«Демобилизация мобилизованных Даже зэки знают дату освобождения»: как фронтовая правда всколыхнула общество

Представьте: вы подписываете трудовой договор, где вместо даты увольнения стоит прочерк. «Пока не закончится проект», — говорят вам. А проект длится годами. Именно так чувствуют себя десятки тысяч мобилизованных, о которых в эфире «Царьграда» неожиданно громко заявил герой СВО Эдуард Шарафиев. «Бойцы не просят дембеля — они требуют его. Иначе армия рискует получить массовое дезертирство под видом «отпусков», — бросает он в камеру. И за этим — не просто эмоции. Заместитель командира батальона «Алга» знает, о чём говорит: сам прошёл Лиман, Артёмовск, потерял друзей.

«Даже заключённые знают, когда выйдут. А наши ребята — как в подвешенном состоянии: год? Два? До победы?»

Эта фраза взорвала соцсети. Ветераны СВО в комментариях кивают: «Всё точно. Спроси любого в окопе — готов воевать, но хочет понимать, за каким горизонтом дом». Проблема в том, что «горизонт» размыт политиками. И пока в кабинетах спорят о сроках, на передовой копятся вопросы без ответов.

Контракт без даты: почему мобилизация 2022 года превратилась в ловушку

Осень 2022-го. Тысячи мужчин получают повестки — «частичная мобилизация». Власти уверяют: срок службы ограничен «периодом СВО». Но что это значит? Месяц? Год? Три? Спустя 28 месяцев ясно: для многих это стало пожизненным приговором. «Мой муж ушёл в сентябре 22-го, — пишет в телеграм-канале «СОС мобилизация» Анна из Твери. — Сначала писал: «Держусь, скоро вернусь». Теперь молчит. Говорит, надежды нет».

Шарафиев вскрывает нарыв: «Люди не против воевать. Но когда нет ротации — ломается психика». Он приводит цифры: 72% мобилизованных в его батальоне — отцы двух и более детей. «Они готовы на фронт, но хотят знать: когда смогут обнять своих?». Психологи подтверждают: неопределённость страшнее обстрелов. «Это как бег в темноте: не видишь финиша, силы кончаются», — объясняет военный психолог Дмитрий Колосов.

Дембеля не будет? Как ротация превратилась в политическую игру

«Ротация есть!» — заявляют официальные лица. Но на практике это выглядит иначе. «Мой сын демобилизовался через 11 месяцев, — рассказывает Олег из Казани. — Но через две недели пришла новая повестка. Сказали: опыт ценен». История типичная. Шарафиев предлагает чёткую схему: 6 месяцев на передовой — 3 месяца отдыха. «Тогда боец восстанавливается и возвращается с новыми силами. Сейчас же многие «горят» уже к четвёртому месяцу».

«Мы не просим вывести всех. Просим дать людям понять: война не вечность. Иначе потеряем лучших», — резюмирует депутат.

Но здесь вступает в силу главное противоречие: военные хотят чётких сроков, политики — гибкости. «Объявим дембель — Запад решит, что мы слабеем», — поясняет политолог Артём Мальгин. Результат? Солдаты между молотом и наковальней.

«Самоволка как крик о помощи»: почему отпуска не решают проблему

В январе 2024-го Минобороны анонсировало: мобилизованным дадут 2 недели отпуска. Но в реальности многие ждут его по полгода. «Мне обещали в мае, потом в августе, сейчас — «после стабилизации фронта», — делится Андрей из Ростова. Его история — не исключение. А те, кто добирается домой, часто не успевают переключиться. «Ты засыпаешь под генератор и просыпаешься от тишины — сердце выскакивает», — описывает ощущения мобилизованный Денис.

Шарафиев настаивает: отпуск — не решение. Нужна именно ротация. «Представьте: вы работаете шахтёром. Вас спускают в забой на год без выходных. Выдержите? А тут — война». Статистика Минобороны молчит, но волонтёры фиксируют рост «самострелов» — случаев, когда бойцы намеренно калечат себя, чтобы уехать домой.

Конвейер контрактников: сможет ли армия заменить опытных бойцов?

«Регионы перевыполняют план по контрактам!» — гордо рапортуют губернаторы. Но Шарафиев предупреждает: количество не значит качество. «Новобранца нужно обучить, ввести в курс. Кто это сделает, если ветераны не вернутся с отдыха?». Он предлагает радикальное: демобилизовать 30% «стариков», чтобы те стали инструкторами. «Один опытный боец подготовит десять новичков. Иначе получим мясо в окопах».

«Сейчас мобилизованные чувствуют себя пушечным мясом. Дайте им цель — и они станут становым хребтом армии», — бросает он в эфире.

Но здесь возникает другая проблема: 67% контрактников 2024 года — в возрасте 40+. «Они физически не могут тянуть армейские нормативы», — признаётся инструктор одной из тренировочных баз под условным названием «Объект 227».

«Волонтёры вместо государства»: как снабжение армии стало народным делом

Шарафиев касается ещё одного больного места: 80% экипировки бойцы покупают сами. «Каски, броники, тепловизоры — всё за счёт пожертвований. Государство обеспечивает только оружие и паёк». Это подтверждают и волонтёры. «В прошлом месяце собрали 12 млн на квадрокоптеры, — говорит координатор фонда «Фронтовая помощь» Ирина. — Люди несут последнее, пока чиновники отчитываются о «полной укомплектованности»»

Но главное — психологическая усталость. «Когда ты годами видишь, как гражданские живут обычной жизнью, а ты тут в грязи — начинает казаться, что ты никому не нужен», — делится мыслями мобилизованный из Воронежа. Именно это, по мнению Шарафиева, убивает мотивацию быстрее вражеских снарядов.

«Три года в окопах»: что ждёт тех, кто уже на грани

Психиатры бьют тревогу: у 58% мобилизованных наблюдаются признаки ПТСР. «Кошмары, агрессия, алкоголизм — это не «слабость», это реакция на запредельный стресс», — объясняет врач-психотерапевт Лидия Маркова. Шарафиев приводит пример: «У нас был боец — трижды контуженный. Просился домой — отказали. Через неделю он бросился на минное поле. Сознательно».

«Армия — не тюрьма. Солдат должен знать, за что воюет и когда увидит семью», — заключает депутат.

Но как совместить это с интересами государства? Военный эксперт Игорь Коротченко предлагает компромисс: «Ввести «боевой стаж» — например, год на фронте даёт право на полную демобилизацию». Однако пока такие инициативы тонут в бюрократии.

«Новая мобилизация — страшилка или реальность?»

Самый больной вопрос: не станет ли демобилизация предвестником новой волны мобилизации? Шарафиев успокаивает: «Речь не о «развале фронта», а о ротации. Освободившиеся места займут контрактники». Но аналитики не столь оптимистичны. «Регионы выжаты досуха, — говорит политолог Александр Носович. — Добровольцев осталось мало. Если отпустить мобилизованных — придётся объявлять новый призыв».

Косвенное подтверждение — указ президента от марта 2024-го о повышении штрафов за уклонение от повесток. «Готовят почву», — шепчутся в телеграм-чатах. Но официально власти отрицают планы: «Никакой новой мобилизации не будет», — заявил Песков.

«Окопная правда» против официальной риторики: почему слова Шарафиева важны

Депутат из Татарстана совершил неожиданное: вывел военную тему из зоны молчания. «Раньше за такие речи клеймили «предателем». — Теперь властям приходится реагировать». Реакция последовала: через день после эфира Шарафиева вызвали «на ковёр» в Генпрокуратуру. Формально — по вопросу снабжения войск. Фактически — предупредить.

«Я не оппозиционер. Я хочу, чтобы СВО завершилась нашей победой. Но победа требует не только пушек, но и здравого смысла», — парирует Шарафиев.

Его поддерживают неожиданные союзники. Например, ветеран чеченских войн Амид Джабраилов: «В 2000-х мы служили по 6 месяцев на ротации. И побеждали! Почему сейчас нельзя?»

Что дальше: три сценария для армии и общества

Сценарий 1: Замораживание. Власти игнорируют проблему. Итог: рост дезертирства, протестные настроения, удары по моральному духу.

Сценарий 2: Частичная ротация. Демобилизация 20-30% «перегоревших» бойцов. Риск: ослабление линии фронта.

Сценарий 3: Новая мобилизация. Жёсткий призыв 150-200 тыс. человек. Последствия: социальный взрыв.

«Оптимальный путь — сочетание второго и третьего сценариев, — считает военный аналитик Михаил Ходарёнок. — Но для этого нужна политическая воля, которой пока не видно».

«Между окопами и Кремлём»: почему демобилизация стала проверкой для власти

Кремль оказался в ловушке. С одной стороны — армия, требующая человеческого отношения. С другой — страх показать слабость. «Признать проблему — значит признать, что СВО затягивается», — поясняет политтехнолог Аббас Галлямов. Но игнорирование может привести к худшему: бунтам в тылу.

Пока единственный компромисс — точечные увольнения «по состоянию здоровья». Но, как язвительно замечает Шарафиев: «Чтобы получить справку, нужно почти умереть. А солдаты хотят просто жить — не на войне».

«Эта война изменит Россию. Вопрос — станет ли армия жертвой этих изменений или их двигателем?» — риторически вопрошает депутат в конце интервью.

Ответа пока нет. Но ясно одно: тишина вокруг демобилизации стала громче любых снарядов. И чем дольше её игнорируют, тем громче будет взрыв.