Россия столкнулась с угрозой опаснее Украины

Всю свою постсоветскую историю Россия оставляла за собой право первого ядерного удара в ответ на что-то. Этот перечень постоянно менялся в сторону повышения или понижения порога, с учетом адаптации к внешним раздражителям и состояния вооруженных сил. Но этот сценарий всегда был.

Если мы увидим массированное развертывание американских ракет средней дальности и их союзников в непосредственной близости наших границ, в нашей доктрине могут появиться более жесткие условия об упреждающем ударе, считает научный сотрудник Центра международной безопасности ИМЭМО РАН, сооснователь проекта «Ватфор», ведущий российский эксперт по стратегическим вооружениям Дмитрий Стефанович

Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру

Ранее российские военные по приказу Владимира Путина провели учения по отработке массированного ядерного удара в ответ на удар условного противника. С полигона Плесецк по камчатскому полигону Кура была запущена межконтинентальная ракета «Ярс». Подводные лодки из Баренцева и Охотского морей запустили баллистические ракеты «Синева» и «Булава». Самолеты Ту-95МС провели пуски крылатых ракет. Было подчеркнуто, что все ракеты достигли своих целей.

— Дмитрий, все выглядит так, будто в ходе этих учений мы пытались сказать США и Западу следующее: «Если вы нас покалечите, наша ядерная триада вас вообще убьет». Так ли здесь все просто?

— Основной посыл этих учений был такой же, как и во время остальных маневров стратегических сил сдерживания за последние десяток лет, а то и больше. «В ответ на прямую угрозу существованию нашего государства мы наносим ответный ядерный удар». Причем мы подчеркиваем, что удар будет нанесен именно в ответ. Тем самым мы в какой-то мере демонстрируем поведение ответственной ядерной державы.

— Имеет ли значение, в каком порядке запускались ракеты?

— На самом деле мы не знаем, в какой последовательности наносились эти удары. Возможно, все это происходило одновременно. На нашем уровне дискуссии разницы никакой. Возможно, что одна из подводных лодок вообще симулировала пуск вражеской ракеты, которая обнаруживалась средствами предупреждения о ракетном нападении, сопровождалась средствами ПРО, а только потом уже наносился ответный удар всеми тремя «ногами» нашей триады: наземной, морской и воздушной.

— Когда пишут, что «все ракеты попали в цель», что имеется в виду?

— Имеется в виду, что они с заданной точностью поразили определенный участок полигонов на Камчатке и в Архангельской области. Куда именно стреляли бомбардировщики нам в этот раз не сказали, но это и непринципиально.

Дмитрий Стефанович: Россия столкнулась с угрозой опаснее Украины, поэтому четко показала США ядерный мечРоссия в целях сдерживания США может более активно проводить ядерные учения. Мы можем под камеры и спутники продемонстрировать передачу ядерных боезарядов со складов 12-го Главного управления непосредственно в части. Но надо все это делать так, чтобы быть уверенными, что противник это увидит, услышит и поймет

Отмечу также, что в этот раз публично не заявлялось об участии в учениях носителей нестратегического ядерного оружия («Искандеров» и «Калибров»). Я не знаю, с чем это было связано. Но у соответствующих подразделений достаточно опыта и по нанесению и неядерных ударов, и ядерных ударов. У нас летом были большие учения как раз по этому вопросу.

— То есть когда мы бьем по полигонам, это же не означает, что земля налетит на небесную ось? Это же какие-то учебные ракеты?

— Да. Это специальные телеметрические блоки, которые передают информацию о своем движении в космосе и в атмосфере до конечной точки, а потом поражают заданный участок цели. Взрыва никакого не происходит. Это просто болванка, но болванка умная, набитая серьезной электроникой. Сигналы о ее движении принимаются на всем участке полета, чтобы быть уверенным в том, что изделия (носитель и боевой блок) работают так, как надо.

— Есть ли конкретное предназначение у наших ядерных средств морского, наземного и воздушного базирования? «Синева» бьет туда, «Ярс» бьет туда?» Или все зависит от конкретной обстановки?

— Все зависит от конкретной обстановки. Но традиционно у «ног» ядерной триады есть свое конкретное предназначение.

Считается, что морские носители – это наиболее живучие средства, которые могут нанести ответный удар. Хотя есть сценарии, когда подводные лодки подплывают к берегам противника и наносят удар с максимально коротким подлетным временем.

Наземные носители – это наиболее быстро реагирующие средства. Они всегда находятся в состоянии максимальной готовности к пуску. Особенно это касается шахтных установок. Хотя подвижные грунтовые ракетные комплексы (восьмиосные «Ярсы» и «Тополя») тоже могут быстро среагировать на команду. И они, как и подводные лодки, тоже считаются живучими. Они могут довольно эффективно «прятаться» до того момента, когда появятся работающие системы ежесекундного мониторинга территории России и других стран. При этом технологический прогресс в перспективе осложнит жизнь и подводным лодкам

Воздушная часть «ноги» — это наиболее гибкая ее часть. Во-первых, это единственный элемент ядерной триады, который еще можно развернуть назад после того, как он пошел на боевое задание. Во-вторых, его можно использовать для сигнальных мероприятий: совместное патрулирование, вылеты к берегам противника и демонстрационные визиты в самые дальние страны.

США тоже гоняют свои бомбардировщики везде, где только можно.

Есть еще один аспект. До середины 1980-х годов считалось, что морская часть триады предназначена в первую очередь для ответного удара в том числе потому, что ее точность была ниже, поэтому она годится только для уничтожения городов противника, а не для хирургически точных ударов по военной инфраструктуре. Но с развитием технологий никаких вопросов к точности баллистических ракет подводных лодок уже не осталось. Они тоже могут выполнять весь спектр задач.

— Мы равномерно развиваем нашу ядерную триаду? Не допускаем перекосов?

— На самом деле у каждой страны в силу ее географии есть свои приоритеты.

Есть мнение, что Россия сейчас излишне вложилась в строительство морских подводных ракетоносцев. Но не в ущерб остальным частям триады, а в целом в отношении сил общего назначения флота. Понятное дело, что у нас и на довольно высоком уровне не стесняются говорить про дежурство в базе и возможностях наносить удары «от пирса», но, наверное, подводные лодки нужны все же не для этого.

Что касается авиации, то, судя по комментариям Верховного главнокомандующего, проект создания перспективного бомбардировщика ПАК ДА пока стоит на паузе. То есть сейчас мы делаем упор на модернизацию существующих носителей и на восстановление производства Ту-160. Да, нынешнее поколение бомбардировщиков у нас надежное и еще долго послужат, но рано или поздно этот вопрос решать придется.

А сухопутная часть нашей триады в силу географии находилась в постоянном приоритете. Она периодически расширялась по типам носителей (были и боевые железнодорожные ракетные комплексы), потом сокращалась, на каком-то этапе было принято политическое решение отказаться от тяжелых ракет с разделяющимися головными частями индивидуального наведения. А сейчас она сбалансирована. Все признают, что комбинация шахтных и мобильных ракет дает устойчивую конструкцию.

То есть если у противник появится возможность вывести из строя одну «группировку» наших ракет, то с другой он теми же средствами ничего сделать не сможет. И мы всегда сможем среагировать или одной, или другой «рукой».

— Как с этим дела обстоят у США? У всех на слуху их бомбардировщики B-52 и неядерные ракеты («Жаззмы» и «Томагавки»), которые якобы тоже могут вывести из строя нашу ядерную инфраструктуры?

— Вы правы, что теперь часть задач, которые ранее могли решаться только ядерными средствами, могут решаться и неядерными средствами. Это стало возможно из-за повышения их точности, количества и дальнобойности. Радиолокационные станции, антенные поля передатчиков и подводные лодки в базах можно вывести из строя и без ядерного оружия. Но дело не в том, что у кого-то появляется какая-то волшебная палочка. А в том, что может произойти дисбаланс из-за комбинации всех средств воздушно-космического нападения (стратегических, тактических и неядерных). То есть только неядерными силами вывести из строя всю ядерную инфраструктуру противника невозможно.

Теперь насчет американской ядерной триады.

Ядерная отрасль в США все 1990-е и 2000-е годы была в положении падчерицы или нелюбимого сына. Мол, если этим не повоюешь, зачем на это тратить деньги? Так что к противоборству великих держав, о котором объявили сами американцы, они подошли не в лучшем состоянии. Были утеряны какие-то компетенции. Были даже истории, когда на одном и том же B-52 летали несколько поколений пилотов (отец и сын). Но это не умаляет их высокого технического совершенства на тот момент, когда они были созданы.

Ракеты для подводных лодок «Трайдент-2» объективно остаются одними из лучших в мире, хотя они появились еще в конце 1980-х годов. Они модернизируются.

Межконтинентальная баллистическая ракета шахтного базирования «Минитмен-3» на момент своего создания тоже была очень хороша. Хотя сейчас она уступает «Ярсу», «Тополю-М», а, возможно, и каким-то из китайских изделий.

У их проекта перспективной ракеты Sentinel сейчас есть проблемы с перерасходом средств и техническими вопросами. Но рано или поздно они их решат.

Тем более, у США уже летает перспективный бомбардировщик B-21, который наследует подходы из B-2 Spirit, но сделан на новом техническом уровне с меньшими затратами. Он меньше по размерам и, как предполагается, будет требовать меньше затрат на обслуживание. И у него может появиться беспилотная версия.

Перспективными подводными лодками США тоже начали заниматься. Но американцы опасаются, что из-за проблем с задержками ввода в эксплуатацию новых «Колумбий» у них может произойти просадка с общим числом боеготовых субмарин.

В целом Вашингтон сейчас находится, скажем так, на продвинутом начальном этапе модернизации ядерной триады. Сложно предположить, что с ней будет через 10-20 лет.

К тому же, там идут дискуссии по поводу того, что делать США в ядерном противостоянии сразу с Россией и Китаем, который тоже наращивает ядерный потенциал. То есть Штатам, возможно, тоже придется наращивать арсенал. А как это повлияет на наши с ними отношения – большой вопрос.

При этом все ядерные страны уделяют большое внимание проблеме модернизации системы боевого управления ядерными силами. Это неплохо. Потому что основа ядерного сдерживания – это не количество ракет, а то, дойдет ли до расчетов приказ о запуске этих ракет.

— А у нас есть идеи по поводу того, как мы будем противостоять США, Франции и Великобритании?

— Это интересный вопрос, который обсуждается всю ядерную историю.

Если в 1980-е годы доля Франции и Великобритании в общем западном ядерном арсенале была ничтожно мала, то сейчас каждая их боеголовка играет огромную роль относительно нашего арсенала.

Количественно гоняться за ними смысла нет. Даже нынешние арсеналы перекрывают любые возможные сценарии. Вопрос лишь в том, сколько боеголовок смогут стартовать и сколько долетят до цели.

Так что наша проблема – не ядерный потенциал Великобритании и Франции, а общая ситуация, когда нам противостоит коллективный Запад и с запада, и с востока. Географически распределённая цепь наступательных и оборонительных вооружений в перспективе может стать проблемой.

Поэтому Москва еще в конце президентства Трампа в качестве основы для переговоров по контролю над вооружениями выдвинула идею уравнения безопасности, когда надо контролировать и ядерные, и неядерные, и наступательные, и оборонительные вооружения, словом всё то, что может привести к стратегическим последствиям.

Я не знаю, удастся ли вернуться к этому вопросу в сегодняшней напряженной обстановке. Но новая гонка вооружений тоже мало кому понравится.

— А сейчас в целом ядерный арсенал и по количеству, и по качеству, у кого лучше: у нас или у них?

— Если в лоб сравнивать Россию и США, то это условный паритет.

У нас больше нестратегического ядерного оружия, но у них больше возможностей донагрузить свои стратегические носители. У нас лучше «сухопутная нога», у них лучше «морская нога» (потому что у них в целом флот лучше). По воздушной части сравнивать довольно сложно, потому что системы разные и потому что тут имеет значение география. У американцев гораздо больше баз для бомбардировщиков по всему миру.

С другой стороны, у нас из-за СВО больше опыта не только нанесения ударов, но и выведения бомбардировщиков из-под удара и равномерному распределению по аэродромам страны. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Удары Украины беспилотниками по нашим объектам заставили нас более серьезно подходить к вопросу боевой устойчивости стратегических сил.

— Вернемся к учениям. Нам удалось четко донести до США то, что мы хотели им сказать?

— Вряд ли у США были сомнения в том, что мы им хотели сказать. Они же тоже проводят ядерные учения. Очень здорово, что в этот раз на Западе тоже не было истерики. «Да, мы понимаем, что Россия – ядерная держава, которая может нас уничтожить». Это лучший пример того, что ядерное сдерживание работает в обе стороны. Сдерживаешь ты, сдерживают тебя.

— А почему мы провели учения, не дождавшись появления новой ядерной доктрины?

— На этот вопрос у меня нет ответа. Я не до конца понимаю, почему с внесением изменений в нашу ядерную доктрину и ее публикацией происходит такая задержка. Но в том, что касается массированного ответа на первый ядерный удар противника, в доктрине точно ничего не поменяется. Это классический сценарий, который никто не ставит под сомнения.

— При каких условиях мы будем вносить в ядерную доктрину положение об упреждающем или вообще превентивном ударе?

— Не думаю, что в доктрине появятся такие формулировки. Всю свою постсоветскую историю Россия оставляла за собой право первого ядерного удара в ответ на что-то. Этот перечень постоянно менялся в сторону повышения или понижения порога, с учетом адаптации к внешним раздражителям и состояния вооруженных сил. Но этот сценарий всегда был.

Хотя, например, если мы увидим массированное развертывание американских ракет средней дальности и их союзников в непосредственной близости наших границ, в доктрине могут появиться более жесткие условия об упреждающем ударе. Пока же мы будем придерживаться концепции ответно-встречного удара.

— Каких еще маневров можно ожидать после этих учений ядерных сил?

— На этом ракетная осень точно не закончится. Мы наверняка увидим зачетные пуски с очередного стратегического подводного крейсера перед его вводом в эксплуатацию. Возможно, мы увидим пуск «Сармата», хотя эта программа не очень хорошо реализуется. Возможно, мы увидим пуски «Авангарда» или шахтного «Ярса» из районов развертывания, потому что этого давно не было.

Но я не думаю, что в условиях общей напряженности это так необходимо. Сигнал мы послали, а лишний раз давать повод обвинять нас в размахивании ядерной дубиной было бы нецелесообразно.

Еще мы увидим полеты нашей дальней авиации. Уже был анонсирован полет в Южную Африку. Может быть, мы с Китаем что-то еще сделаем.

Так что какие-то новости из стратегической ядерной сферы нас до конца года ожидают.

— Мы будем махать ядерной дубиной, если после выборов в США опять начнется цирк с «разрешением Украине ракетных ударов по России»?

— Думаю да. Президент четко сказал, что наши ядерные сигналы касаются в том числе этого сюжета. Если опять начнется этот балаган, то какие-то меры мы примем.

— Наши СМИ к месту и не к месту вспоминают знаменитую сцену из кинокомедии «ДМБ»: «Обязательно бахнем! И не раз! Весь мир в труху! Но потом». Вы как к этому относитесь?

— Это тоже элемент ядерного сдерживания. Мы демонстрируем готовность именно что бахнуть. Этот «хрупкий баланс ужаса» базируется в том числе и где-то на юмористических, но глубоких подсознательных тезисах. Потому что информационное поле все равно взаимопроникающее. Культурные отсылки в ядерной сфере универсальны.

— То есть Запад действительно опасается, что на наш секретный ядерный объект может в любой момент зайти пьяный прапорщик и нажать на кнопку?

— Тут как раз другой посыл. Когда пьяный прапорщик заходит в секретную комнату, он принимает совершенно серьезный вид и отвечает отказом на предложение новобранцев бахнуть. То есть он олицетворяет ответственную политику России в ядерной сфере.

— Вы в прошлый раз говорили, что не любите метафору с «лестницей эскалации», потому что через ступеньки можно перепрыгивать и потому что со ступенек можно навернуться. А какой концепции мы должны придерживаться?

— Мы рискуем попасть в воронку эскалации, когда эскалация начнет развиваться по неуправляемым сценариям и каждый ваш шаг только ухудшает ситуацию. Это страшная картина. Но раз мы до сих пор держимся, мы сможем удержаться от срыва в эту воронку в будущем. Хотя это потребует постоянных ежедневных усилий от всех причастных.