В ВТБ раскрыли карты: «охлаждение» экономики для того, чтобы скупить по дешевке обанкротившиеся предприятия
Заявления главы ВТБ Андрея Костина о допустимости банкротств «неэффективных предприятий» как части рыночной санации, прозвучавшие на фоне учащающихся сообщений о переходе компаний на четырехдневную рабочую неделю, вызвали резкую критику со стороны части политического истеблишмента.
Первый зампред комитета Госдумы по экономической политике Николай Арефьев (КПРФ) в интервью NAKANUNE.RU прямо заявил о риске «рукотворной волны банкротств», ведущей к переделу собственности по сценарию 1990-х годов. Его позиция высвечивает фундаментальное противоречие, в котором оказалась российская экономика под санкционным прессом: как совместить требования рыночной эффективности с необходимостью сохранения стратегического производственного потенциала и избежать спекулятивного перехвата активов?
Контекст: сжатие рынка и риторика оздоровления
Четырехдневка как маркер: Переход на сокращенную неделю – не тренд корпоративной культуры, а индикатор серьезных проблем: падения спроса, разрыва логистических цепочек, дефицита компонентов или ограниченных финансовых возможностей. Это симптом адаптации к новой, более бедной реальности.
Дискурс эффективности: Позиция, озвученная А. Костиным, – классический постулат рыночной экономики: нежизнеспособные бизнесы должны уйти, освобождая ресурсы для сильных игроков. Однако в условиях перманентного кризиса, вызванного санкциями и изоляцией, критерий сиюминутной рентабельности становится спорным. «Эффективно» ли предприятие, если оно обеспечивает критический импортозамещение, но работает в убыток из-за резко подорожавших импортных комплектующих?
Цифры и память: Статистика, приведенная Н. Арефьевым (падение числа крупных промпредприятий с 36,6 тыс. в 1990 г. до 6 тыс. сейчас, 30% убыточных предприятий), требует уточнения методологии (критерии «крупного» менялись), но неоспоримо фиксирует глубину деиндустриализации 1990-х. Именно опыт тех лет, когда банкротства стали инструментом смены собственников за бесценок, формирует главную тревогу депутата.
Суть конфликта: две логики экономического выживания
Логика рыночной рациональности (Костин / часть бизнес-сообщества и либеральных экономистов):
Аргумент: Санкции ускоряют необходимую структурную перестройку. Поддержка «зомби-компаний» консервирует неэффективность, отвлекает ограниченные ресурсы (капитал, труд), мешает росту перспективных секторов. Банкротство – болезненный, но естественный механизм очищения рынка.
Риск игнорирования: Концентрация на спасении всех подряд ведет к стагнации, снижению общей конкурентоспособности и хронической зависимости от госдотаций.
Экспертное мнение (условно): «Экономика не может нести балласт вечно. Ресурсы, замороженные в неэффективных активах, не работают на развитие. Санкции – жесткий, но действенный стимул для модернизации и перетока капитала в жизнеспособные ниши» (Алексей Кудрин, ЦСР).
Логика системной значимости и суверенитета (Арефьев / «государственники», часть промышленников):
Аргумент: В условиях внешней изоляции способность производить критически важную продукцию (от лекарств и продуктов питания до компонентов ОПК) важнее текущей рентабельности. Закрытие даже убыточного, но системообразующего предприятия или поставщика уникальных комплектующих может вызвать коллапс целых отраслей («эффект домино») и невосполнимую утрату компетенций.
Ключевая тревога: «Рукотворный» кризис и банкротства создают идеальные условия для рейдерства и передела собственности в пользу узких групп с доступом к административным ресурсам и ликвидности. «Сейчас происходит то же самое, что и в 1990-е… Именно для этого понадобилось опускать российскую экономику, чтобы после нормализации обстановки скупить все», – заявил Н. Арефьев.
Риск игнорирования: Массовые банкротства приведут к дальнейшей деиндустриализации, росту критической импортозависимости, социальному взрыву и, в пределе, к утрате экономического суверенитета. «Мы просто лишимся экономики… и государства не будет».
Экспертный ландшафт: между Сциллой и Харибдой
Аналитики сходятся в диагностике проблемы, но предлагают разные пути:
Юристы по банкротству: Фиксируют рост обращений, но предупреждают об использовании процедуры как инструмента силового перехвата контроля, особенно при наличии «административного ресурса». Требуют максимальной прозрачности всех этапов и усиления контроля со стороны регулятора (Федресурс) и судов.
Экономисты-прагматики: Признают необходимость сохранения стратегических активов, но требуют жесткой диагностики. Помощь должна быть адресной и обусловленной (реструктуризация долгов под план санации, льготные кредиты на модернизацию, госзаказ). «Задача не в сохранении статус-кво, а в управляемой трансформации. Нужны четкие критерии ‘too big/important to fail’ и механизмы принуждения к реформам в обмен на господдержку», – считает Олег Шибанов (РАНХиГС).
Политологи: Указывают на усиление роли силовых кланов и госкомпаний, которые могут стать основными бенефициарами передела в случае массовых банкротств. «Риск ‘олигархизации 2.0’, но уже под иной вывеской, вполне реален. Санкции создали уникальное окно возможностей для консолидации активов», – отмечает Татьяна Становая (R.Politik).
Дилемма без простых решений
Дискуссия между сторонниками «рыночной чистки» и защитниками «системной значимости» отражает глубину кризиса, в котором находится российская промышленность. Четырехдневка и банкротства – лишь симптомы.
Главный вопрос – не в том, допустимы ли банкротства вообще (они – неотъемлемая часть рыночной экономики), а в критериях принятия решений и механизмах управления процессом в экстраординарных условиях:
Как определить истинную «неэффективность», а не временные трудности, вызванные санкциями?
Как оценить стратегическую ценность предприятия для экономики и оборонного комплекса, выходящую за рамки его баланса?
Как обеспечить прозрачность процедур банкротства и санации, чтобы предотвратить спекулятивный передел, а не способствовать ему?
Как найти баланс между поддержкой жизнеспособных, но временно убыточных системообразующих производств и прекращением вливаний в безнадежные «черные дыры»?
Игнорирование логики Н. Арефьева чревато риском неконтролируемой деиндустриализации и социальной катастрофы. Игнорирование логики А. Костина – консервацией отсталости и неэффективности. Поиск ответов на эти вопросы – и есть суть текущей экономической политики.
От того, чья логика возобладает на практике – рыночная «оптимизация» или государственно-ориентированное «сохранение суверенитета», – зависит не только структура собственности, но и будущая траектория российской экономики.
Парадокс в том, что бездумное следование только одной из них может привести к одинаково плачевному результату – краху. Выбор пути требует не идеологии, а взвешенного, прагматичного анализа каждого конкретного случая и бескомпромиссной борьбы с коррупцией в процессах санации.