Егор Кончаловский: Запад 30 лет шлепал животом и учил нас, чумазых. А мы — копили силы..
{short-story limit=»840″}
ОНИ — ВЫСШАЯ РАСА, А МЫ ТУЗЕМЦЫ
— Егор Андреевич, вы человек творческий, тонкокожий. Как вам дышится в России?
— Я разочарован. Запад нас обманул. После развала СССР нам казалось, что вот-вот станем частью Европы, грандиозного свободного мира от Лиссабона до Владивостока, будем пользоваться кредитными картами в дорогих магазинах Парижа. Но то, что нас обманули, я почувствовал еще в начале 90-х, когда уезжал из Великобритании. Запад тогда смотрел на нас совсем не так, как нам бы хотелось
— А как вам хотелось?
— С уважением. Как на людей, принадлежащих одной цивилизации. Оказалось, нет. Один английский профессор-русофоб сказал: знаете, в чем загадка русской души? В том, что русские — белые. Я слушал в Москве, что их экспаты говорят про нас.
— Что услышали?
— Что туземцы все мы — иракцы, югославы, сербы.
— А они — высшая раса?
— Грубо сказано. Скорее так — у белого человека дополнительное бремя — учить всех нас, чумазых. При том, что Россия в 90-е годы во многом разворовывалась благодаря этим экспатам. Например, в нашем бизнесе, в рекламе самыми коррумпированными считались как раз англосаксы… Что очень прискорбно. Была же американская мечта!
ТЕПЕРЬ ВСЕ РУССКИЕ — ПЛОХИЕ
— А по-моему, все логично — мы учились у Запада, и тот вел себя соответствующе — как учитель. Снисходительно. Но мы сами выбрали себе роль ученика. Режиссеры учились снимать, как в Голливуде. Бизнес учился создавать эффективные предприятия. И все мы, разинув рты, впитывали западную цивилизацию, мечтая оказаться в ней.
— Конечно! Когда я служил в Советской армии в 1986 году, система уже теряла веру в себя. На политинформациях все сидели и спали. Помню разговоры с отцом и это ощущение — нам не хватало воздуха. Казалось, вот-вот откроется великолепный мир. Но он открылся ровно на секунду, удобную Британии и США…
А потом — раз. И мы уже не слышим: хороший русский или плохой русский? Нет. Теперь все русские плохие! И как быстро деградировали ценности Запада, которыми они бравировали, — свобода слова, равенство перед законом, неприкосновенность личности. Все исчезло. В Британии за 8 лет (в конце 80-х — начале 90-х) я не видел ни одной драки. Неприкосновенность! Выйди из паба пьяный, ори, но трогать никого нельзя. А теперь — все пропало. Наверное, потому что Запад расслабился. Ему всегда нужен спарринг-партнер.
— Как СССР когда-то?
— Конечно. Если ты будешь боксировать с бабушкой на ринге, хорошим боксером не станешь.
— Теперь-то он получил хорошего соперника?
— Поздно! Он 30 лет не тренировался! Он уже толстый и шлепает животом. А спарринг-партнер Россия тихо копила силы, чтобы однажды сделать необходимое.
ТРУДНО ВЕРНУТЬСЯ В СССР
— И что дальше?
— Я говорю о трагедии! Мы много лет жили ради американской мечты. Ну, кому не хочется дом! Джип! Бассейн! Институт, хорошая работа, ездить на Мальдивы.
— Уверен, всем примерно этого хочется.
— Но эта мечта разрушилась. Я ведь тоже хотел ездить на дорогом автомобиле, отдыхать заграницей…
— Как раз у вас, почему-то я уверен, с этим все хорошо. Ваша-то американская мечта исполнилась?
— Не могу сказать, что я с большим удовольствием куда-то отъезжаю — идет военная операция. Даже не очень прилично вот так гламурненько ездить. А с другой стороны — зачем? Наблюдать, как умирает тот прекрасный Запад, который мы любим до сих пор? Мы же любим Флоренцию, правда? Музеи, гиннес в ирландском пабе, английские газоны. Запад куда-то пропал удивительно быстро. И мы остались сами по себе. Со взором, обращенным внутрь. И, на мой взгляд, это очень хорошо.
— А что хорошего? Большинство моих знакомых до сих пор мечтают учить детей в Европе. Любой деревенский житель России мечтает о лужайках, доме и пабе. Чем вы замените эту американскую мечту? Возвращением в Советский Союз?
— Мир уже таков, что очень трудно, «клаустрофобично» вернуться в СССР. И не надо расстраиваться, на мой взгляд, что мы сейчас не можем ответить на этот вопрос — куда мы идем? Например, по инерции замечаю какой-то кинофестиваль в Европе. А потом вдруг понимаю — это перестало иметь значение… Помню, Меньшов получил за «Москва слезам не верит» Оскара и все в Советском Союзе рукоплескало, бурлило! Но ему дали приз за историю абсолютно американскую. И когда Михалков получил статуэтку, он радостно заявил — это первый Оскар новой России! Так было это важно! Помню Каннский фестиваль, когда отцу было дико важно взять приз, потому что от этого зависела его дальнейшая судьба на Западе. Вот в такой мы жили системе вероисповеданий.
ПАЛЬТО МИХАЛКОВА
— Не уверен, что кинофестиваль в условном Урюпинске заменит Канны или Оскара. Разве европейские награды — не настоящее мерило кино-таланта?
— Мы сами сделали их мерилом из-за советской жизни. Когда святая вера и чистая наивность советского человека в конце 60-х была подпорчена зачатками потребительского общества. Помню, и система стала мягче — на иностранках стало можно жениться. И выпустили кое-кого за границу. Помню разговор: Сергей Михалков и два его сына. Он говорит: кому отдать пальто? Мой папа: мне! Никита: нет, мне! Папа говорит, почему тебе, Никита? Тот: потому что я не выездной! (смеется) Мы сами сделали Запад — мерилом качества нашей работы.
— Допустим, нет теперь Запада. И что? Победу в урюпинском кинофестивале предлагаете считать серьезным достижением? Никто не согласиться.
— Это верно. Только мы не изолированы. Если брать по количеству стран и населения, то с нами не дружат лишь 15-30% мира. Мы найдем новые пространства и мерила. China Film Group по капитализации больше, чем все пять major американских! А индийский Болливуд делает 2 тысячи фильмов в год. Я убежден, что появится новая общность стран, где Россия будет играть влиятельнейшую роль, если не главную.
ПРОЛУОСТРОВ РОССИЯ
— Все ли в семье Михалковых-Кончаловских за спецоперацию?
— У нас семья большая. Тещи, бабушки, прабабушки… Одна прабабушка за, другая против войны вообще и спецоперации в частности. Но я считаю, что это больше, чем просто операция. Это столкновение цивилизаций, в котором Россия стоит на стороне света, а Запад встал на путь сатанизма. И мы сейчас сражаемся с такими ценностями, которые для нас просто противоположны, абсолютное зло. К сожалению, это происходит на территории, где много веков назад прошла трещина между западной и восточной цивилизациями.
— Простите, но трещины по всему миру. Между Китаем и Вьетнамом, на ближнем Востоке, в Африке их не счесть. У каждой страны есть свои неприятели. И кровь братскую они пока льют.
— Согласен. Мы привыкли думать, что главное происходит в Европе. Что битва Белой и Алой Розы с 15-ю тысячами рыцарей ценней, чем заварушка в Китае и Монголии с парой миллионов участников. Хотя Европа — лишь полуостров нашего огромного континента.
— Это наш полуостров? Мы, русские, кто? Европейцы?
— Он будет наш в какой-то момент. Думаю, что скоро. Но пока многие в растерянности. У моей дочери, которой 21 год, трагедия. Она выстроила свою перспективу бизнеса в Инстаграмме. Она планировала, что будет миллион подписчиков, линия одежды, искусство, книжки. Понимаете? А — раз! И все рухнуло!
Но я с оптимизмом смотрю в будущее, потому что мы будем на месте рухнувшего мира мы искать, придумывать нашу новую систему.
ПОЧЕМУ УКРАИНЦЫ ВОЮЮТ ОСТЕРВЕНЕЛО
— В одном из интервью вы сказали, что Россия действует в Украине как в уличной драке. Чтобы уцелеть, пришлось бить первым. Но когда бьешь первым, не несешь ли ответственность за жертвы? Например, среди мирного населения?
— Наверное, да. И надо быть готовым нести эту ответственность. Но даже при этом, поступать так, как ты считаешь нужным и правильным. А в нашем случае — единственно возможным образом. В некотором смысле это гражданская война. Мы воюем с такими же, как мы. Поэтому и воюют, кстати, украинцы достаточно остервенело.
— У них свои убеждения.
— Конечно. Просто плохо, что это происходит на территории Украины — это могло бы происходить в другой стране. Бывали в истории случаи, когда борьба России за выживание, интересы и статус, происходила на чужих территориях. И сейчас идет борьба не против Украины, а против тех, кому важна или очень слабая Россия, или отсутствие России, или разделенная Россия, или неуютная Россия, или Россия вся в ранах, в горячих точках.
ПОКИНУВШИХ СТРАНУ ЖАЛКО. НО ЭТО НЕ ПРЕДАТЕЛИ
— Сейчас семья Михалковых похожа на бастион государственной позиции посреди интеллигентской фронды. Говорят, 90 % творческой интеллигенции скептически относятся к СВО.
— Я не считаю, что большинство творческих людей против спецоперации. Те, с кем я общаюсь, как правило, болеют за наших, за победу. Мой отец никогда не был певцом России, он всегда ее критиковал. Но последнее, что я от него слышал: то что мы делаем сейчас, это отвага. Отвага — выступить против всего мира. Но с другой стороны, очень плохо, когда людей, покинувших страну, бескомпромиссно называют предателями, продавшими родину за 30 серебреников. А они, например, всю жизнь работали, и просто хотят под конец пожить в Италии…
— А еще хотят свободно высказывать свое мнение, как Галкин, например?
— Не хотел бы я оказаться на месте этих людей, кто, скривив лицо в неловкой гримасе хвалит или ругает. Не важно, на чьей они стороне. Когда человеку говорят: «отнимем визу у сына в Лондоне» или: «конфискуем твою квартирку в Монако». Банальное принуждение.
— Но и в России, если скажешь что-то не то, могут и гастроли отменить, и дело завести.
— Я понимаю. Но на Западе даже выбора не дают. Даже промолчать ты не можешь. Я видел такие выступления, и мне очень жаль этих людей. Это и есть конец мечты.
— То есть условные Галкины из-за границы язвят по принуждению?
— На мой взгляд, да. Причем, принуждение может быть в окружающей атмосфере. Рукопожатный ты или нет… И не то, что потом эти люди себя не простят. Они могут и не испытывать никакой вины. Но не забудут они это, уж точно.
ПРО ПЕРЕГИБЫ И ПОБЕДУ
— А не жаль вам тех, у кого за пару слов, за фразу, отменяют концерты в России?
— Конечно, у нас тоже перегибы. Что вы хотите? Да, война сейчас более техническая, более интересная, хайповая, более видеопригодная, чем наша Великая Отечественная, когда все в крови, в грязи, в поту, в гное, страх и ужас. Но от этого она не менее ожесточенная. Сейчас война идет с большей яростью не в окопах, а в СМИ, экономике, дипломатии, торговле.
— А если военные действия затянуться? Гайки-то все крутятся и крутятся….
— Были ожидания, что мы как нож через масло пройдем. Но противник, оказывается, подготовился. Немцам потребовалось восемь-девять лет, чтобы превратиться в Третий Рейх. А тут — тридцать! И мало победить военной силой. Вопрос этой денацификации — очень серьезный. Как ее делать? Чтоб переучить людей, это займет десятилетия.
— А что такое победа, по-вашему? Что ей станет?
— Мы должны дойти до такого предела, который будет ощущаться нацией, государством, народом, — победой. Ведь бывают такие победы, которые ощущаются как поражение.
НАЧНУТ ШАРАШИТЬ КИНО ПРО ДОНБАСС
— Позвонил с Донбасса мой приятель — чиновник. Говорит — бойцы не очень знают, за что воюют, поэтому нужна, мол, качественная пропаганда. Кино поможет?
— Нельзя построить идеологический кинематограф исключительно по госзаказу. По-вашему, как должно быть? Государство говорит: раньше мы давали деньги на комедии и боевики. А сейчас — только на фильмы про Донбасс или про русского офицера? Так это не работает. Были попытки и про Крым что-то сделать, и про героев. Но когда в фильме есть заказ — получается агитка.
Фильмы должны быть талантливыми, чтобы хватали за сердце. Военные говорят: дайте нам патриотические кино. Это как когда-то стало модным фэнтэзи, все пошли его снимать. Боюсь, так же все начнут шарашить про Донбасс.
Я лично считаю, что новейшую историю снимать еще рано. Надо чуть-чуть отойти, осмыслить ее, а не просто кричать лозунги.
ЧЕРЕЗ ГОД ВСЕ БУДЕТ ПО-ДРУГОМУ
— Как нащупать неуловимую национальную идею? Мы рушим старый мир, не зная новый?
— Нам плохо было в том мире.
— Но мы же идем в пустоту, неизвестность.
— Ну, почему? Думаю, на будущий год мы уже будем жить в новой системе координат.
Пустота заполнится. Мы после американской придумаем себе новую мечту. И это прекрасно. Ты ушел из ненавистного тебе коллектива, смотришь вокруг: так, чем я сейчас займусь? Мы — новая Россия — молодые, богатые, здоровые, с хорошим оружием и мускулами. Разве плохо?
Иван МАКЕЕВ