Возмездие должно быть планомерным
Недавний подрыв Крымского моста украинскими террористами – уже второй по счету за истекший год – запустил в нашем обществе обычные эмоциональные качели. Возмездия требуют наши сердца! Варианты возмездия активно обсуждаются, полет фантазии приветствуется публикой. Кто-то привычно предлагает ударить по Банковой, кто-то – разбомбить одесский порт, раз уж мы вышли из зерновой сделки, кто-то – обрушить хотя бы один мост через Днепр. Победителем можно считать предложение бомбить мост через Темзу напротив Тауэра. Русский размах.
А как вы хотели? Невозможно же спокойно относиться к гибели молодой семьи, к тому, что девочка осталась сиротой. Нельзя не сочувствовать и многим тысячам отдыхающих, которым теперь гораздо сложнее добраться в Крым и из Крыма. Людей жалко, сердце разрывается, хочется плакать от гнева и неспособности что-то сделать. Я и сам чувствую то же самое. Нельзя держать эти эмоции в себе, необходимо дать им волю, выговориться. Вопрос – что дальше?
А дальше начинается работа не блогеров, а людей в погонах. ВКС России наносят удары по тем или иным объектам на Украине. ФСБ рапортует о поимке очередных украинских диверсантов. Принимаются, может быть, еще какие-то меры, которые одни приветствуют как то самое возмездие, а другие неудовлетворенно сетуют – мол, опять не сделали того, о том мечталось и о чем писали блогеры.
Но постепенно повод для гнева уходит в архив сознания и человек успокаивается – до нового громкого новостного повода. Сколько уже было таких эмоциональных циклов, когда казалось, что именно сейчас, именно после этого удара противника ход специальной военной операции должен радикально измениться. И каждый раз возникало такое чувство: вот теперь-то и начнем по-настоящему. Первый подрыв Крымского моста в октябре 2022 года, убийства Даши Дугиной и Владлена Татарского, покушение на жизнь Захара Прилепина, когда погиб его друг и водитель Александр Шубин. В действительности же наша армия в каждом из этих случаев не местью занималась, а продолжала свою работу по тем планам, которые разработало командование.
В самом деле, представьте себе, что на дворе 1941 год, идет Великая Отечественная война, враг прет на Москву и Ленинград и в это время некто спрашивает: вот немцы убили евреев в Бабьем Яре, а где наше возмездие? Где возмездие за казнь Зои Космодемьянской? За уничтоженный Петергоф? За разоренную Ясную Поляну? Такие вопросы звучали бы странно. Враг каждый день творит злодеяния, а мы каждый день с ним воюем – чего же еще нужно? Более того, компетентные органы поинтересовались бы у такого человека: «Выходит, вы утверждаете, что Красная армия до сих пор воевала не в полную силу? А откуда у вас такие сведения? Давайте разберемся». И вы знаете, как тогда разбирались.
Сегодня у нас можно свободно обсуждать решения военного и политического руководства, и тем не менее мне кажется по крайней мере наивной вера в то, что в распоряжении нашей армии есть какое-то оружие, которое она до сих пор придерживала, но теперь, после особо наглого или жестокого злодеяния противника, непременно должна пустить в ход.
Помимо прочего, при таком ходе мыслей мы поставили бы свои действия в исключительную зависимость от действий противника. Если противник взрывает Крымский мост, то мы должны взорвать мосты через Днепр. А если нет, то не должны? По-моему, нужно исходить не из принципа «око за око», а из конкретных потребностей боевых действий. Если нам эти мосты мешают, то надо их уничтожать без всякого особого повода. В этом случае их существование и использование для логистики ВСУ есть само по себе повод. В конце концов, специальную военную операцию Россия начала сама, ее цели тоже определила сама. Так что в этой исторической ситуации Россия просто обречена на то, чтобы брать инициативу на себя, а не реагировать на внешние раздражители.
Армия воюет как может и тем, что у нее есть. Наша оборонная промышленность быстро раскочегаривается. В начале СВО мы сильно проигрывали украинцам по беспилотникам, энтузиасты на китайских сайтах покупали их для наших бойцов, а теперь сами украинцы поражаются темпам российского производства дронов. Выпуск других видов оружия тоже резко растет.
Отсюда, в частности, и успехи наших военных в сдерживании украинского контрнаступления. Заметим, что успехи эти достигаются каждодневным упорством, стойкостью и мужеством, а не импульсивным порывом с криком «всех порву!» Времена Ахилла, который ждал гибели Патрокла и только после этого стал «всех рвать», давно ушли в прошлое.
Кстати, зримый результат работы наших бойцов на передовой – возможность оперативно организовать пропуск большого количества автотранспорта через «новые территории». Ведь по планам украинского командования к этому времени «новые территории» уже должны были быть разрезаны пополам, а войска Киева выйти к Азовскому морю. Но этого не случилось, поэтому логистический эффект теракта на Крымском мосту оказался существенно ниже, чем ожидалось.
Все вышесказанное не отрицает необходимости возмездия. Просто возмездие не должно совершаться в состоянии аффекта, под влиянием «черных лебедей» и иных непредвиденных обстоятельств. Оно должно быть превращено в планомерную работу. В этом смысле прав Дмитрий Песков, говоря, что лучшим ответом на украинский теракт в конечном счете было бы достижение целей специальной операции.
Важно не только не поддаваться импульсивным реакциям, но и не забывать случившееся, ибо в состоянии эмоциональных качелей короткая память – обратная сторона аффекта. Поэтому необходимо не просто оценочное, но юридическое признание Украины государством-террористом, а всех служащих этого государства – пособниками террора. Некоторые возражают: мол, ВСУ бьют по объектам критической инфраструктуры и наши тоже бьют. Но есть разница. В случае если наступит перемирие, российские удары сразу же прекратятся, тогда как ожидать прекращения украинского террора было бы безосновательно. Нет сомнения в том, что диверсии в нашем тылу, как и обстрелы мирных жителей, в этом случае продолжались бы, как продолжались они в годы Минских соглашений. Такова террористическая сущность этого режима. А следовательно, без смены режима в Киеве закончить этот конфликт нет никакой возможности.