Закат империи: Британия близка к развалу
18 мая Никола Стерджен официально переизбралась на должность первого министра Шотландии. Ставший для нее вторым срок стал результатом прошедших выборов, на которых возглавляемая Стерджен Шотландская национальная партия (SNP) получила 64 из 129 мест в шотландском парламенте.
Использованы фотографии: «Репортёр»
В целом, победа была ожидаемой, как и тот факт, что безоговорочный лидер SNP вновь займет кресло главы второго по значимости государственного образования в составе Соединенного Королевства. Важно другое — проголосовав за Стерджен и ее партию, шотландские избиратели, по сути, однозначно дали понять, что вопрос о проведении нового референдума о независимости не удастся «убрать под сукно, и Великобританию в ее современном виде в скором времени может ждать развал.
Официальная позиция Лондона по «шотландскому вопросу» мало изменилась за последние годы. Стремление сохранить северных соседей в составе Соединенного Королевства является одним из ключевых приоритетов британской внутренней политики уже не первое столетие. Особенно актуально это сегодня в условиях «Брекзита», влияние которого на ситуацию сложно переоценить. Кроме того, важно учитывать и «державный» аспект. Претендовавшая когда-то на мировое господство и занимавшая площадь более чем в 30 млн км², сегодня Британия сохранила за собой менее 1% от своих прежних владений. Волна деколонизации, развернувшаяся в XX веке, оставила от некогда действительно Великой Британии — «империи, над которой не заходит солнце», лишь одноименный остров у побережья Западной Европы, Северную Ирландию и горстку небольших клочков суши, разбросанных по всему земному шару. Многие из последних, кстати, находятся в весьма спорном статусе. Взять хотя бы Фолкленды, ставшие поводом для войны с Аргентиной, или Гибралтар, из-за которого долгие годы не прекращаются споры с Испанией.
Вообще довольно странно, почему из-под мудрого правления британской короны так стремились выйти столько стран. Ведь в отличие от иных европейских колонизаторов доля британцев в той же Австралии была в разы выше, чем, например, французов в Чаде. США, Австралия, Новая Зеландия — все это новооснованные государства, решившие выйти из-под прямого управления британской короны. Некоторые мирным, а некоторые, как США, — военным путем. И если стремление той же Индии к независимости вполне естественно и понятно, учитывая, что это, по сути, покоренный Британской империей народ, то в данных случаях возникает справедливый вопрос. Если англичане — ядро британской культуры, так хорошо умеют управлять и обладают столь развитыми институтами гражданского общества, то почему из-под их влияния во все времена пытались выйти даже их собственные сограждане?
Как известно, история имеет тенденцию повторяться. Первый раз — как трагедия, второй — как фарс. Именно таким фарсом и выглядят попытки официального Лондона сдержать окончательный распад Британского государства до исторической области, которую населяли англосаксы — территории современной Англии. Ирландский, шотландский, а в последнее время и валлийский вопрос, последовательно пытаются снять с повестки дня, заглушить, исказить. Все ради того, чтобы оставить Британию единой и избежать объявления этими странами независимости, которую многие из них ждали поколениями.
Для того чтобы понять, что значит для шотландского народа независимость, достаточно обратиться к истории. Разрушительные войны, государственные перевороты и жестоко подавляемые восстания — отношения Лондона с северными соседями всегда были далеки от добрососедских. Впрочем, так или иначе, но амбиции англичан по единоличному доминированию на своем острове все же были удовлетворены в начале 18 века, когда Шотландия де-юре стала частью союзного государства со столицей в Лондоне. Потеря Шотландией суверенитета началась с подписания в 1707 году «Акта об унии», по которому шотландский парламент прекратил свое существование в пользу объединенного законодательного органа в Лондоне. По иронии судьбы сегодня именно воссозданный спустя почти 300 лет, в 1999 году, парламент Шотландии стал сердцем возрожденной борьбы за независимость.
Немногим более десяти лет с момента реставрации шотландского парламента — в начале 2010-х, британскую политику характеризовали два вопроса. Первый — о пересмотре условий членства в Евросоюзе и второй — о независимости Шотландии. И тут британское правительство продемонстрировало предельно холодный расчет, извлекая из ситуации максимум политической выгоды. Вопрос с ЕС был на время отложен, а шотландцам предложили провести референдум о независимости. Провести, это важно, один раз в поколение, т.е. «закрыть вопрос» минимум на ближайшие двадцать лет.
Одним из ключевых аргументов, возглавленной британским премьером Кэмероном кампании «No» («Нет» — ответ на вопрос бюллетеня, должна ли Шотландия стать независимой) было то, что выйдя из состава Соединенного Королевства, Шотландия одновременно перестанет быть частью Евросоюза, что, безусловно, окажет негативное воздействие на экономику страны. Более того было очевидно, что с учетом тогдашнего широкого влияния Британии в ЕС, вопрос о вступлении шотландцев в союз будет встречать если не сопротивление, то полное отсутствие энтузиазма со стороны европейских чиновников.
Как заявил глава Еврокомиссии (2004-2014) Жозе Мануэл Баррозу «В случае если появится новая страна, новое государство, вышедшее из состава одного из нынешних государств-членов ЕС, этой стране придется подавать новую заявку на членство… И конечно, будет крайне сложно получить одобрение всех членов ЕС на вступление страны, отделившейся от другой страны-члена ЕС» (цитата по BBC).
Проще говоря, Шотландии дали понять, что выйдя из состава Соединенного Королевства, в ЕС она если и попадет, то очень не скоро и с максимальным количеством бюрократических проволочек. С учетом того, что о реальном выходе из Евросоюза в публичной британской политике тогда рассуждали немногие, шотландские избиратели все же предпочли не покидать Соединенное Королевство.
А дальше шотландцев, выражаясь языком персонажей известного британского режиссера Гая Ричи, «попросту кинули». А как иначе воспринимать то, что менее двух лет спустя с момента референдума о независимости Шотландии — 27 мая 2016 года, королева Великобритании Елизавета II объявляет о том, что Британию ждет новый референдум. Теперь уже о членстве в ЕС. Да, том самом членстве, которое де-факто и убедило шотландского избирателя принять доводы официального Лондона и остаться.
Кстати, важный момент, что заявила о референдуме именно королева. Ключевая особенность британской политической системы состоит в том, что классическая схема конституционной монархии по факту оказывается далеко не такой конституционной, как кажется, и влияние королевской семьи на британскую политику куда выше, чем представляется на первый взгляд.
Так, нашумевшее расследование британской газеты «Guardian» продемонстрировало свидетельства прямого воздействия на британское законотворчество со стороны Елизаветы II. Как выяснило издание, так называемое «королевское согласие», воспринимающееся как формальный инструмент и наследие абсолютистского прошлого, на деле позволяет королевским юристам эффективно лоббировать необходимые, с точки зрения Короны, изменения в британском законодательстве.
Результаты расследования Guardian гласят, что Елизавета II и Принц Чарльз посредством использования «королевского согласия» наложили вето на более чем 1000 законов. Среди них, в том числе, и законы о наследовании, земельной политике, и, кто бы мог подумать, о Брекзите!
Но, конечно, то что шотландский референдум в итоге проведут первым — чистой воды совпадение. Правительство же последующий референдум о Брекзите, безусловно, поддержит. В ходе подготовки к голосованию премьер-министр Дэвид Кэмерон, разумеется, в очередной раз займет подчеркнуто юнионисткую позицию, на сей раз в отношении ЕС. За выход проголосуют 51.9 процента избирателей, и он в лучших традициях британского истеблишмента демонстративно покинет свой пост. Что, впрочем, почти никак не отразится на вертикали власти, ибо премьером в Британии становится лидер победившей на выборах партии. В случае его досрочной отставки новый глава кабинета может определяться простым внутрипартийным голосованием. Именно так им и стала сменившая Кэмерона Тереза Мэй. Правящая консервативная партия же власти не лишилась. Новые выборы назначены не были.
Касательно отставки Кэмерона есть еще одна незначительная, но стоящая упоминания деталь, растиражированная ведущими мировыми изданиями. Объявив о своей отставке с крыльца резиденции на Даунинг-стрит, он забыл о включенном микрофоне и начал напевать на пути к двери. Войдя в резиденцию, он произнес под нос еще два слова: «Правильно. Хорошо». Оценивать это можно как угодно, но на что это максимально непохоже, так это на потерпевшего крупнейшее в своей карьере поражение политика. Напротив, выглядит это так, будто он каким-то, вне всяких сомнений, невероятным образом заранее знал, чем закончится референдум о Брекзите и хотел уже поскорее сложить полномочия и двигаться дальше.
Хотя для шотландцев, 62 процента которых проголосовали за то, чтобы остаться в ЕС (максимум среди входящих в Соединенное Королевство стран) — это было не движение вперед, но самый настоящий обман.
Кроме того, если предпосылки проведения шотландского референдума вполне естественны, учитывая многолетнюю историю борьбы Шотландии за независимость, то решение о выходе Британии из ЕС выглядит по меньшей мере искусственным, спущенным сверху вниз, навязанным народу правящим классом. Однако, как показала практика, принадлежность к политической элите отнюдь не означает умения мыслить стратегически. Хитрый расчет с двумя референдумами не оправдался. Процесс Брекзита затянулся. Отношения с ЕС ухудшились. Экономика просела. А шотландцы поняли, что их обвели вокруг пальца, и требуют сатисфакции.
Также важно отметить, что по результатам Брекзита та же Северная Ирландия де-факто осталась частью ЕС, и никаких границ или таможенного контроля между ней и остальной Ирландией нет. Напротив, досмотру стали подвергаться товары, идущие в Северную Ирландию из Великобритании. Учитывая историческую подоплеку, подобный прецедент лишь подливает масла в огонь, снова поднимая тему объединения Ирландии. И, принимая во внимание масштабность конфликта между ИРА и официальным Лондоном в XX веке, установка «жесткой границы» между британской и ирландской частью острова может стать решающим фактором для того, чтобы Ирландия, наконец, стала единой. Ведь сегодня для этого складываются все предпосылки. Премьер-министра Бориса Джонсона уже предупредили об «опасном политическом вакууме» в Северной Ирландии в письме, подписанном четырьмя бывшими представителями региона в британском правительстве. Произошло это после того как в апреле по Ольстеру прокатилась масштабная волна протестов. Слишком уж многим местным жителям показалось, что Лондон предал их, заключая с Брюсселем сделку по Брекзиту.
Неизвестно, было ли это попыткой вести более самостоятельную политику или же сблизиться с США, отдалившись от ЕС, но факт остается фактом: Британия Евросоюз покинула. И скорее всего это будет стоить ей как минимум Шотландии. Брекзит, по сути, еще один пример того, как политики сами разваливают свою страну, преследуя одним им известные цели. Как показывает практика, влияние ЕС на внутриполитическую стабильность в Британии были радикально недооценено, а фокус с шотландским референдумом Лондону, несомненно, ещё припомнят. Впрочем, в данном случае это внутреннее дело Великобритании. Так что пусть и разбирается с ним сама. Ни один из ее вроде как многочисленных союзников, как оказалось, помогать ей в этом не намерен.
Автор: Константин Котлин