Глобалисты, финансовые спекулянты, трампы-макроны-мерцы не в состоянии изменить законы термодинамики. Они обречены
data-testid=»article-title» class=»content—article-header__title-3r content—article-header__withIcons-1h content—article-item-content__title-eZ content—article-item-content__unlimited-3J» itemProp=»headline»>Глобалисты, финансовые спекулянты, трампы-макроны-мерцы не в состоянии изменить законы термодинамики. Они обреченыСегодняСегодня60512 минОглавление
Показать ещё
Представьте себе мир, где напечатали горы денег, а количество настоящего богатства — энергии, которая движет экономикой, — осталось прежним. Это и есть фундаментальный раскол в мировой системе: финансовая абстракция столкнулась с физической реальностью. Простыми словами — мы живем в мире, где виртуальных долларов стало слишком много, а дешевой и доступной нефти и газа — все меньше.
Современная глобальная экономика основана на фундаментальном противоречии между бесконечной природой фиатных денег и конечностью физических ресурсов, прежде всего — энергии. Данный анализ раскрывает механизм неминуемого коллапса этой системы, опираясь на законы термодинамики и теорию EROI (Energy Return on Investment). В статье доказывается, что грядущий кризис будет не циклическим спадом, а фазовым переходом в новую эпоху, где энергия станет главным стратегическим активом, а контроль над её источниками — центральным пунктом геополитической борьбы. Рассматриваются сценарии действий США, ЕС, Китая и России в условиях нарастающего дефицита.
Эпоха Великой Иллюзии
На протяжении последних пятидесяти лет человечество жило в уникальный исторический период, который можно охарактеризовать как «Великую Денежную Иллюзию». После отмены золотого стандарта в 1971 году мировая экономика перешла на фиатную денежную систему, где стоимость валюты обеспечивалась не физическим активом, а доверием к эмитенту и его экономике. Это открыло эру беспрецедентной финансовой экспансии. Денежная масса M2 в США выросла с $800 млрд в 1980 году до $22.21 трлн в 2025-м.
Параллельно с этим в массовое сознание внедрялась неолиберальная экономическая доктрина, рассматривающая капитал и технологии как универсальные заменители любых ресурсов. Энергия в этой парадигме стала восприниматься как один из многих факторов производства, чьё ограничение легко преодолевается инновациями. Однако эта доктрина игнорирует базовые законы физики, в частности, второй закон термодинамики и концепцию энтропии. Деньги можно создавать из ничего, но энергию — нельзя. Она лишь трансформируется из одной формы в другую, и каждый такой процесс сопряжен с потерями.
Нынешний момент представляет собой точку бифуркации, где финансовая абстракция сталкивается с термодинамической реальностью. Это столкновение мы называем «Монетарно-энергетической сингулярностью» — моментом, после которого привычные экономические модели и политические конструкции перестают работать. Это не просто финансовый кризис; это кризис самой парадигмы индустриальной цивилизации.
Фундаментальная ошибка: Почему экономисты не видят стены
Сердцем современной экономической теории являются производственные функции, такие как модель Кобба-Дугласа, которая закладывается в основу всех макроэкономических прогнозов и политических решений. В этой модели энергия (часто обозначаемая как «ресурсы» или «материалы») является переменной, которую можно свободно заменять капиталом и трудом. Если энергия дорожает, согласно теории, достаточно вложить капитал в технологии, чтобы найти альтернативу или повысить эффективность.
Ошибка заключается в том, что эта модель не учитывает энергетическую рентабельность (EROI). Она рассматривает энергию как внешний ресурс, не принимая во внимание, что для её добычи тоже требуется энергия. Это все равно, что оценивать прибыльность бизнеса, не вычитая себестоимость.
Малоизвестный факт: Если рассчитать соотношение цены нефти марки WTI к денежной массе США (M2), мы получим показатель, который с пугающей точностью совпадает с минимумами, предшествовавшими крупнейшим ценовым шокам. В сентябре 2025 года этот коэффициент составлял 0,00259. Такое же значение было в 1998 году (за которым последовал взлет цен в 1999-2000), в 2016 (после чего цены выросли к 2018), и в 2020 (после чего нефть подорожала в 2,5 раза).
Разница между прошлыми кризисами и нынешней ситуацией — структурная, а не циклическая. Ранее падение коэффициента было связано с временным перепроизводством или финансовым кризисом. Сегодня оно вызвано взрывным ростом денежной массы на фоне стагнации физического объема добычи. Впервые за 165 лет нефтяной эры мы наблюдаем не временный дисбаланс, а фундаментальный разрыв между фиктивным капиталом и физической энергией.
Тихий крах EROI: Энергетическое банкротство, которое скрывают от всех
Ключевым показателем, игнорируемым финансовыми аналитиками, является Energy Return on Investment (EROI) — соотношение энергии, полученной от ресурса, к энергии, затраченной на его добычу. Это мера «чистой энергии», остающейся обществу для всех остальных нужд, помимо энергетического сектора.
Эпоха изобилия (1930-1960-е): EROI традиционных месторождений Техаса и Саудовской Аравии доходил до 100:1. Это позволяло тратить лишь 1% добытой энергии на добычу следующей порции, создавая огромный профицит для индустриализации и роста благосостояния.
Эпоха стагнации (1990-2010-е): EROI новых традиционных месторождений упал до 25-30:1.
Эпоха деградации (2020-е): Глубоководные месторождения имеют EROI ~10:1, а американская сланцевая нефть — всего 5:1. Некоторые битуминозные пески и биоэтанол имеют EROI близкий к 1:1, что делает их добычу энергетически бессмысленной.
Критический порог, по данным школы биофизической экономики доктора Чарльза Холла, для поддержания сложной промышленной цивилизации с её социальными гарантиями, здравоохранением и научными исследованиями, составляет ~10:1. При EROI ниже 3:1 добыча становится энергетически отрицательной для нетранспортных применений: вы сжигаете больше энергии, чем содержится в добытом барреле, если учесть всю цепочку — от буровой до НПЗ.
Малоизвестный факт: В США основная добыча сланцевой нефти сконцентрирована в Пермском бассейне. Однако его запасы неоднородны. Наиболее продуктивные зоны, так называемые «скелеты» (sweet spots), уже в значительной степени истощены. Операторы вынуждены переходить к скважинам «уровня 2 и 3», которые имеют на 30-50% более низкую начальную добычу и демонстрируют более крутые кривые падения.
Это означает, что для поддержания валовой добычи на прежнем уровне требуется бурить все больше и больше скважин, затрачивая всё больше энергии, капитала и воды. Валовая добыча может оставаться стабильной, но чистая энергия, остающаяся экономике, — неумолимо падает. Это и есть невидимый кризис, который финансовые отчёты не отражают.
Капитальный голод: Кумулятивный дефицит в $700+ млрд, который уже не восполнить
Международное энергетическое агентство (МЭА) фиксирует, что глобальные инвестиции в добычу нефти и газа в 2024 году составили около $590 млрд. Цифра кажется значительной, но с поправкой на инфляцию это на 59% ниже пикового уровня 2014 года в $880 млрд в реальном выражении.
Малоизвестный факт: Примерно 90% этих инвестиций не направляются на создание новых мощностей, а лишь компенсируют естественное падение добычи на существующих гигантских месторождениях (таких как Гавар в Саудовской Аравии или Кантри-Хиллс в США), где ежегодный спад составляет 5-8%. Фактически, отрасль бежит по эскалатору, который едет вниз, и просто пытается не откатиться назад.
С 2015 года образовался кумулятивный дефицит капитала, превышающий $700 млрд. Эти инвестиции, которые должны были обеспечить рост добычи в 2027–2030 годах, так и не были сделаны. Последствия этого дефицита носят кумулятивный и необратимый характер.
Но возможно, самое разрушительное последствие — это деградация и уничтожение глобальных цепочек поставок для сложных проектов.
Верфи в Южной Корее и Сингапуре (Hyundai Heavy Industries, Samsung Heavy Industries), которые были «кузницами» мировой морской добычи, массово перепрофилировались. Теперь они строят не буровые платформы, а фундаменты для морских ветряных электростанций и плавучие терминалы для СПГ.
Производители критического оборудования (например, подводных фонтанных арматур) сократили производственные линии. Их цеха и специалисты переориентированы на другую продукцию.
Сервисные компании (Halliburton, Schlumberger) распродали или утилизировали часть бурового оборудования, не видя перспектив для долгосрочных контрактов.
Восстановление этих мощностей займет не месяцы, а годы и десятки миллиардов долларов, даже если финансирование появится. Мы наблюдаем координационный сбой исторического масштаба: каждая компания, действуя рационально в своих краткосрочных интересах (соблюдая дисциплину капитальных затрат, выполняя требования ESG), коллективно гарантирует коллапс предложения в будущем. Это классическая «Трагедия общин», но в роли «общины» выступает вся глобальная энергетическая система.
Неудержимый спрос ИИ: Чёрная дыра, пожирающая энергию
Традиционные прогнозы спроса на энергию, включая прогнозы МЭА, основаны на экстраполяции прошлых трендов и не учитывают взрывной характер новой технологической волны, связанной с искусственным интеллектом.
Обучение моделей ИИ: Обучение одной продвинутой модели, подобной GPT-4, по оценкам, потребовало порядка 50 000 МВтч электроэнергии. Это разовые, но гигантские затраты.
Инференция — главный пожиратель: Настоящий прорыв в энергопотреблении связан не с обучением, а с инференцией — процессом постоянной работы уже обученных моделей на миллиардах пользовательских запросов. Если ИИ-ассистенты станут таким же привычным интерфейсом, как сегодня поисковая строка или приложение, их энергопотребление будет расти не линейно, а по закону сетевого эффекта.
Малоизвестный факт: Консервативные расчеты, учитывающие объявленные планы строительства ЦОДов и внедрения ИИ, показывают, что к 2030 году на эту сферу может уходить 2000 ГВт постоянной мощности. Для сравнения: вся установленная мощность электроэнергетики США сегодня — около 1200 ГВт.
Возникает критический временной разрыв. Развертывание новых центров обработки данных занимает 18-24 месяца. Строительство же новых базовых мощностей генерации — атомных электростанций, крупных ГЭС — требует 10-15 лет. Очереди на подключение к энергосетям в ключевых регионах США и Европы растянулись на 5-7 лет.
Этот разрыв будет заполнен единственным доступным в краткосрочной перспектииве способом — массированным использованием дизельных и газовых генераторов. Технологические гиганты (Alphabet, Microsoft, Meta), для которых доли секунды в скорости ответа ИИ означают победу или поражение на рынке, будут платить $200-300 за баррель нефтяного эквивалента, прежде чем допустят ухудшение качества сервиса. Это создает совершенно новую, неэластичную форму спроса, нечувствительную к рецессии в традиционных секторах экономики.
На фоне надвигающегося термодинамического кризиса действия великих держав теряют идеологическую окраску и подчиняются логике ресурсного реалполитик.
Зачем США Венесуэла и Нигерия?
Венесуэла обладает крупнейшими в мире доказанными запасами нефти (более 300 млрд баррелей). Несмотря на катастрофическое состояние её нефтяной отрасли, эти запасы представляют собой стратегический резерв на столетие. Установление контроля над Венесуэлой (будь то через смену режима, санкционное давление или экономический протекторат) — это не просто усиление влияния в Латинской Америке.
Это попытка захватить «энергетический НЗ» для поддержки долларовой системы в момент её наибольшего напряжения. Это прямая альтернатива зависимости от Ближнего Востока и России.
Нигерия — это источник легкой, малосернистой нефти (Bonny Light), идеально подходящей для современных НПЗ. Её EROI все еще остается относительно высоким. Дестабилизация или установление прямого контроля над Нигерией позволяет напрямую влиять на европейский рынок, а также лишить Китай критически важного источника качественного сырья. Это стратегия «последнего выжившего», где контроль над последними легкодоступными ресурсами определяет, чья экономическая модель рухнет первой.
Политика ЕС и война на Украине: Замысел по установлению контроля над ресурсами России
Затяжной конфликт на Украине с точки зрения ресурсной парадигмы — это не только геополитическая операция по сдерживанию России. Это долгосрочный проект по установлению косвенного, а в перспективе и прямого, контроля над ресурсной базой Российской Федерации.
Россия остается одной из последних крупных территорий с колоссальными неосвоенными запасами не только нефти и газа, но и критически важных для «зелёного» перехода ресурсов:
Редкоземельные металлы (месторождения в Кольском регионе, Якутии).
Лес — как ключевой поглотитель углерода в рамках углеродного регулирования ЕС (CBAM).
Пресная вода (озеро Байкал, крупные речные системы) — которая в условиях глобального потепления станет стратегическим активом.
В логике евробюрократии и крупного капитала, сильная и суверенная Россия — это препятствие на пути к этим активам. Ослабленная, поставившая, находящаяся в зависимости от западных технологий и финансов Россия — это объект для передела её ресурсов на выгодных для ЕС условиях. В условиях энергоголода европейская экономика может сохранить конкурентноспособность, только получив доступ к этим активам по внутренним, а не рыночным ценам.
Малоизвестный факт: Пока Запад обсуждает «пик спроса» на нефть, Китай проводит крупнейшую в истории операцию по накоплению стратегических запасов. По данным спутникового мониторинга и анализа таможенной статистики, в 2025 году Китай добавлял в свои хранилища в среднем 900 тысяч баррелей в день, с пиками до 1.1 млн баррелей в день.
Он физически изымает с мирового рынка баррели, которые в ином случае смягчили бы будущий кризис для Запада. Пекин готовится к роли главного бенефициара в грядущей перестройке мира, действуя в логике теории игр и долгосрочной ресурсной стратегии.
Момент истины и новая реальность
Финансовые рынки и правительства большинства стран всё ещё интерпретируют сигналы как признаки циклической волатильности. На деле мы наблюдаем фазовый переход всей глобальной системы.
Цены на энергоносители не будут плавно расти в течение нескольких лет. Они совершат нелинейный, взрывной скачок — с $70-80 до $110-130+ за баррель. Это произойдет в тот момент, когда физический дефицит станет очевиден всем маргинальным покупателям, а буферы (стратегические резервы, свободные мощности ОПЕК) окажутся исчерпаны.
Грядущий кризис является термодинамическим по своей природе. Деньги — это социальная абстракция, договоренность. Энергия — это физическая реальность, подчиняющаяся неумолимым законам. Абстракция обречена уступить, когда упрется в реальность.
Сценарии на ближайшие 5-10 лет:
1. «Великая Ресурсная Перезагрузка»: Возвращение к биполярному или многополярному миру, где границы сфер влияния определяются контролем над месторождениями с высоким EROI, водными и минеральными ресурсами. Национальный суверенитет вновь станет высшей ценностью.
2. «Нео-феодализм»: Усиление социального расслоения. Энергоэффективные и ресурсно-обеспеченные анклавы будут существовать постиндустриальной жизнью, в то время как большая часть человечества столкнется с энергетической бедностью и деиндустриализацией.
3. Технократическая диктатура: Попытка глобального управления дефицитом через системы цифрового контроля, распределения ресурсов и углеродных кредитов.
Те, кто понимает логику термодинамических ограничений и действует в парадигме физической, а не финансовой экономики, — будь то государства, корпорации или отдельные люди — окажутся в выигрышной позиции. Они унаследуют то, что останется от эпохи изобилия.
Монетарно-энергетическая сингулярность — не прогноз на отдаленное будущее. Она уже началась. Задержка между причиной (финансовой экспансией и падением EROI) и следствием (системным коллапсом) составляет примерно 12-24 месяца. Этот отсчет уже пошел.