У ливанцев один вопрос: как нам отсюда выбраться?

В июне в нашем здании проходили дебаты о том, ночью или днем проводить rayyih al-moteur («отдых генератора»). У нас было электричество от национальной сети только один час из 24. В июле единственным способом охладиться после обеда было раздеться и лечь на пол террасы в квартире.

К августу дефицит дизельного топлива привел к тому, что даже богатые люди не могли избежать отключений электричества. «В главной государственной больнице Бейрута закончилось дизельное топливо, и в большинстве палат отключили кондиционеры. Мы действительно в аду», – написал в Твиттере директор госпиталя.

Согласно майскому отчету Всемирного банка, внезапность и серьезность экономического краха в Ливане делает его одним из десяти самых серьезных экономических кризисов в мире с середины XIX века. Экономистам трудно даже толком измерить такие основные показатели, как инфляция, безработица и сокращение ВВП. Всемирный банк называет это «преднамеренной депрессией», результатом «политического консенсуса по защите обанкротившейся экономической системы, которая так долго приносила выгоду немногим», обвиняя весь политический класс страны и все правительства, которые были в ней с 1990-х годов.

Не так давно банковский сектор Ливана хвалили за «экономическое чудо». В 2009 году Риад Саламе, управляющий Банка Ливана, был признан лучшим центральным банкиром года. Вопреки рекомендациям МВФ, он настоял на том, что инвестиции в деривативы (производные от различных ценных бумаг, фактически финансовые спекулятивные механизмы сомнительного происхождения и ценности. – Прим.) должны быть разрешены только в случае одобрения Центрального банка и что банковские резервы должны поддерживаться на консервативном уровне 15 процентов в виде депозитов в иностранной валюте. В результате Ливан избежал финансового кризиса в 2008 году. Капитал хлынул в страну, особенно из диаспоры, и к 2016 году валютные резервы BdL выросли более чем в три раза.

Но капитал начал иссякать, когда сирийская революция переросла в войну (сирийское государство, чиновники и бизнес держат свои деньги в банках Ливана, и в результате антисирийских американских санкций эти счета оказались заморожены. – Прим.), западные экономики восстановились, а США пригрозили ввести санкции против ливанской банковской системы, если она не окажет давления на «Хезболлу» (проиранская партия и вооруженная шиитская милиция, фактически главная политическая сила в Ливане. – Прим.), соблюдая более строгие требования по проверке биографии чиновников и по отмыванию денег.

В 2018 году Саламе повысил процентные ставки в попытке сохранить приток иностранных инвестиций, при этом банки часто предлагали более 15% тем, кто конвертировал долларовые вклады в ливанские лиры. Саламе назвал это «финансовой инженерией», и на какое-то время это позволило избежать кризиса. Но сегодня это очень похоже на завершающую стадию схемы Понци. Ковид-19 и взрыв в порту Бейрута в августе прошлого года стали лишь последними потрясениями для системы, которая уже была не в состоянии спастись.

Проблемы в банковском секторе начались в 1990-х годах, когда доходность государственных облигаций иногда превышала 30 процентов. Процентные ставки по индивидуальным сберегательным счетам никогда не были такими высокими, что означало по сути, что ливанские банки могли получать огромные прибыли за счет государственных кредитов (т.е. банки покупали государственные облигации, получая 30% доходов, а сами платили вкладчикам меньший процент. Фактически банки обогащались за счет государства. Это не удивительно, учитывая, что ими владеют группы, близкие к семьям руководителей ведущих политических партий Ливана. – Прим.). По мере того как росли прибыли банков, а государственные расходы все больше уходили на обслуживание долга перед банками, инфраструктура страны испытывала все больше трудностей. Государство было не в состоянии обеспечить круглосуточную подачу электричества, надежное водоснабжение, надлежащую утилизацию отходов или систему общественного транспорта. (Тогда государство стало увеличивать налоги на трудящееся население, чтобы расплатиться с долгами).

Налогообложение в Ливане носит регрессивный характер (то есть налоги одинаковы для богатых и бедных), так что перекос был сделан в сторону налогов на товары и услуги (60 процентов доходов государства). По мере роста долгового бремени государства, снижающего возможности государственных расходов, правительства ввели новые регрессивные налоги: НДС был введен в 2002 году и увеличен в 2018 году. К тому времени, как писал в следующем году экономист Нисрин Салти, «$3 из каждых $5 налогов [собирались] регрессивно и использовались для финансирования $9, которые шли прямо в коммерческие банки из каждых $20, потраченных правительством».

Налоговая система Ливана была машиной, созданной для усиления неравенства (фактически для выкачивания денег из карманов трудящегося населения и небольших компаний в пользу крупных банков, принадлежавших тем же людям, которые возглавляют ведущие политические партии, или их друзьям). В октябре 2019 года правительство попыталось ввести еще один регрессивный налог – на звонки через Интернет, так называемый налог на WhatsApp. Улицы вспыхнули от ярости: началась «оттепель».

С 1997 года ливанская лира была привязана к доллару по курсу 1507, который оставался официальным курсом. Но стоимость лиры на открытом рынке начала падать, и вскоре были введены ограничения на долларовые счета. В первый месяц протестов нам все еще разрешалось снимать $1000 наличными долларами; через несколько недель лимит был снижен до $500, а затем еще больше. В марте 2020 года, вскоре после первой блокировки из-за пандемии, мы вообще не могли снимать доллары США, только их эквивалент в лирах по искусственно установленному курсу 3900 за доллар, в то время как курс черного рынка, отражающий реальную стоимость многих импортных товаров, был более чем в два раза выше. С тех пор эти долларовые эквиваленты стали саркастически называть «лолларами». (То есть государство и банки в условиях кризиса продолжили грабить основную массу населения, выдавая им вместо долларов с их вкладов ливанские лиры по курсу в два раза ниже реального. – Прим.).

Повсюду, чтобы препятствовать снятию долларов, банки просто закрывались, ссылаясь на ситуацию с безопасностью, или оставляли свои банкоматы пустыми. Это попахивало чем-то подозрительным: даже во время израильской блокады 1982 года и июльской войны 2006 года (между «Хезболлой» и Израилем) банки оставались открытыми. Тем временем крупнейшие вкладчики были заняты вывозом своих денег из страны: по оценкам, с октября 2019 года по июль следующего года было вывезено 6 миллиардов долларов. Сотни ливанских компаний и частных лиц фигурировали в утечке офшорных финансовых данных Pandora Papers. Одним из них был Саламе, человек, который руководил Центральным банком почти тридцать лет. Другим был Наджиб Микати, самый богатый человек в Ливане, который с прошлого месяца является премьер-министром страны (назначен под давлением «Хезболлы», мусульмано-шиитской вооруженной партии, фактически управляющей Ливаном в качестве глубинного государства. – Прим.).

Саад Харири (еще один ливанский мультимилионер, лидер мусульмано-суннитской партии «Движение за будущее») ушел с поста премьер-министра в октябре 2019 года. Его преемник, Хасан Диаб, ушел в отставку после взрыва в бейрутском порту.

На протяжении всего этого периода Центральный банк, по словам авторов доклада Всемирного банка, был почти единственным разработчиком политики в Ливане. Он регулярно публикует циркуляры, устанавливающие правила. Например, он решает, сколько лир стоит один доллар в ливанском банке и сколько этих лир вы можете снять в месяц, можете ли вы перевести иностранную валюту за границу для оплаты обучения ваших детей в университете или использовать свои сбережения для оплаты госпитализации за границей.

Центральный банк также решает, какие товары могут быть импортированы с использованием долларовых резервов BdL. По сути это означает, что он предоставляет субсидии на товары, включенные в список, в который входят, например, мужские бритвы, но не женские гигиенические салфетки, – поскольку они могут быть импортированы по ценам ниже цен черного рынка. Крупные импортеры, часто имеющие связи с политическим классом, получают за счет этой политики огромные прибыли. Импортируемые товары часто исчезают, припрятанные торговцами в ожидании отмены субсидий, или контрабандой вывозятся за границу для продажи по более высокой цене, или временно изымаются с рынка для создания искусственного дефицита и спроса на черном рынке.

В июне министр энергетики объявил, что субсидии на топливо являются неустойчивыми. Журналист спросил, что делать подавляющему большинству людей, которые не могут позволить себе топливо без субсидий. В Ливане нет общественного транспорта, а небольшое количество частных автобусов и минивэнов предоставляют лишь бессистемные услуги. «Используйте что-нибудь другое», – ответил министр. В WhatsApp был распространен скриншот макета Бейрута на Google Maps: рядом со знаками «автомобиль» был приклеен значок осла.

Большинство автозаправочных станций открыты всего пару часов в день. Очереди за топливом – «тавабир аль-дхилл», или «очереди унижения», – тянутся на многие мили вдоль прибрежного шоссе. Такси исчезли с улиц. В июне наши соседи в Бейруте организовали обеды-пикники, чтобы оживить трехчасовую очередь за бензином. В июле люди парковали свои машины в очередях на ночь. В августе появились сообщения о перестрелках на бензоколонках. 14 августа протестующие в деревне Тлейль обнаружили, что местный бизнесмен, имеющий связи со Свободным патриотическим движением (СПД) – христианской партией, основанной Мишелем Ауном, президентом Ливана, хранит топливо на складе. Каким-то образом топливо взорвалось, и в огне погибли 28 человек. Протестующие утверждали, что сын бизнесмена начал стрелять в них и случайно попал в цистерну, в которой хранилось топливо; он был арестован за разжигание пожара.

(В политической системе Ливане действует принцип «мухасасса», согласно которому власть разделена между этноконфессиональными общинам. Президент страны – христианин, премьер-министр – мусулманин-суннит, председатель парламента – шиит, и это нельзя отменить. В парламенте половина мест закреплена за христианами, половина за мусульманами, и выборы проводятся внутри общин, где и происходит конкуренция между различными партиями, принадлежащими к этим общинам. В реальности каждой партией руководят богатые семьи, влиятельные внутри каждой из этноконфессиональных общин. На практике это привело к тому, что ключевые функции оказались сосредоточены в руках коалиции шиитских партий «Хезболла» и «Амаль» с христианским Свободным патриотическим движением (СПД), то есть коалиции лидера «Хезболлы» шейха Насраллы, семьи лидера «Амаль» Набиха Берри и семьи лидера СПД Мишеля Ауна. Руководители оппозиционных им групп – христианских Ливанских сил Самир Джаджа,и суннитского Движения за будущее Саад Харири. Но оппозиция лишена военного потенциала, сравнимого с мощью «Хезболлы», чьи вооруженные силы сильнее ливанской регулярной армии, и вынуждена идти ей на уступки. – Прим.).

Если вы все-таки получите бензин, сколько вы за него заплатите, зависит от того, где находятся ваши деньги. Двадцать литров обойдутся вам в 125 000 ливанских лир. По официальному курсу это $83. Но если вам посчастливилось иметь настоящие долларовые купюры, которые мы стали называть «свежими долларами», и обменять их на черном рынке, то бензин обойдется вам менее чем в $7. Или, если вы представитель среднего класса, положивший доллары на банковский счет до октября 2019 года, которые теперь можно снять только как «лоллары», – в итоге вы заплатите $32.

В некоторые дни супермаркеты закрываются, потому что обменный курс колеблется так быстро, что они не знают, как определить цену на свои товары. Большинство магазинов больше не используют ценники: вы узнаете, сколько вам придется заплатить, когда подойдете к кассе. Согласно отчету Unicef, 77 процентов семей в Ливане не имеют достаточно еды; в 30 процентах семей ребенок вынужден пропускать прием пищи; 15 процентов перестали отправлять детей в школу. В июне 2020 года, когда цены на продовольствие резко выросли, армия объявила, что больше не будет подавать мясо в солдатских столовых. Пародируя израильскую армейскую пропаганду, которая любит превозносить достоинства ЦАХАЛа (Армия обороны Израиля, АОИ), в Ливане распространили шутку: «В Ливане создана первая в мире вегетарианская армия».

В июне этого года армия начала предлагать туристам прогулки на вертолете в качестве способа сбора денег: 150 долларов наличными за пятнадцатиминутную прогулку на троих.

В январе Всемирный банк одобрил кредит в размере 34 миллионов долларов США для финансирования ливанской программы вакцинации Covid, предоставив достаточное количество доз для вакцинации трети населения. Через неделю после прибытия первой партии вакцин члены парламента были пойманы на том, что они обошли очередь, получив прививку Pfizer в здании парламента. Региональный глава Всемирного банка Сародж Кумар Джа пригрозил приостановить выдачу кредита. По телевидению вице-спикер парламента Али Ферзли назвал Сароджа Джа mister farouj – расистский каламбур, означающий «мистер жареный цыпленок». «Вы лжец и лицемер и должны убираться из Ливана», – крикнул Ферзли, прежде чем уйти со съемочной площадки. Вакцина Pfizer получила прозвище «Пферзли», а изображения разглагольствований члена парламента распространились в Интернете с заголовком «побочные эффекты вакцины». Позже выяснилось, что президент Мишель Аун тоже проскочил очередь, сделав прививку себе, своей семье и своим помощникам в президентском дворце.

Когда два года назад начались антиправительственные протесты, люди задавали вопрос: как нам убрать политиков? Теперь это вопрос: как нам самим выбраться отсюда? У страны долгая история эмиграции: население Ливана составляет около шести миллионов человек, а только в Бразилии проживает семь миллионов ливанцев. По оценкам, с 2019 года уехали 40 процентов врачей и 30 процентов медсестер. Обычно это называют утечкой мозгов, но мне кажется, что эмиграция была экономической моделью для многих поколений правителей. Избегайте прогрессивных налогов, не предоставляйте никаких общественных услуг: люди будут уезжать в большом количестве, и это прекрасно до тех пор, пока у диаспоры остается стимул хранить свои деньги здесь – а годы искусственно высоких процентных ставок обеспечивали это (поддерживая на высоком уровне стоимость ливанской валюты).

В последнее время ливанские политики используют угрозу роста эмиграции в качестве инструмента торга: европейским правительствам говорят, что если они не выделят деньги на помощь сирийцам в Ливане (в стране до 1,5 млн беженцев из Сирии), то Европу наводнят беженцы. В разгар протестов Аун сказал о демонстрантах: «Если они считают, что в правительстве нет достойных людей, пусть эмигрируют».

В этом году были вспышки протеста, но с 2019 годом их не сравнить. (Тогда на улицах протестовали 2 млн ливанцев, почти половина взрослого населения страны. Вышли все – шииты, сунниты и христиане: обедневшие ливанцы не делили себя на конфессии, поджигая партийные штаб-квартиры и банки. Осенью 2019 года аналогичные протесты охватили Ирак и Иран, а позднее Сирию. Их участники отвергли партии и профсоюзы, организовав протесты горизонтально, через интернет. Они скандировали: «От Бейрута до Тегерана — одна революция!» – Прим.).

Большинство людей сосредоточились на выживании. Экономический кризис подавил восстание, а не ускорил его. Есть небольшие попытки ослабить хватку устоявшихся сектантских партий. В июле я провел воскресенье, отмечая имена на выборах в Союз архитекторов и инженеров. Победителями со значительным перевесом стала коалиция активистов антисектантских групп «Аль-Накаба Тантафид» («Союз поднимается»). Но это очень долгая игра. Тем временем политический класс ведет против активистов войну. Они арестовывают, избивают и иногда пытают критиков за «клеветнические» комментарии в социальных сетях. Особенно жестоко обращаются с протестующими в Триполи, который и так является одним из беднейших городов Средиземноморья (в Ливане этот город называют «мать всех протестов»). «Я приезжаю из Триполи в Бейрут, – сказал один из протестующих телекамерам, – а меня встречают резиновые пули, слезоточивый газ и оскорбления со стороны служб безопасности. А потом меня спрашивают в прессе, почему я бросаю камни. Они взорвали Ливан, они взорвали Бейрут, а вы привлекаете меня к ответственности за камень? Вы отчитываете нас за то, что мы бросили в вас камни, когда у нас нет другого способа выразить себя и выразить свои взгляды. Мы не хотим эмигрировать, мы хотим есть и получать образование. Даже если на это уйдет десять лет, мы сами получим образование и вышвырнем их всех из страны. И тогда мы будем сами себе представителями».

Язык осады, язык жизни в тюрьме звучит в разговорах повсюду. Даже политики начали настаивать на том, что они находятся в осаде. «Это единственная работа в мире, когда ты уходишь в отставку, а потом застреваешь на своем рабочем месте, – заявил Хасан Диаб в марте в интервью Financial Times в статье под заголовком «Премьер-министр застрял на посту с зарплатой менее 1000 долларов в месяц», как будто он стал жертвой какого-то кризиса заложников. Его преемник, мультимиллионер Наджиб Микати, самый богатый человек в Ливане, сказал, что согласился на эту работу, потому что политикам стыдно ходить по улицам: «Я хочу снова ходить в рестораны! Мы хотим жить». Глубоко непопулярный бывший министр энергетики и иностранных дел Джебран Бассиль, зять Ауна и нынешний лидер Свободного патриотического движения, жалуется, что Ливан находится в финансовой, экономической и политической осаде, а не в кризисе, за который он сам несет определенную ответственность. Партия Бассиля фактически находится у власти с 2016 года, но ее неофициальный лозунг – «Они не дают нам работать!» Под «они» может подразумеваться практически кто угодно: иностранные державы, другие политические партии, протестующие и сирийские беженцы.

После взрыва в порту Бейрута Хасан Насралла, лидер «Хезболлы», выступил с довольно напыщенной речью, заявив, что возможности на национальном, региональном и международном уровне рождаются в утробе катастрофы. Бассиль повторил его слова на CNN, но без серьезности и угрозы: «Эту большую драму можно превратить в большую возможность». Под «драмой» он имел в виду взрыв, которому способствовала многолетняя халатность правительства – включая его собственную, взрыв, в результате которого погибло более двухсот человек и сотни тысяч остались без крова.

Когда Эммануэль Макрон посетил Бейрут после взрыва, он подвергся улюлюканью со стороны молодых людей, которые взяли в свои руки работы по очистке города, когда государство ничего не делало. Они умоляли его не посылать помощь через государственные учреждения Ливана, несмотря на боль и лишения экономического коллапса. Последовавшая за этим «французская инициатива» была обусловлена политическими реформами, которые политики до сих пор отказываются проводить. Почти 11 миллиардов долларов помощи остановлены.

В начале лета Аун заявил, что надеется на многообещающий туристический сезон и приезд большого количества представителей ливанской диаспоры, которые привезут с собой доллары. Примерно в это же время моей тете позвонили из банка и предложили 12-процентные выплаты, если она согласится положить на депозит 5000 долларов. Она рассмеялась и положила трубку. Вопрос по-прежнему стоит так: как нам отсюда выбраться? У вас есть загранпаспорт? Виза? Если нет, многие задумаются об опасном путешествии через Средиземное море. Первые суда уже отплыли.