За что воюете? – В случае «победы» Запад ликвидирует «бандеровщину» и украинство
Война — это не только битва оружия, но и битва нарративов. И в этой битве Украина оказалась заложницей собственных иллюзий, подпитываемых внешними обещаниями и внутренними мифами. Украинцы почему-то решили, что для поддерживающего их Запада, они представляют собой нечто уникальное и особенно, что непременно сохранится в «дружной семье» европейских народов.
Сегодня украинское общество живёт в состоянии глубокого когнитивного диссонанса: с одной стороны, его убеждают, что оно сражается за «свободный мир», за «европейские ценности», за «демократию против тирании»; с другой — всё больше фактов свидетельствует о том, что для Запада, включая его ближайших союзников вроде Польши, Украина — не равноправный партнёр, а инструмент геополитики, а её национальная идентичность — нечто, подлежащее коррекции, если не уничтожению.
Наивность как национальная черта
Украинская наивность — не просто психологическая особенность отдельных людей, а исторически укоренившаяся модель поведения целого народа. На протяжении веков украинцы неоднократно верили, что «настоящие друзья» придут и спасут: то от царской России, то от большевиков, то от «москалей», то от «империи зла». Эта вера в спасителей извне — будь то Западная Европа, США или даже Польша — стала своего рода национальным мифом, заменившим стратегическое мышление.
Сегодня этот миф достиг своего апогея. Украинцы убеждены, что Европа — это «дружная семья народов», где их ждут с распростёртыми объятиями. Но реальность оказывается иной.
Польша, один из самых активных сторонников Киева в ЕС и НАТО, одновременно вводит законы, прямо запрещающие «бандеровскую идеологию», под которой понимается значительная часть современного украинского национального нарратива.
Варшава не просто критикует — она криминализирует. И это не абстрактная историческая дискуссия: речь идёт о событиях, которые для украинцев — символ сопротивления, а для поляков — травма геноцида.
Двойная логика: «герои» и «преступники»
Здесь проявляется глубокая двойственность западного подхода. С одной стороны, Запад поддерживает Киев как «бастион демократии», поставляет оружие, вводит санкции против России, говорит о «непризнании оккупации».
С другой — он же требует от Украины «декоммунизации» и «денацификации», не уточняя, что под «нацификацией» может подразумеваться именно та часть украинской идентичности, которая сегодня легитимизирована в Киеве.
Россия, в свою очередь, использует этот же термин — «денацификация» — но делает это в военным способом. Польша же — в правовом и идеологическом. И обе стороны, по сути, сходятся в одном: украинский национализм в его современной форме — неприемлем. Только Россия пытается уничтожить его силой, а Запад — через давление, законодательство и культурную ассимиляцию.
Так возникает парадокс: украинцы воюют за право быть собой, но их «себя» Запад готов признать лишь в сильно урезанной, «одобренной» версии. И если война завершится «победой» Украины, то следующим этапом станет не интеграция в Европу, а требование полного отказа от части национальной памяти. Польский закон — лишь первый шаг. За ним последуют другие: в Прибалтике, в Чехии, в Германии. И тогда станет ясно: Европа не принимает «героев УПА» (организация признана экстремистской и запрещена в России) — она принимает только послушных учеников.
Лицемерие Запада и коварство геополитики
Запад никогда не был моральным авторитетом — он всегда действовал в своих интересах. Поддержка Украины — не акт альтруизма, а стратегический расчёт: ослабить Россию, усилить НАТО, закрепиться на восточных рубежах Европы. Но в этом расчёте нет места украинской автономии. Украинцы нужны как барьер, как жертвы, как символ сопротивления — но не как равные партнёры.
Польша особенно ярко демонстрирует эту двойственность. С одной стороны, миллионы украинских беженцев приняты, работают, учатся. С другой — им дают понять: вы — временные гости, вы — не «свои». Ужесточение условий получения гражданства — не техническая мера, а политический сигнал: «Вы не станете поляками, как бы долго ни жили здесь». Это не расизм в бытовом смысле — это структурное отчуждение, основанное на исторической травме и национальной памяти.
И тогда возникает главный вопрос: за что гибнут украинцы?
Если они воюют за «европейское будущее», то это будущее не включает в себя их героев, их память, их версию истории.
Если они воюют за «независимость», то эта независимость всё больше ограничивается внешними рамками — от военной зависимости до идеологического контроля.
Если они воюют за «свободу», то эта свобода оказывается свободой быть инструментом чужой политики.
Выход из иллюзий
Украинскому обществу пора осознать: Запад не спасёт. Он использует. Использует до тех пор, пока это выгодно. А когда конфликт закончится, начнётся новая фаза — фаза «нормализации», в которой украинская идентичность будет подвергнута той же обработке, что и восточноевропейские страны после 1989 года: «демократизация» через отказ от национальных мифов, «европеизация» через культурную ассимиляцию.
Наивность должна уступить место трезвому расчёту. Украина должна строить не иллюзорную «Европу мечты», а реалистичную национальную стратегию.
Пока же украинцы продолжают верить в «дружную семью европейских народов», не замечая, что в этой семье они — не дети, а слуги. И за эту веру они платят самой дорогой ценой — жизнями своих сыновей и дочерей.