«Если три на три, они всегда убегают». Вся правда жизни о «штурмах» от штурмовика отряда Z
Петербуржец Дмитрий Еговров (на фото — слева) — бывший зэк, и при этом живая иллюстрация того, что война не только убивает, калечит, но и спасает.
Сейчас он честно признаётся, что раньше искал лёгких денег и поэтому впутался в криминал. Жена, узнав обо всём, забрала маленького сына и ушла. Ком проблем нарастал, на Дмитрия завели уголовное дело, по которому грозил огромный срок.
Дмитрий Егоров:
«Ещё находясь под следствием, я узнал, что ЧВК «Вагнер» ведёт набор на специальную военную операцию. Сразу решил, что хочу воевать вместе с ними.
Варианта у меня было три. Либо сидеть долгий срок и вернуться через много лет в неизвестность непонятно с каким здоровьем. Либо искупить свою вину, вернуться героем и всё исправить. Либо ничего уже не исправить и остаться удобрять донецкую землю. Но я был в тюрьме, а «Вагнер» набирал добровольцев из лагерей. Я ждал приговора, чтобы уйти на фронт, а мой суд постоянно переносили. Однажды «вагнера» приехали прямо к нам в СИЗО. Это был уже их четвёртый или пятый набор, а приговор мне должны были вынести через неделю. Я попросил «вагнеров», чтобы хотя бы внесли меня в свои списки. Они ответили: «Нет приговора — нет разговора. Вернёмся через несколько месяцев». А когда приговор наконец состоялся, я узнал, что «Вагнер» вообще закрыл проект «К», или, как его ещё называли на зонах, проект «Свобода».
Уже в колонии, отбывая свой немаленький срок, Дмитрий услышал вопрос дневального: «Ребята, на войну кто ещё не записался?». «Я не записался»,- выскочил Егоров.
В этот раз набор вёл уже не «Вагнер», а Минобороны — в отряды «Шторм Z». Желающих было больше сотни человек из 800 заключённых колонии.
Брали не всех — из-за ограничений по возрасту, некоторым болезням, уголовным статьям. Но самый главный пункт, по которому отсеялось много желающих: мало кто прошёл срочную службу. В итоге осталось 22 человека из 100. Дмитрий Егоров подошёл по всем пунктам. Так он попал в «Шторм Z».
На полигоне. Дмитрий второй справа в заднем ряду
После учёбы вчерашних заключённых начали раскидывать по направлениям: их было всего два — Марьинка и Авдеевка. Первая чуть полегче, Дмитрий попал именно туда и считает, что ему повезло.
Все расположения находились под землёй, в подвалах, разрушенных зданиях. Сначала новобранцам из бывших зэков было весело. Когда им говорили, что могут прилетать ракеты, думали: это не про нас. Нарушали правила. Первые же прилёты от противника отрезвили.
Дмитрий Егоров:
«Жизнь до «ленточки» и за ней — как совершенно разные измерения. Но адаптация происходила быстро. Когда наши первые группы возвращались со штурма, и все видели, что из 8 человек назад приходят один или два, до всех сразу дошло, что такое война. Я понял: выжить за эти полгода, на которые заключил контракт, нереально. Звонил бывшей супруге и каждый раз говорил, что это мой последний звонок».
Штурмы все проходили ночью. Что логично: днём все бойцы были у противника как на ладони, а ночью есть возможность прорваться. Перед каждым штурмом командиры показывали на карте, куда идти и какую позицию захватить. В атаку бойцы шли по предварительно выученным ориентирам: вот здесь канава, за ней руины, дальше остатки лесополосы.
Сначала над маршрутом предполагаемого следования штурмовой группы пролетал дрон, и им показывали видеозапись местности. Солдаты учили карту минных полей. Но двигаться ночью всё равно было сложно.
Дмитрий Егоров:
«Ночи на Украине удивили меня своей темнотой — если вытянуть руку перед собой, пальцев не видно. Фонарики, естественно, включать было нельзя, а тепловизоры были только у приданных нам снайперов, которые воевали отдельно. Да и эти приборы показывают лишь объекты, излучающие тепло, а не канавы и руины. Было непонятно, куда наступить в темноте, в каких местах стоят растяжки и разбросаны мины-«лепестки». Так что война шла вслепую».
Эти ночные вылазки делались ещё для того, чтобы лучше «освоиться» на местности. Как в компьютерной стрелялке: тебя убили — и ты начинаешь игру заново. Продвигаешься всё дальше и дальше, пока хорошо не изучишь территорию и противника, не поймёшь, откуда из чего по тебе стреляют, где можно, а где нельзя прятаться.
Зона боевых действий вся изрыта окопами и воронками. Некоторые свои укрепрайоны противник при отступлении минировал, и штурмовики-«старожилы» предупреждали вновь прибывших:
«Ребята, вот здесь вам встретится окоп. Во время обстрела любой захочет в него прыгнуть, но этого делать не стоит — он заминирован». Или говорили: «Не прячьтесь в эту канаву — её хорошо видит снайпер».
Такие советы были рождены коллективным боевым опытом, написанным кровью. Игра со смертью отличается от компьютерной стрелялки тем, что в ней нет запасных жизней. Зато, по словам Дмитрия Егорова, играя в неё, быстро начинаешь понимать её правила.
Первые задания, по словам Дмитрия, были простыми — зайти на объект и захватить его. Обычно на всех позициях врага сидят смотрящие — их ещё называют «глазами»: небольшая дежурная команда из 1-3 человек в каждом подвале или окопе. Задача штурмовиков — выбить эту команду, занять позицию и дать отмашку по рации или иногда сигнальной ракетой на выдвижение закрепгруппы, которая будет позицию дальше удерживать, а штурмовики вернутся назад восстанавливаться и залечивать раны. И хоть Дмитрий Егоров называет такие задания простыми, для неподготовленного человека они сверхсложные.
Дмитрий Егоров:
«Мы поначалу даже не могли дойти до заданной точки — на полпути начинался обстрел. Потом поступала официальная команда отходить и перегруппироваться. Возвращались и думали: ё-моё, только половину прошли, а что будет дальше?»
Противник именно так и работает — даёт нашим штурмовикам дойти до определённого удобного ему, хорошо пристрелянного места, куда нацелены снайперы, пулемёты, артиллерия. И начинает очень жёсткий обстрел. Но отступление в такой ситуации — большой риск. Чтобы выжить, нужно, наоборот, идти вперёд — об этом штурмовикам говорили ещё инструктора на полигоне.
Дмитрий Егоров:
«Враг хочет тебя напугать. А если ты не пугаешься и идёшь дальше, они пугаются сами и начинают разбегаться. Ещё потому, что когда ты к ним подошёл близко, перестаёт работать их артиллерия — чтобы не попасть по своим. И это верный признак: прекратился миномётный обстрел — значит, ты у цели. Везде, конечно, по-разному, но там, где я был, в случае нашего прорыва противник всегда отступал. Они могли держать оборону, только если их было много. А если, например, трое на трое, всё бросали и убегали».
По его словам, хватает нескольких недель, чтобы пропитаться войной и понять, как на ней всё работает. В американских фильмах про спецназовцев показывают, как они идут в бой, обвешанные чем только можно — как новогодняя ёлка игрушками. Но по опыту Дмитрия, такие коммандос сразу ложатся. Они не могут убежать, спрятаться и становятся живой мишенью для дронов и снайперов.
Дмитрий Егоров:
«Ты два раза прыгнул в такой экипировке — и в третий раз тебе уже будет не встать с земли с этим количеством веса. Расстояние, которое штурмовику приходится преодолевать от наших позиций до позиций противника, — километра два. И все эти два километра каждые несколько секунд ты прыгаешь, ползёшь, уворачиваешься от миномётных выстрелов: слышишь, с какой стороны выстрелил миномёт, и, примерно понимая траекторию мины, ищешь, куда спрятаться, чтобы осколками не посекло. За какую корягу, разбитую технику, в какую воронку. А когда есть желание жить, появляются скорость и выносливость. Поскольку война для штурмовика очень подвижная, ты берёшь с собой по минимуму боекомплекта, стараешься не таскать лишние гранаты, ракеты или, например, воду. Отдаёшь приоритет легкости и броне».
Одновременно в атаку шли 8-10 штурмовиков группами по 3-4 человека. Дмитрий говорит, что это самая продуктивная штурмовая группа. Если бойцов будет больше, то и противник бьёт по ним активнее. Двум-трём штурмовикам в бою чуть поспокойнее — им проще добежать до противника, так как он расходует на них меньше артиллерийских снарядов.
Во время атаки штурмовики сначала «разбредались», поддерживая связь между собой и с базой с помощью простых недорогих раций. Но по мере приближения к позициям противника, снова сходились и рациями уже не пользовались, так как можно было себя выдать голосом, да они ещё и фонили.
Уже заходя на вражеские объекты, старались друг друга держать в зоне видимости, общались жестами или тихонько словами, но так, чтобы противник, даже если услышит, не понял. Заранее договаривались какими словами будут обозначаться команды: «вперёд», «противник рядом», «огонь» и т.д.
Дмитрий Егоров:
«Вэсэушники при нашем к ним приближении уходили с позиций ещё из-за шока и недоумения: как это так мы смогли до них добежать? Утром, когда светало, мы выглядывали на улицу из захваченного помещения, видели путь, который прошли, и сами удивлялись, что из нас четверых никто не подорвался. На этом пути было всё: растяжки, мины направленного действия, «лепестки»! Когда ты видишь всё это, становится страшно. А если не видишь и просто бежишь в темноте, то их как бы нет. Некоторые подрывались. Но мы их считали даже счастливчиками: наступив на «лепесток», останешься без ноги, но тебе поставят протез — и ты живым вернёшься с войны. Хотя для этого надо ещё после ранения суметь оказать себе первую помощь и выползти обратно».
Самые серьёзные потери, по словам Дмитрия, были даже не у штурмовиков, а у эвакуационных групп. Казалось бы, это гораздо проще: не штурмовать, а выносить раненых с поля боя. Но нет. Постоянно приходили известия о том, что эвакуационная группа — позывные такие-то — погибли. Потому что их четверо, вместе с раненым пятеро — и это уже приоритетная цель. Снайперы врага проворачивали хитрый приём: специально подстреливали бойцов, чтобы они звали на помощь, а когда к ним приходила эвакуационная группа, накрывали всех пятерых.
Дмитрий оказался фартовым. В него попало лишь несколько мелких осколков — спасала броня. Всё, что закрывает шею, пах, наколенники, налокотники, он называет очень важным. Важнее боекомплекта, воды и тушёнки:
«Да, неудобно. Но меня броня очень выручала. Обычная застёжка на каске спасла однажды от большого осколка. Он прилетел, обжёг щеку, был сильный удар — защёлка сломалась и защитила».
Дмитрий выжил даже после выстрела танка! Их группа захватила объект, стала держать на нём оборону, по ним начали работать вражеская артиллерия и тяжёлый танк. Дмитрий стоял у стены. Танк выстрелил в эту стену. Очнулся он под грудой кирпичей на другом конце помещения, куда стена вместе с ним прилетела.
Дмитрий Егоров:
«Выжив после выстрела танка, я поверил в судьбу — в то, что кому суждено утонуть, в огне не сгорит. Я столько раз обманывал смерть! Пули и осколки летели мимо, а в меня только горошинки залетали. Был ещё такой случай. Мы сидели в укрепрайоне на «нуле», выжидали определённый момент перед штурмом. Я снял каску и с кем-то разговаривал. Ко мне подходит один человек: «У тебя ребёнок, а ты без каски стоишь — спрячься под плиту». Я ответил ему: «Да, ладно, не занимайся паранойей». А потом вдруг внутри меня что-то щелкнуло: «Спрячься. У тебя сын» . И я пошёл под плиту. Только встал под неё — прилёт в крышу, и огромная глыба бетона упала ровно в то место, где я без каски стоял. Много было всего, а я цел. Как это объяснить? Значит, я должен ещё выполнить в жизни какую-то важную цель. Я не просто так вернулся. И все, кто вернулись, — не просто так!
Сейчас Егоровы купили квартиру в ипотеку. Живут в ней. Дмитрий ездит на заказных автобусах — возит туристов. Он смог полностью переключиться на новую жизнь, но не смог забыть то, что довелось пережить. И когда понял, что у него есть возможность помогать таким же, как он, стал это делать. Сперва отправлял продукты на фронт, познакомился с волонтёрами. К нему за помощью стали обращаться другие бывшие участники СВО, в том числе такие же, как он, из числа «кашников», обнадёженные его примером. Дмитрий Егоров: «Те, кто знает кем я был, и видят кем стал, спрашивают: как такое возможно? Люди смотрят на мою жизнь и говорят, что тоже так хотят. А я смотрю на них и вспоминаю себя. Одному чем-то помог, другому. Со временем у нас сложилась команда. Ездили по школам, проводили уроки мужества, занятия по тактической медицине — учили детей перед летними лагерями жгутоваться, бинтоваться, накладывать повязку в случае перелома. Ветераны войны, которые через это проходят, начинают ощущать свою ценность. Понимать, как классно быть героем, быть в центре внимания, а не бухать. Каждый месяц нас становится больше. А чем нас больше, тем мы сильнее». 
И ещё Дмитрий Егоров признаётся, что уходя воевать, он хотел искупить вину и начать новую жизнь, но флаг и гимн России для него мало что значили, а теперь, побывав на войне, стал патриотом до мозга костей.
«В прошлом я был преступником, вёл аморальный образ жизни. Я этого не скрываю, но этим и не горжусь. Но главное — не кем ты был, а кем стал. Это моя история. Мой путь».
Подпишитесь, поставьте лайк) Я буду вам очень признателен.