Путин на Валдае: адресат выбыл

Выступление Путина на валдайском форуме было и объёмным, и ёмким, и информативным. Оно суммировало все речи, сказанные российским лидером со времён Мюнхена 2007 года, и подводило общий итог многолетним попыткам России поладить с Западом на взаимоприемлемых условиях. Но, в принципе, ничего нового в нём не содержалось. Всё это и сам Путин, и другие политики и эксперты говорили и писали последние пятнадцать лет (а некоторые и все тридцать).

И тем не менее одна вещь кардинально отличала данное выступление от предшествующих. Произошла смена адресата.

До октября текущего года речи Путина были посланиями Западу. Все претензии, всё недовольство, все указания на то, что так жить нельзя, в конечном итоге сводились к тому, что Западу стоит принять правильное решение и, пока не очень поздно, приступить к конструктивным переговорам с Россией о новом мироустройстве.

Поначалу Россия ни на что, кроме закрепления за ней отдельной сферы исключительных интересов (она же зона безопасности), не претендовала. С течением времени, после укрепления российской экономики и роста амбиций российского бизнеса, добавилось требование уважать экономические интересы России и обеспечить полное экономическое равноправие, прекратив практику искусственного вытеснения российских компаний с западных рынков (недобросовестной конкуренции).

Затем Россия расширила понимание сферы безопасности. Твёрдой ногой стала она на Ближнем Востоке в ходе Сирийской кампании. Началось проникновение России в Африку, восстановление на Чёрном континенте позиций, утраченных с распадом СССР и приобретение новых.

На заключительном этапе Россия перестала говорить с Западом в единственном лице. Зазвучал солидарный голос России и Китая, быстро обраставших всё новыми и новыми союзниками.

Ныне, то что Путин назвал в своей речи «так называемым Западом», а сам Запад называет «мировым сообществом», в терминологии 70-х годов ХХ века именовалось «свободным миром» или «первым миром». Это США и их союзники и вассалы: ЕС, Норвегия, Швейцария, Канада, Австралия, Новая Зеландия, Япония, Республика Корея. Всё остальное — либо формирующийся российско-китайский блок, либо «серая зона», за которую идёт борьба, в том числе вооружённая (как на Украине и в Сирии).

Путин называет этот мир многополярным, но на деле он биполярный, поскольку российско-китайский блок и в военно-политическом, и в финансово-экономическом отношении объединён противостоянием США — американской гегемонистской угрозе, с которой каждый в отдельности справиться не может. Реальный многополярный мир может возникнуть только в результате победы над коллективным западом, слома его амбиций. Но может и не возникнуть, если конкуренция между Россией и Китаем выйдет за разумные рамки, а такое развитие событий нельзя исключить, ведь борьба национальных бизнесов за рынки никуда не денется.

Сам факт необходимости освоения западного наследства уже может вызвать серьёзные противоречия. Мы ведь на примере тех же Украины, Европы, Ближнего Востока, Африки видим, что бывшие американские клиенты, получив вынужденную свободу, самостоятельно существовать не в состоянии. Они так же мало приспособлены к самостоятельной экономической деятельности, как дворовые люди времени отмены крепостного права, когда огромное количество живших в барских домах приживал (чесателей пяток, подавателей кофе, носителей барского стула и т. д.) внезапно были выброшены «на мороз», ибо содержать их стало слишком дорого.

Американцы «забывают» ненужных, разграбленных вассалов, как забыли Фирса в «Вишнёвом саде» — пусть новые владельцы позаботятся. И новые владельцы не могут сказать: «Нам это не надо». Дело даже не в том, что, свергнув дракона, приходится самому становится драконом, ибо кто-то же должен отвечать за порядок в мире. Можно быть добрым и справедливым гегемоном, но мировой периферией необходимо управлять, иначе зоны хаоса начнут распространятся по миру, сливаясь в одно огромное пространство хаоса, и через некоторое время не заметишь, как все твои силы уходят на борьбу с этим хаосом, на безнадёжную попытку защитить от него границы цивилизации.

Управление же, в свою очередь, предполагает вложения в развитие (даже дворовому псу надо хотя бы будку построить и кормить его ежедневно). Вложения же должны окупаться. Дворовой пёс стережёт дом от воров, а восстановленное государство должно приносить прибыль. Прибыль может быть разная. У кого-то есть интересные и нужные для разработки полезные ископаемые, а кто-то интересен с точки зрения обеспечения стратегической военной безопасности. Например, КНДР надёжно прикрывает Север Китая и наш Дальний Восток от США и их союзников, позволяя нам и Пекину концентрировать основные силы на других направлениях внешней политики и политики безопасности.

Вопрос о том, кто и какие зоны планеты будет восстанавливать и контролировать, какую пользу извлекать из этого контроля, в перспективе может стать камнем преткновения между нами и Китаем (а может и не стать, если сумеем договориться). Но это проблема должна возникнуть уже после Путина и Си Цзиньпина.

По крайней мере в своей речи, которая, как было уже сказано, впервые полностью (тенденции были заметны и в предыдущих, но эта — полностью) была обращена не к Западу, а к российскому обществу. Путин сказал, что нас ждёт сложное десятилетие. Десять лет — очень много. Это гораздо больше, чем необходимо для ликвидации Украины. Просто посмотрите на её демографические показатели и вы поймёте, что без всякой войны через десять лет на этой территории будет жить 15−17 миллионов населения, что явно недостаточно для того, чтобы создавать серьёзную угрозу России. Но поскольку войну никто не отменял (и не отменит), хорошо, если хотя бы 15 миллионов останется на Украине уже через пять лет.

Это значит, что, замахиваясь на десять сложных лет, российские власти уверены, что Запад в своей тщетной попытке удержать гегемонию будет стоять до конца, и всё это время нам придётся продолжать борьбу в политической, дипломатической, экономической, финансовой и, конечно же, военной плоскостях, как с самим Западом, так и с его странами-наёмниками (Украина не одна такая, желающая и способная повоевать с Россией за интересы США).

В этом плане сделанное Путиным в очередной раз заявление, что мы один народ, — скорее пожелание и шанс, данный украинцам, чем констатация факта. Именно поэтому Путин, отвечая на логично вытекающий из этого заявления вопрос: «Значит у нас война гражданская?», сказал: «Да, частично». Я совсем недавно писал, что войну на Украине можно было бы назвать отложенной при распаде СССР гражданской войной (некоторые черты таковой она имеет), если бы в течение тридцати лет на Украине не формировалась буржуазная нация. Её формирование не завершено, и она (в силу объективных причин) никогда не будет окончательно сформирована, но она находится на том этапе формирования, когда уже отчётливо чувствует своё отчуждение в отношении России, свою нерусскость и даже антирусскость.

Именно поэтому у нас война «частично гражданская», но не гражданская. В ходе гражданской войны стороны не ставят под сомнение единство государства — они борются за господство в этом государстве, за ту или иную систему управления им. Украинцы же воюют за право жить отдельно от России, ненавидеть Россию и бороться за её уничтожение. В этом плане их цели полностью совпадают с польскими или американскими: в Вашингтоне и Варшаве тоже считают, что их национальные интересы будут надёжно защищены только в том случае, если Россия будет уничтожена.

Наша война станет гражданской только в том случае, если мы все территории Украины объявим Россией (как Запорожье и Херсон). Тогда те, кто нам сопротивляется станут в нашем понимании мятежниками. Так стала гражданской война Севера и Юга 1861−1865 годов, а южане (дикси) в понимании северян (янки) стали мятежниками только после того, как правительство Линкольна и подконтрольный ему Конгресс (из которого дикси ушли, ибо уже заявили о создании самостоятельных Конфедеративных штатов Америки) задним числом отменили право штатов на сецессию.

Янки и дикси не жили друг без друга тридцать лет, но они отмечали серьёзные отличия между людьми Севера и Юга. Это были два разных зарождающихся народа, в ходе гражданской войны принудительно слитые в один. Американцам понадобилось пятьдесят лет, чтобы пережить шок гражданской войны и окончательно стать действительно одним народом. Если мы интегрируем Украину в Россию, а для победы над Западом нам это придётся сделать (возможно, без Галиции) нам понадобится не меньше времени, чтобы вернуться в состояние единого народа. В этом плане наша борьба выйдет далеко за пределы сложного десятилетия, обещанного Путиным. Но послепобедные проблемы, отвлекая силы и ресурсы, уже не влияют на окончательный политический результат, как не могла повлиять на окончательный результат Второй мировой войны отчаянная борьба бандеровцев и прибалтийских лесных братьев, продолжавшаяся до 1949 года активно и до 1956 года — по затухающей, изредка и очагово.

Окончательно разочаровавшись в возможности компромисса с Западом, Путин на Валдае говорил с Россией и с её союзниками. Его речь была не так пафосна, как первая речь Черчилля перед палатой Общин после вступления в должность премьера, произнесённая 13 мая 1940-го, в которой британский премьер заявил: «Я не могу предложить ничего, кроме крови, тяжёлого труда, слёз и пота». Но смысл тот же.

Жестокий враг на пороге. Он желает нас уничтожить, и ничто не может спасти нас, кроме нас самих. Борьба будет долгой, но если мы хотим выжить, то должны победить.

Источник