Бей своих: Киевский режим лютует напоследок
В соцсетях меня нашел друг детства. Мы не виделись со школы, тысячу лет. А когда-то росли вместе, потому что дружили еще наши деды — майор и полковник, ветераны войны.
Кстати, детство наше прошло ровно в тех местах, где снимали «Приключения Электроника». Вот «стекляшка», бывший обком партии, где Гусев собирался побить Сыроежкина, вот Политех, мимо которого от толпы школьников убегал Урри; а как снимали хоккейный матч во Дворце спорта, мы видели своими глазами, потому что сидели тогда в зале. А скамейка, на которой отметились профессор Громов с ассистентом Машей и измазались краской — она же реально в парке Ленина, ныне Победы, тогда стояла. И вот на ней как раз и зависали наши деды — они брали на выгул нас, а заодно трехлитровый бутыль пива, сами — вспоминать «за войну», а мы — в пруд, ловить головастиков.
С этим другом мы впервые попробовали курить, стянув дома сигареты «Опал» и «Вега», которые наши бабушки держали в шкафах от моли. Подкурили, понятное дело, фильтрами наоборот — сразу бросили. А однажды, никому ничего не сказав, пошли на море и чуть не утонули в шторм, но нас втащили в свою лодку спасатели. После ливней ходили по лужам босиком, собирая дождевых червяков, чтобы пугать ими потом — сволочи такие — наших бабушек…
Это было самое счастливое детство в одесском дворе, собиравшем во время каникул детей всего Советского Союза.
А после школы друг уехал в Москву. И все, я его больше не видела. А тут нашел, написал и просто спросил:
«Жива?».
Вы спросите, зачем, тем более в такое время, я рассказала вам эту историю о счастливом советском детстве? А просто для понимая того, что, если бы он написал мне это «Жив?» во время стандартной проверки паспорта и телефона — уже не только на блокпостах, но и во время специальных рейдов — я сидела бы «на подвале» «за активную переписку с абонентом из страны-агрессора».
Понятно, что про тотальные чистки сначала лидеров мнений, затем обывателей нелояльных к украинским оккупантам, писано-переписано. О задержаниях за красные сувенирные флажки и песни о Дне Победы в День Победы — тоже. Равно как и о полной бесправности граждан, ведь законодательство было изменено так, что гестапо может врываться к ним с обысками посреди ночи без ордера… Но чего хотят добиться на этот раз, непонятно, и где найдут столько подвалов? Однако одесские телеграм-каналы наперебой сообщают, что местные «зондеркоманды», которые раньше преимущественно посылали вручать повестки, теперь с таким же азартом забирают и телефоны.
И не то что этого не было раньше — просто не в таких масштабах. От повесточников скрывались мужчины от 18-ти до 60-ти (так-то, в принципе, если тебе 60, но ты без ноги, слепой и после инсульта, то тоже подходишь) — теперь заставили бояться и всех женщин. То и дело из разных районов города приходят сообщения почти что идентичного содержания:
«Усиленный патруль полиции с военной инспекцией и автомобилями без номеров раздают повестки, проверяют машины и требуют открыть переписки».
А почему же, интересно, автомобили без номеров? Видно, чтобы нельзя было идентифицировать, какие именно ведомства так люто нарушают права человека. По украинским меркам это, конечно, звучит смешно. Но вообще — страшно.
Просто потому, что все наше детство было Советский Союз, и мало у кого в телефонах нет контактов родственников, друзей, сокурсников или просто интернет-френдов из России. Главное что и пишут-то они в основном одинаково: «Живы?». А мы даже не можем им ответить «Да».
Пока да.
Ирина Кравцова