит, пронизаны его правилами и логикой. Не поэтому ли в событиях на территории экс-УССР именно лагерь российских патриотов демонстрирует колоссальную нетерпеливость?

Удивительно, но живущие в концлагере спектакля, в этом театре Карабаса, безвольные куклы, обыватели экс-УССР, особенно из лояльных и патриотичных, демонстрируют куда большее терпение. Хотя именно их положение куда более трагично и опасно, чем положение их оппонентов. Это их города находятся под угрозой постоянного террора. Это на их территории развёрнута репрессивная машина, хватающая сотни граждан, пропадающих бесследно. Это за ними идёт охота на улицах их городов и сёл с целью жертвоприношения Молоху «войны за независимость».

Но узники театра Карабаса как раз куда более спокойны и терпеливы. Тогда как вырвавшиеся на яркий свет из сумрака партера и галёрок этого театра находятся в постоянной событийной анемии. «Ну же? Ну где же новости? Ну где же ожидаемые победы и сдвиги в глобальной архитектонике?» ― вот то, что постоянно спрашивают эти люди.

Это правильные вопросы. Но даже правильный вопрос, поставленный в неправильный момент, ― это ошибка.

У всего есть своя темпоритмика и ритмотемпера. У общественной машинерии, военных махин, политических шестерёнок, экономических агрегатов ― у всего. И как правило, чем больше машина, тем массивнее её ритм, тем ниже его темп.

Ведь не пристало континентам ежесекундно сходиться и расходиться. Несолидно это как-то. Точно так же неправильно как-то для пустышек спектакля жениться лишь однажды в жизни. Невыгодно сие. А поэтому ― некоммерчески.

В отличие от бабочек-однодневок, архитектонические процессы идут продолжительно. Большие системы распадаются и соединяются долго. Глобальный мир дышит не секундами, как человек, а месяцами, годами, десятилетиями.

Есть хорошая новость для мистеров Торопыг. Вы найдёте новый мир, не гоняясь за ним. Три эпоксидно вязких десятилетия завершились. И есть плохая новость для них же. Неизвестно, обрадует ли вас это.

Хорошо темперированный и хорошо ритмованный

В этом смысле процессы, которые мы наблюдаем вот уже почти десять недель, невообразимо быстры для этого Вязкого Третьвековья. Месяцы на демонтаж государств и ремонтаж регионов, недели на переработки энергетических контрактов континентальной значимости и глобальные платёжные механизмы, дни на принятие санкций и выработку политических решений, часы на составление санкционных персональных списков, минуты на дипломатические ноты и на разрывы отношений из-за отдельных заявлений, секунды на аресты блогеров, журналистов, «лидеров общественного мнения», политиков. В вязкое время рамсфельдов и козыревых это было невообразимо. Удивительно ли, например, что так ускорились события вокруг до сих пор восково вязкого дела Ассанжа? А ведь таких «ускорений» можно заметить множество.

Напомню, что в мире рамсфельдов и козыревых ярчайшей темперой для целого, пожалуй, политического года стал «разворот над Атлантикой» ― одно из первых действий, которые Россия на тот момент сделала не в ритм со всем глобальным миром. Именно в том мире густой и липкой подковёрной возни, многолетних решений и бюрократических тягомотин возникло ощущение народившейся вечности спектакля. Вечности, из которой, казалось бы, нету никакого исхода.

И вот стеклянный купол взломан. Где же он, воздух нового Марса, если Вилос Кохааген больше не всевластен и не всесилен? Ну ведь мы же помним, что на новый воздух и даже новую биосферу после этого хватило считанных минут!

А нет в жизни монтажа. И нет того Джонни, который в силах его сделать, даже если бы и хотел. Мир Реальности и мир Истории всегда темперирован и ритмован по-своему. Боевые действия имеют свою логику. Разрыв связности транспортной сети целого государства имеет свою хронологию. Разрыв колониального мира глобализации идёт по своим законам.

Вот почему «поспешишь ― людей насмешишь». Потому что поистине комичен лихорадочный строитель храма или суетливый служитель библиотеки. И если для этих достойных людей их торопливость чревата потерей лица, то для суматошного политика или военачальника, инженера общественных зданий или конструктора политических машин эта торопливость опасна потерей всего.

Волны гасят ветер

Мы остаёмся на поверхности происходящего. Мы постоянно чувствуем свежий ветер новых событий и тенденций. Однако истинное творится на глубине. А глубинные процессы не бывают быстрыми, иначе это уже не процесс изменения, а революция в чистом виде.

Однако на революцию не согласна и не готова ни одна из действующих сил. Даже самые революционные в нынешней толще общества ― понятно, что мы не о фриках и маргиналах, а о сколько-нибудь значимых силах, образованных идеями-овладевшими-массами и массами-одушевлёнными-идеями. Даже такой революционный в сущности акт, как акт отказа от очередного акта спектакля, на наших глазах осуществляется (по крайней мере на данный момент) эволюционно и медленно.

Волны действительно гасят ветер ― в том, однако, смысле, что на поверхности не понять истинной темпоритмики событий. Не потому ли темпоритмика действий России на территории экс-УССР в 2022 году оказалась такой рваной?

Да, первая предпринятая попытка «сменить-не-меняя» была в темпоритмике спектакля. И вот эта первая попытка вдруг выявила, что спектакль не желает меняться на другой спектакль. Что пластинку заело, что агрегат сломан ухватившим его восемь лет назад пользователем и больше не переключается на новые каналы. Что от смены картинок на экране придётся перейти к смене самого аппарата.

Вот тут-то период бури и должен был смениться периодом машинообразного натиска.

Потому что, в отличие от смены картинок в калейдоскопе, демонтаж самого калейдоскопа не может идти в темпе и ритме калейдоскопа, если, конечно, его не разбить с разлётом осколков на весь мир.

Я на десять тыщ рванул как на пятьсот

Потому что нет ничего более страшного для системы, чем спутать спринтерские и стайерские задачи. А у меня нет готового ответа, имеет ли РФ на территории экс-УССР дело с задачей первого или второго рода ― это если мы обратимся не только к тому, как нынешние процессы собственно проходят, но и кто именно принимает решение.

Очень многие представители российского патриотического лагеря уверены, что дистанция спринтерская. И что нужно выложить все карты на стол, потому что это последняя и итоговая ставка ― ставка, на которую нужно водрузить все силы, всю военную мощь и экономические достижения РФ за последние два десятилетия. Может быть, они и правы, и мы действительно живём в последние времена Апокалипсиса Иоанна Богослова.

Но есть и другая позиция. Вспыхивания Польши, Японии, Закавказья, прогрев «мягкого подбрюшья» в Средней Азии, шляющийся беспокойный полтергейст Великого Турана заставляют помнить, что даже в Евразии игра может оказаться очень долгой. А процессы брожения в Европе, процессы кристаллизации не-западных альтернатив в Азии и Южной Америке, процессы борьбы за место под жарким африканским солнцем лишь добавляют задаче мерности.

И нет у меня готового ответа, ошибкой ли было приступить весной 2022 года к решению как проблемы второго рода. Однако именно стайерское поведение демонстрирует, что ВПР РФ рассматривает стоящие перед ним задачи как стратегические, а не ситуативные и моментные. А это значит ― легкомысленно-подростковые «подкаты» вроде тех благоглупостей, которые, по некоторым данным, обсуждались в СДПГ, даже рассматриваться всерьёз не будут. Это значит ― то загадочно-меланхоличное молчание, которое демонстрировали российские коллеги американских военных в ответ на многократные попытки последних дозвониться, является молчанием очень говорящим. Собственно, какой смысл обсуждать результаты марафонского забега после первых сотен метров, если ты марафонец, а не спринтер?

Да, такая темпоритмика не без труда воспринимается нормальными людьми. Они и так-то приложили столько усилий, чтобы вписаться в темпоритмику уже разорванного и отброшенного мира Вязкого Третьвековья. Они уже смирились с его окончательностью истории. А тут им предложили новые горизонты ― и тут же…

А что тут же, собственно?

Два-с: умеренность и аккуратность

Тут же было продемонстрированы свойства, никак не характерные для исторических сдвигов. Свойства, которые мятежный ум А. Грибоедова заклеймил ассоциацией с низменным Молчалиным.

Да-с, умеренность и аккуратность. Да-с, судари мои, это те качества и свойства, которые в русской культуре никогда не одобрялись. Бунтарская, мятежная, искристая, ищущая «русская душа» всегда алкала и взыскивала бури, как будто в бурях есть покой.

Однако сколько десятилетий звучало в публицистике и скучных аналитических докладах, что «наши стратегические партнёры работают настойчиво и последовательно»? что «наши партнёры методично и систематично действуют»? что не худо бы и нам не чистить ружья кирпичом, как то делают наши стратегические партнёры?

Разве не может быть так, что умеренность и аккуратность, поставленные на службу целому обществу, превращаются в уместность и системность? В конце концов, разве не может быть так, что как минимум 15 лет (судя по Мюнхенской речи), то есть половина Вязкого Третьвековья, были израсходованы в каких-то целях? Что темпоритм происходящего на наших глазах разрушения и обвала Спектакля таков не только потому, что злая воля каких-то плохих людей мешает провести всё быстрее, но и потому, что он объективно не может быть иным и операторы этого процесса ощущают это точно так же, как чувствует комбайнёр необходимый темп и ритм работы в поле?

Это всё вопросы. У автора тоже нету доступа в кабинеты, где принимаются решения. Но мышление вообще и как таковое начинается с удивления, выраженного, конечно же, в вопросе.

Трудно жить в первом параграфе учебника

А так ― да, конечно, очень легко разделить возмущение и удивление многих. Несложно впасть в нетерпеливое ожидание рассвета нового мира. Проще простого утонуть в жажде увидеть на горизонте Полдень человечества. Вязкое Третьвековье мы, очень может быть, потеряли совершенно зря, по незрелости общества как целостности и глупости отдельных его людей. И в столь многих местах зреют гроздья надежды на то, что комбайнёры нового мира чувствуют ритм страды и всё делают правильно ― и всё же хочется побыстрее.

Но мы живём в реальном мире. Теперь ― в реальном мире. В этом наше счастье и в этом наш крест. В реальном мире жить сложно, но в мире калейдоскопического спектакля жить невыносимо, если, конечно, пытаться оставаться при этом человеком. Только в реальном мире, а не в мире заМАСКированной катастрофы космонавтики возможны покорение Венеры и Юпитера, Каллисто и Амальтеи. Только в реальном мире, а не в мире ай-пи-оу и кей-пи-ай появятся флипы и флаеры, спорамин и метапроптизол, звездолёты прямого луча и хайлайнеры.

И только в реальном мире есть настоящие человеческие боль и счастье, страсть и разочарование, счастье и горе. А возвращаться в реальный мир из спектакля вдвое тяжелее. После силиконовых суррогатов и идентичных натуральному эрзацев, после того, как всё на свете было из пластмассы, Реальность бьёт по нервам и по мозгам во много раз сильнее. И хочется, чтобы всё происходило быстрее. Но инерция Реальности не позволяет этого.

Это потом темпоритм Реальности станет привычным. Это потом мы осознаем, о чём же этот новый раздел Истории. А пока что ― мы в первом параграфе этого раздела. Здесь сложно, страшно и больно. Но через него лежит дорога в будущее. Иного не дано.
АндреасАлекс Кальтенберг