Константин Антонов: идеологии рождаются в кабинетах, а умирают на руинах цивилизаций
data-testid=»article-title» class=»content—article-render__title-1g content—article-render__withIcons-3E» itemProp=»headline»>Константин Антонов: идеологии рождаются в кабинетах, а умирают на руинах цивилизацийСегодняСегодня17812 минОглавление
Показать ещё
На днях Билл Гейтс — один из главных архитекторов глобальной «зелёной повестки» последних двух десятилетий, образец для подражания для течественных инноваторов — неожиданно объявил, что человечество не погибнет от изменения климата. Во, как! А не он ли все эти годы?… Он, конечно же, он! На все лады, из всех утюгов!
Это заявление прозвучало не как корректировка научной модели, а как молчаливое признание в системном обмане. Понимаете ли, ошибся я! Заблуждался! Ну да, заработал на этом миллиарды, а теперь понял — ошибся, с кем не бывает!
Правда, при этом десятилетиями миллиарды людей подвергались целенаправленной манипуляции: им внушали, будто мир стоит на грани климатического апокалипсиса, требующего немедленного отказа от традиционной энергетики, перестройки экономик и подчинения глобальным экологическим диктатам.
Кто-то поверил, что парень просто ошибся? Нет, конечно! Во всяком случае, Гейтс не из тех, кто просто так станет публично признавать свои ошибки. Возникает закономерный вопрос: каковы были истинные мотивы? Ответ лежит не в сфере экологии, а в области политической экономии: чтобы создать новый рынок. Рынок страхов, рынок технологий, рынок контроля. И, что главное, — рынок сверхприбыли для узкой группы игроков, стоящих за кулисами этого глобального проекта.
Из созданного им и его подельниками рынка «зеленой повестки» они уже все вытянули, что смогли. Теперь надо браться за новый проект. Инноваторы, чего уж там!
Идеи — это тоже товар: историческая преемственность от колониализма до «зелёного капитализма»
Данный феномен не уникален. Из истории известно, что идеи, выдаваемые за моральный императив или научную истину, часто служили прикрытием для экономической экспансии, эксплуатации и геополитического доминирования.
Так, в XIX веке колониализм оправдывался «цивилизаторской миссией» (так называемое «бремя белого человека» Редьярда Киплинга), в то время как его реальным содержанием была беспощадная эксплуатация ресурсов и уничтожение автохтонных экономических укладов целых континентов.
В XX веке риторика «борьбы за демократию» и «прав человека» нередко становилась идеологическим предлогом для вмешательства в дела суверенных государств, разжигания региональных конфликтов и установления неоколониальных режимов зависимости.
Самый свежий пример — «новые ценности» Европы — это когда сто тысяч полов-гендеров, брак и семья хоть с фонарным столбом.
А на протяжении почти двух тысячелетий основой европейской цивилизации были христианские ценности: семья, супружеская верность, различие полов как биологическая и социальная данность, ответственность перед будущими поколениями. Даже в эпоху Просвещения, когда церковь подвергалась критике, эти институты не отрицались — они лишь секуляризировались, но не разрушались. Иными словами, Европа состоялась, благодаря иным, нежели сейчас идеям.
Перелом произошёл в XX веке, особенно после 1968 года, когда западный мир начал переживать культурную революцию. Философы вроде Мишеля Фуко, Жака Деррида и Джудит Батлер заложили основы постструктурализма и гендерной теории, в которых традиционные категории — пол, семья, мораль — объявлялись «социальными конструкциями», подлежащими деконструкции.
В этом дискурсе свобода понималась не как ответственность, а как абсолютное право на самовыражение, вплоть до отрицания биологической реальности.
Эти идеи, изначально маргинальные, постепенно проникли в элитные университеты, СМИ, а затем — в государственные институты. В ЕС они обрели статус официальной идеологии, особенно после расширения Союза на Восток в 2000-х.
Тогда Брюссель начал использовать «ценности» как инструмент мягкой силы: страны Центральной и Восточной Европы должны были не просто соответствовать экономическим критериям, но и «европеизировать» своё культурное пространство.
Зачем это нужно? Ответ — в логике глобального капитализма. Традиционные общества устойчивы, но закрыты. Они опираются на коллективную идентичность, семейные узы, религиозные нормы — всё это ограничивает потребительское поведение, ставит барьеры на пути тотальной коммерциализации жизни.
Глобальный капитал, напротив, требует атомизированного, мобильного, бесструктурного индивида, чья лояльность направлена не на общину или нацию, а на бренды, цифровые платформы и транснациональные сообщества.
Разрушение табу — не моральный выбор, а технология управления. Когда исчезают устойчивые категории (мужчина/женщина, отец/мать, долг/честь), человек теряет ориентиры и становится более податливым к манипуляции. Он легче принимает новые нормы, быстрее адаптируется к переменам, охотнее потребляет — в том числе и идеологию. Это и есть «новая нормальность»: общество без корней, без памяти, без сопротивления.
«Зеленая повестка» — всего лишь способ скинуть с «пьедестала биржи» бывшие голубые фишки
Во всей этой вакханалии с экологической повесткой прослеживается чёткая логическая цепочка: сегодня на смену традиционным отработанным нарративам пришёл «зелёный мессианизм». Его суть заключается в провозглашении, что спасение планеты возможно исключительно через радикальный отказ от углеродной экономики, жёсткое подчинение глобальным экологическим стандартам и фактическую передачу суверенитета над ключевыми секторами — энергетикой, сельским хозяйством и промышленностью — в руки наднациональных структур и частных корпораций.
При этом, как и в предыдущие эпохи, ключевые выгодоприобретатели — отнюдь не абстрактная планета и не беднейшие народы, а конкретные субъекты, контролирующие «зелёные» технологии, углеродные рынки и финансовые потоки так называемой «климатической помощи».
Билл Гейтс в этой системе — фигура знаковая. Это не просто филантроп, но и один из крупнейших землевладельцев США, стратегический инвестор в агротехнологии, владелец акций в «зелёных» стартапах и бенефициар глобальной перестройки энергетики.
Его фонд системно финансировал исследования, лоббировал введение углеродных налогов, продвигал концепцию «устойчивого сельского хозяйства», что на практике часто означает монокультуры под патентованные семена и удобрения. Следовательно, его недавнее «переосмысление» взглядов, совпавшее с нарастанием энергетических кризисов в Европе и ростом социального недовольства, выглядит не как акт раскаяния, а как холодная смена бизнес-модели в ответ на исчерпание прибыльности прежнего проекта.
Германия как жертва идеологической диверсии: урок деиндустриализации
Наиболее рельефно катастрофические последствия воплощения такой идеологии в жизнь видны на примере Германии. Под давлением «зелёной повестки», активно продвигаемой политическими элитами и мейнстримными СМИ, страна добровольно, в ускоренном темпе, ликвидировала свою атомную энергетику и начала сворачивать угольную промышленность.
А недавно немцы с восхищением смотрели в прямом эфире как обрушиваются градирни крцупнейей в Германии АЭС «Гундремминген». Они радовались также искренне, как 22июня 1941 года…
Пока далеко не все немцы осознали, что в результате следования «зеленой повестки», в стране была создана искусственная зависимость от непредсказуемых поставок импортных энергоносителей.
Кульминацией стал энергетический кризис 2022–2025 годов, приведший к массовому закрытию энергоёмких промышленных предприятий, утечке капитала, рекордной инфляции и острому социальному напряжению.
Более того, это ослабило экономический фундамент не только Германии, но и всей Европы, усилив её геополитическую зависимость от США и НАТО. Вашингтон получил возможность перезапустить стратегию атлантического доминирования под новым, актуальным предлогом: обеспечение «безопасности в условиях климатических и энергетических потрясений».
Таким образом, идеология в данном случае выполнила двойную функцию: она не только обогатила узкую группу игроков на «зелёном» рынке, но и разрушила промышленный потенциал одной из самых мощных экономик мира, причём всё это было осуществлено под благовидными лозунгами «спасения планеты».
Цикл разрушения: универсальный алгоритм идеологического проекта
Механизм продвижения подобных глобальных идеологических конструкций повторяется с пугающей исторической регулярностью, что позволяет говорить о нём как об универсальном алгоритме:
1. Формирование идеи-нарратива — обычно в закрытых экспертных сообществах, «мозговых центрах» и университетских лабораториях, финансируемых корпорациями и крупными фондами.
2. Медийная инфляция и создание климата страха — через СМИ, продукты массовой культуры, образовательные программы и инспирированный активизм. Создаётся образ «врага»: ранее это были «неполноценные расы», «большевики» или «империя зла», сегодня — углекислый газ, ядерная энергия, традиционное сельское хозяйство.
3. Политическая институционализация — принятие обязывающих законов, создание регуляторных органов, введение системы штрафов, квот и субсидий, меняющих правила игры на рынке.
4. Крупномасштабное перераспределение ресурсов — капиталы налогоплательщиков и частных инвесторов принудительно или под давлением направляются в новые, объявленные «спасительными», отрасли.
5. Кризис и массовое разочарование — когда реальные социально-экономические издержки начинают drastically превышать декларируемые выгоды, а обещания не сбываются, закономерно наступают социальные потрясения.
6. Тактический отказ и «перезагрузка» — архитекторы проекта публично «переосмысливают» свои позиции, в то время как финансовые потоки уже освоены, активы перераспределены, а конкурирующие экономические модели — уничтожены.
Данный цикл мы наблюдали при продвижении неолиберальной глобализации в 1990-х, проекте «арабской весны» в 2010-х, «цифровой трансформации» в 2020-х. Неудивительно, что он же с предельной точностью воспроизводится и в случае с «зелёной повесткой».
Мы в скором времени будем наблюдать еще и крах «цифровой экономики», когда рухнут с биржевого пьедестала те десять компаний, которые сегодня обеспечивают рост фондового рынка США.
Капитализм страданий: экономика управляемого кризиса
За каждым крупным кризисом, спровоцированным или усиленным подобной искусственной идеологией, стоят конкретные финансовые бенефициары, формирующие целостную систему, которую можно охарактеризовать как «капитализм страданий».
Краеугольным камнем этой системы выступают финансовые гиганты, такие как BlackRock и Vanguard, которые через тотальный контроль над механизмами ESG-рейтингов получили беспрецедентный рычаг влияния. Под видом управления рисками и заботы об устойчивом развитии они принуждают корпорации по всему миру к следованию «зелёным» стандартам, фактически диктуя глобальную промышленную политику и определяя, какие отрасли и компании получат доступ к капиталу, а какие будут обречены на забвение.
Сформированный таким образом регуляторный и инвестиционный климат создаёт мощнейший волновой эффект, направляя колоссальные потоки государственных и частных инвестиций в русло, заранее определённое идеологическим нарративом. Главными выгодоприобретателями здесь становятся производители «зелёных» технологий, чьи акции и рыначная капитализация взлетают на этой искусственно созданной волне, независимо от их реальной экономической эффективности или экологической отдачи в масштабах всей планеты.
Параллельно с этим разворачивается деятельность другой ключевой группы игроков — консалтинговых и аудиторских гигантов, таких как McKinsey, BCG и PwC.
Они выступают в роли «инженеров» этого глобального перехода, получая многомиллионные контракты на разработку стратегий «декарбонизации» как для правительств, так и для корпораций.
Таким образом, они не только извлекают прямую прибыль из управления кризисом, но и формируют его конкретные очертания, предлагая стандартизированные, дорогостоящие и зачастую экономически неэффективные решения.
Замыкают этот круг и придают ему вид замкнутой, самовоспроизводящейся системы крупные благотворительные фонды, подобные Фонду Билла и Мелинды Гейтс.
Их уникальная роль заключается в осуществлении схемы, напоминающей конфликт интересов: они одновременно финансируют научные исследования, которые драматизируют проблему, лоббируют необходимое для её «решения» жёсткое регулирование и параллельно инвестируют в те самые технологические компании и стартапы, продукты которых впоследствии навязываются рынку этим самым регулированием.
В результате возникает порочный круг, где создание проблемы, поиск решения и извлечение прибыли сконцентрированы в руках одной и той же группы интересов, превращая глобальные вызовы в высокодоходный актив.
То есть, одни и те же люди создают проблему и решают ее. Нечто подобное они уже продемонстрировали с эпидемией covid.
Два дня в неделю и «островки избранных»: неофеодальная перспектива
Показательно, что сегодня Билл Гейтс и другие визионеры этого курса начинают говорить о будущем, в котором люди будут работать два дня в неделю, а остальное «обеспечится системой». Однако за кадром остаётся ключевой вопрос: кто будет входить в эту систему? Кто получит доступ к гарантированному изобилию, а для кого оно будет ограничено, вплоть до предложения насекомых в качестве белковой добавки, о чём уже открыто говорят некоторые западные футурологи?
Его концепция «островков процветания» — это не утопия, а модель неофеодального мирового порядка, где глобальный Север превращается в закрытый клуб для избранных, а глобальный Юг (и, потенциально, страны, не принявшие новые правила) — в ресурсную периферию и резервуар дешёвой рабочей силы. Там-то работать будут по 24 часа в сутки!
Такой мир не просто проектируется; он уже активно строится, и «зелёная повестка» была одним из ключевых инструментов его возведения — под благородной маской спасения человечества.
Идеологии как оружие элит в исторической перспективе
Исторический анализ недвусмысленно учит: идеи, навязанные сверху под видом абсолютного блага или спасения от глобальной угрозы, почти всегда в конечном счёте становятся оружием в руках элит для перераспределения ресурсов и власти в свою пользу.
Они разрушают исторически сложившиеся и устойчивые экономики, подрывают национальный суверенитет, создают стратегические зависимости и служат идеологическим оправданием растущего неравенства. А когда их разрушительная сущность и ложность становятся очевидными для широких масс, их архитекторы, не неся ответственности, просто объявляют: «Мы ошибались» — и переходят к следующему глобальному проекту.
В этом контексте России, неоднократно переживавшей разрушительные идеологические интервенции — от либеральных рецептов 1990-х годов до попыток навязать чуждые ценности, — необходимо извлечь судьбоносный урок: никакая, даже самая модная и агрессивно продвигаемая глобальная повестка, не стоит разрушения собственной экономической, социальной и культурной стабильности.
Подлинное национальное спасение и устойчивое развитие заключаются не в слепом следовании доктринам, рождённым в западных кабинетах, а в последовательном отстаивании и укреплении своего энергетического, продовольственного и технологического суверенитета. В противном случае, мы рискуем превратиться в очередную периферию чужой утопии — той самой, где кто-то вроде Билла Гейтса будет решать, сколько раз в неделю нам позволено есть мясо и какой энергией нам можно пользоваться.
В России есть свои идеи — выстраданные в тысячелетней борьбе за существование, приобретенные в результате длительного сосуществования с соседями и народами, ее населяющими, укорененные в экономическом укладе и хозяйственных традициях, которые сформировали уникальные трудовые и профессиональные навыки народа, в полифонии религиозных смыслов, в терпимом отношении к инаковости.
Автор: Константин Антонов, доктор социологических наук, Фонд развития гражданского общества