«Брат, потерпи, само всё пройдет»: в столичной клинике хирург в тюбетейке пациенту с угрозой ампутации назначил осмотр через 2 месяца.
data-testid=»article-title» class=»content—article-render__title-1g content—article-render__withIcons-3E» itemProp=»headline»>«Брат, потерпи, само всё пройдет»: в столичной клинике хирург в тюбетейке пациенту с угрозой ампутации назначил осмотр через 2 месяца.СегодняСегодня18011 минОглавление
Показать ещё
Фото: thagalegov.ruФото: thagalegov.ru
Российские поликлиники переживают заметные изменения: привычный облик медицинских учреждений стремительно меняется вместе с национальным составом персонала. На дверях кабинетов теперь все чаще можно увидеть непривычные глазу фамилии и имена. Для многих пациентов поход к врачу превращается не только в диагностику болезни, но и в своеобразный урок межкультурного общения.
Мигранты-медики занимают самые разные позиции — от терапевтов и хирургов до педиатров и гинекологов. Еще десять лет назад встретить врача с азиатской внешностью было скорее исключением, чем правилом. Сегодня же это стало частью повседневной реальности: в некоторых московских поликлиниках иностранные специалисты составляют треть коллектива, а в отдельных учреждениях их число приближается к половине штата.
Жительница столицы Татьяна признается, что теперь воспринимает свою районную поликлинику как «миграционный центр с медицинским уклоном». По её словам, фамилии на табличках порой напоминают список сотрудников ЖЭКа, а не государственных медиков.
И действительно, в коридорах легко встретить специалистов из Узбекистана, Таджикистана, Кыргызстана, Казахстана или Азербайджана. Некоторые врачи, по отзывам пациентов, с трудом выражаются по-русски, однако уже ведут полноценный прием.
Фото: dzhmao.ruФото: dzhmao.ru
В результате обычный визит нередко превращается в испытание: пациент объясняет жалобы, врач много раз переспрашивает, пытаясь уловить смысл, но в конечном итоге часть важной информации разбивается о языковой барьер. Как следствие — ошибка в диагнозе или неправильно назначенное лечение, последствия которого, могут быть катастрофическими. История которую рассказала Татьяны, не исключение, это лишь один эпизод из сотен, если не тысяч подобных случаев по все стране, и от этого становится еще страшнее.
"Приходите на осмотр через два месяца"
История с обращением мужа Татьяны в одну из столичных поликлиник, стала для её семьи настоящим потрясением. Её супруг по имени Игорь в конце июля пришел в медучреждение с сильным воспалением — на выходных во время отдыха на даче он поранился ржавым гвоздем, в результате чего через несколько дней большой палец на ноге распух, кожа покраснела, а боль стала такой невыносимой, что не давала уснуть по ночам.
В регистратуре его направили к хирургу. Когда он зашёл в кабинет, его встретил молодой врач с явно восточным акцентом. Тот путано задавал вопросы, несколько раз переспросил: «Что болит?», «Давно болит?» — при этом произнося слова на ломаном русском, так что часть сказанного приходилось угадывать по смыслу.
Коллаж автораКоллаж автора
Осмотр был поверхностным: врач мельком взглянул на ногу, едва прикоснулся к воспалённому месту и сразу вынес пугающий приговор — «может быть ампутация». Муж Татьяны опешил: серьёзный диагноз, звучащий как приговор, и при этом никакой срочности в действиях медика. На все уточняющие вопросы — что делать, какие меры принять, нужна ли срочно операция — "незаменимый" для отечественной медицины специалист неожиданно выдал: «Эээ брат, потерпи, само всё пройдет. Приходи на консультацию черед два месяца».
Когда мужчина вернулся домой и рассказал о приёме, Татьяна была потрясена:
«Если угроза ампутации — как можно откладывать на два месяца? Это же абсурд!»
Семья решила не ждать и на следующий день поехала в городскую больницу. Там ситуация прояснилась моментально: опытные хирурги, едва взглянув на палец, ахнули — воспаление перешло в гнойное, промедление грозило тяжёлыми осложнениями. Мужчину срочно госпитализировали, и уже в тот же день сделали операцию, спасшую не только палец, но и ногу.
«Страшно даже представить, что было бы, если мы последовали бы рекомендации этого "врача" — говорит Татьяна. — Через два месяца, уже и приходить бы было некому».
Как врачи-мигранты осваиваются в России
Массовый наплыв врачей-мигрантов в российские поликлиники начался сравнительно недавно — примерно пять лет назад. Именно тогда государство фактически открыло «шлюзы», упростив все бюрократические процедуры для приезжих специалистов. Больше не нужно было годами добиваться признания диплома или проходить полноценную переподготовку: достаточно предъявить документ об окончании медицинского вуза у себя на родине. Для выходцев из постсоветских республик условия оказались особенно щадящими.
Схема работает предельно просто. Врач из Таджикистана, Кыргызстана или Азербайджана приезжает в Россию с дипломом местного медуниверситета. На основании межгосударственных соглашений этот диплом автоматически признаётся равным российскому. После этого остаётся пройти аккредитацию — формальный экзамен, включающий тесты и несколько практических заданий. Сдать его можно, выучив минимум терминов и алгоритмов.
Фото: rg.ruФото: rg.ru
Дальше всё развивается по накатанной: через полгода у специалиста уже вид на жительство, через год — российский паспорт. И вот бывший мигрант превращается в «полноценного гражданина», получая все права для работы врачом в государственных клиниках. При этом никаких адаптационных курсов, углублённых экзаменов или обязательной переподготовки он не проходит.
Контраст с развитым миром разителен. В Европе или США диплом иностранного врача сам по себе не даёт права на практику. Там обязательны годы резидентуры, тщательное изучение национальных медицинских протоколов, а главное — сложные экзамены, проверяющие не только знания, но и уровень клинического мышления. В России же достаточно справки о признании диплома и успешной аккредитации, которую многие специалисты воспринимают лишь как формальность.
В результате в систему попадает целый пласт врачей, уровень подготовки которых объективно не соответствует ожиданиям пациентов. И истории вроде той, что пережила семья Татьяны, становятся тревожным подтверждением: упрощённые правила оборачиваются реальными угрозами для здоровья людей.
Так почему же врачи-мигранты так быстро и массово осваивают российскую медицину? Ответ прост: отечественная система сама вытолкнула своих специалистов. Кадровый голод в здравоохранении достиг уровня, который эксперты называют критическим. По официальным данным, в стране не хватает от 50 до 60 тысяч врачей. Лишь в Москве дефицит превышает 25 тысяч специалистов. А ведь речь идёт о столице — в регионах ситуация ещё драматичнее.
Даже выпускники медицинских вузов, казалось бы, готовые пополнить систему, нередко предпочитают уйти в фармацевтический бизнес, торговлю медоборудованием, страховые компании — куда угодно, только не в государственную поликлинику. По статистике, каждый третий молодой врач отказывается работать по специальности.
Причины ухода из профессии очевидны. Зарплата рядового врача в поликлинике едва достигает 40–50 тысяч рублей, при этом нагрузка огромна: бесконечные очереди, поток пациентов с утра до вечера, плюс кипа отчётности и бумаг. В условиях мегаполиса такие деньги позволяют лишь выживать, но не жить.
Фото: pravdaurfo.ruФото: pravdaurfo.ru
Отдельным фактором стал и прессинг правоохранительных органов. Следственный комитет регулярно возбуждает уголовные дела против врачей за профессиональные ошибки. Один неудачный исход — и специалист рискует оказаться не просто без работы, а на скамье подсудимых. Многие медики признаются: работать под страхом уголовного преследования при такой зарплате попросту невыносимо.
Картину усугубили пандемия и спецоперация. Коронавирус унёс жизни сотен врачей, а мобилизация фактически лишила систему анестезиологов, хирургов, травматологов — именно тех специалистов, которых и так катастрофически не хватало. Российское здравоохранение оказалось обескровлено в прямом смысле этого слова.
На освободившиеся места охотно идут врачи-мигранты. Для них зарплата в 50–70 тысяч рублей в Москве кажется колоссальной: по сравнению с доходами на родине это зачастую в десять раз больше. Поэтому конкуренции за рабочие места фактически нет — россияне уходят, их место занимают приезжие.
Часть таких врачей устраивается в клиники, где обслуживают преимущественно своих соотечественников: узбеки лечат узбеков, киргизы — киргизов. Там они действительно востребованы, ведь языковой барьер отсутствует, а культурные нюансы хорошо понятны. Проблема начинается, когда эти специалисты приходят в обычные городские поликлиники.
Врач врачу рознь
Впрочем, не стоит всех ровнять под одну гребенку. История Карима из Нигерии в этом плане во многом показательна. Молодой человек окончил медицинский университет в Воронеже, но поначалу устроиться по специальности не смог. Годы учебы и диплом врача не гарантировали ему рабочего места: работодатели отказывали, пациенты относились настороженно. Карим подрабатывал где придётся — в ресторане официантом, в такси, массажистом. Лишь после получения разрешения на проживание он смог устроиться в московскую поликлинику, где его взяли участковым терапевтом.
Но и здесь на каждом шагу сталкивался с недоверием.
Фото: rg.ruФото: rg.ru
«Пациент заходит, видит меня и сразу говорит: “Я перезапишусь”. Если я назначаю лечение не так, как они ожидают, слышу: “Негр приехал, получает зарплату и ничего не делает”», — признаётся Карим.
Коллеги-россияне тоже держат дистанцию: здороваются в коридоре, но в сложных ситуациях на помощь идут неохотно. В результате врач остаётся один на один и с пациентами, и с профессиональными вызовами.
При этом уровень специалистов из-за рубежа сильно различается. Выпускник вуза в Белоруссии или Казахстане обычно ничем не уступает российскому коллеге — медицинские школы в этих странах сохранили прочную советскую основу. Но врач из глубинки Таджикистана или Киргизии может оказаться обладателем купленного диплома или минимальной практики.
Система контроля качества, формально существующая в России, не спасает ситуацию. Документы проверяют, аккредитацию проводят, но фильтр работает слабо. Всё решают связи, взятки и формальный подход, привычные для российских реалий. Как итог — в практику допускают людей с весьма условной подготовкой.
Пациенты это чувствуют на себе. Вспомните историю Татьяны, когда хирург из Средней Азии поставил пациенту диагноз «флегмона» — заболевание, требующее немедленной операции. Однако вместо госпитализации отправил его на плановую консультацию через два месяца. Спасти больного удалось лишь потому, что родственники не стали ждать и обратились в стационар сами.
Немало проблем создают и культурные различия. Так, подросток 15-летняя Алина пришла на приём к гинекологу и с удивлением обнаружила в кабинете пожилого мужчину-дагестанца.
«Как девочка может обследоваться у такого врача? — недоумевает мать пациентки. — Это просто психологически невозможно».
В подобных ситуациях даже при достаточной квалификации специалиста возникает барьер доверия, который напрямую влияет на качество оказанной помощи.
Так что же делать?
Пациенты по-разному приспосабливаются к новой реальности. Одни принципиально выбирают запись только к специалистам с традиционными русскими фамилиями. Другие закрывают глаза на акцент и трудности общения, если это позволяет быстрее получить нужное направление или справку.
Есть и те, кто ищет золотую середину: к приезжим врачам идут лишь по мелким вопросам — за справкой или рецептом, но при серьёзных проблемах стараются попасть к проверенным российским докторам. Таким образом, медицина постепенно разделилась по национальному признаку.
Фото: tsargrad.tvФото: tsargrad.tv
В крупных городах уже появились клиники, ориентированные исключительно на мигрантов. Там персонал говорит сразу на нескольких языках, хорошо понимает культурные привычки и особенности заболеваний, характерных для выходцев из определённых регионов.
Массовый приток врачей из-за рубежа запускает цепную реакцию. Российские специалисты ощущают конкуренцию со стороны тех, кто готов работать за меньшие деньги. Вслед за этим падает престиж профессии. Зачем медвузам готовить кадры высокого уровня, если дефицит можно закрыть за счёт иностранцев? В итоге дипломы становятся всё более формальными, а качество подготовки снижается.
Пациенты тоже теряют доверие к системе. Визит к врачу превращается в своего рода лотерею: если повезло — получишь квалифицированную помощь, если нет — потеряешь время или рискуешь здоровьем.
Официальные структуры проблему признают, но высказываются осторожно. В московском депздраве подчёркивают: поликлиники укомплектованы специалистами, а национальность врача не имеет значения — важны только профессиональные качества.
«Мы работаем над повышением престижа профессии, чтобы пациенты оценивали уровень медицинской помощи, а не происхождение врача», — заявляют чиновники.
Формально для этого создаются центры переподготовки, курсы повышения квалификации, «школы профессионального роста». Каждый новый врач проходит испытательный срок. На бумаге всё выглядит убедительно. На деле же курсы часто сводятся к получению формальных справок за деньги, а испытательный срок проходят почти все — слишком велик дефицит кадров, чтобы кого-то отсеивать.
Процесс уже необратим. Врачи-мигранты закрепились в российском здравоохранении и будут только расширять своё присутствие. Демография, экономические факторы и государственная миграционная политика играют им на руку.
Через десятилетие врач-иностранец в районной поликлинике станет привычной нормой. Пациентам придётся учиться жить в условиях многоязычной медицины, с учётом культурных различий и новых правил общения.
Вопрос не в том, хорошо это или плохо. Глобализация неизбежна, а медицинская миграция — общемировая тенденция. Ключевое другое: сможет ли государство обеспечить реальный контроль качества и достойную подготовку врачей вне зависимости от их происхождения? Пока что ответ неутешителен. Система управления медициной архаична, финансирование недостаточное, а контроль — скорее формальный. В таких условиях национальность врача нередко становится косвенным показателем его квалификации.
.