Является ли новая волна нападений в Израиле формой возвращения к джихаду?

Является ли новая волна нападений в Израиле формой возвращения к джихаду?

Совпадение терактов на этой неделе со встречей министров иностранных дел Израиля, США, Бахрейна, Марокко, Египта и ОАЭ в Сде Бокер в Негеве прекрасно отражает одну из дилемм нынешней ближневосточной стратегической картины.

Вызов Ирана и его сторонников, а также восприятие того, что США отходят от тесного взаимодействия с Ближним Востоком, являются ключевыми компонентами медленно выкристаллизовывающегося альянса, связывающего Иерусалим с ключевыми государствами суннитского арабского мира.

Однако теракты в Бней-Браке и Хадере, а также предшествовавший им теракт в Беэр-Шебе напоминают о резком различии, которое следует провести между взглядами суннитской арабской элиты, собравшейся в отеле «Кедма» в Негеве, и значительными элементами среди населения, которым они управляют. В этой связи стоит отметить, что ни одно из арабских правительств, представленных на встрече в Негеве, не имеет народного мандата, полученного в результате свободных выборов.

Десять лет назад суннитский арабский мир потрясла волна народных волнений. Авторитарные режимы были свергнуты в Египте и Тунисе. Сирийский режим выжил только благодаря усилиям его внешних союзников в Тегеране и Москве.

Воля суннитского арабского населения в каждой из этих стран нашла отражение в народном мандате, полученном политическим исламом на последующих выборах в Тунисе и Египте. Быстрое утверждение доминирования исламистских сил в сирийском повстанческом движении подтвердило эту картину. Победа ХАМАС на единственных свободных выборах, когда-либо проводившихся Палестинской автономией в 2006 году, была ранним индикатором этой тенденции. На улице у политического ислама не было реального конкурента за поддержку населения.

Нет причин полагать, что эта картина существенно изменилась в последующие годы. Однако, несмотря на явно выраженные предпочтения населения, суннитский политический ислам на Ближнем Востоке сегодня выглядит в основном как побежденная сила.

В непосредственной близости от Израиля волна исламистского брожения, начавшаяся в 2010 году, привела к появлению трех значительных политических проектов. Это: приход к власти в Египте «Братьев-мусульман», сирийское восстание арабов-суннитов и попытки организации «Исламского государства» (запрещено в РФ, – прим) построить свой режим на значительной территории Сирии и Ирака, начавшиеся в 2014 году.

Все эти проекты потерпели решительное поражение от своих противников.

В Египте избранное правительство «Братьев-мусульман», которое находилось на предварительной стадии поиска путей глубокой трансформации региональной ориентации Египта, было отстранено от власти военными в результате переворота в июле 2013 года.

В то же время Исламское государство было уничтожено сочетанием воздушной мощи США и союзников, а также курдских и иракских сил на земле.

Закат этих проектов (проектов суннитских политических исламистов, – прим.) отражается и в других странах. В Тунисе президент Каис Саид находится в процессе восстановления автократического, ориентированного на Запад режима. В Судане военный переворот в 2019 году сверг многолетний исламистский режим президента Омара аль-Башира.

Нынешнее состояние палестинской политики вписывается в эту общую тенденцию. Палестинская администрация в Рамалле является местным представителем старого арабского порядка, который в значительной степени подтвердил свою силу.

Власть ХАМАС в Газе, тем временем, представляет собой редкий пример продолжающегося исламистского правления. Крупное арабское суннитское население к западу от реки Иордан по-прежнему разделено на четыре группы с точки зрения управления: арабские граждане Израиля, арабское население Иерусалима и жители районов, контролируемых разными палестинскими властями – Рамаллы и Газы.

Таким образом, общая картина такова, что силы контрреволюции в арабском мире выглядят победителями. Старому арабскому порядку монархов и генералов с 2010 года угрожала волна исламистского восстания. Повсюду она, похоже, потерпела поражение. Проекты исламистов (правление «Братьев-мусульман» в Египте, сирийские боевики, «Исламское государство») лежат в руинах.

Можно было ожидать, что поражение революционной волны исламизма приведет к более прагматичной политике среди арабского населения суннитского толка, о котором идет речь. Однако до сих пор нет достаточных оснований полагать, что это так.

В результате сложилась ситуация, в которой, старый порядок, казалось бы, восторжествовал, но его триумф принимает форму репрессивных режимов, правящих многочисленным суннитским арабским населением, чья собственная политическая ориентация остается совершенно иной и противоположной ориентации их правителей.

В этой связи стоит отметить странную общность между про- и антииранскими силами. Режим Асада и правящая в Ливане «Хезболла» поддерживают Иран. Палестинская администрация в Рамалле и правительство Египта в целом являются клиентами Запада. Однако их объединяет то, что они управляют крупными, неспокойными регионами, населенными арабами-суннитами, где они правят без народного мандата.

Эта реальность – большое, неспокойное суннитское арабское население, лишенное политического представительства, чьи собственные предпочтения, согласно всем данным последнего десятилетия, склоняются к поддержке политического ислама – дает надежду как исламистским политическим движениям, так и сетям джихадистов. Это та среда, в которой «Исламское государство» и подобные ему сети сегодня пытаются вербовать людей.

Здесь, однако, мы возвращаемся к основной дилемме суннитской исламистской политической ориентации. Как видно из периода «халифата» Исламского государства, правления «Братьев-мусульман» в Египте, братоубийственных анклавов, созданных сирийскими суннитскими боевиками, и анклава ХАМАС в Газе, суннитскому исламизму нечего предложить в области управления и даже в области политической и военной организации. Он остается, очевидно, несравненным в своей привлекательности для суннитской арабской «улицы». Но он способен привести эту улицу лишь к новым поражениям и унижениям.

Складывается впечатление, что эта ситуация порождает в основном эхо взрывов убийственной ярости со стороны части сочувствующего исламистам населения, а не что-то похожее на последовательную политическую или революционную программу. Последние нападения в Бней-Браке, Хадере и Беер-Шебе являются тому примером.

В основе политической ориентации, которую предпочитает суннитское арабское население этих районов, лежит разрыв между воспринимаемым правом на превосходство и реальностью слабости и дезорганизации перед лицом более мощных и лучше организованных соперников. Это порождает, по крайней мере пока, взрывы насилия, а не приспособление к реальности.

Возможно, неспособность исламистских движений успешно разжечь массовое восстание за последние два-три года указывает на более спокойное приспособление к реальности со стороны значительной части целевого населения. Это последнее изменение отразилось бы в нежелании мобилизоваться от имени политического ислама, наряду с таким же нежеланием поддерживать политическую альтернативу ему.

Тем не менее, наличие большого количества арабов-суннитов, которые остаются не представленными ни одним из основных властных брокеров, сотрудничающих или конкурирующих в настоящее время на Ближнем Востоке, является одним из основных элементов текущей региональной ситуации. Самоуспокоенность или безразличие к этому, возможно, основанные на предположении, что эти группы населения окончательно смирились со своим поражением, были бы неуместны.