Хотят ли русские войны? Не время спрашивать у тишины
Хотят ли русские войны? Не время спрашивать у тишины
В мире
«Похабный» — так у нас принято называть только Брестский мир, хотя на самом деле в истории нашей Родины не раз бывало, когда приходилось принять как данность все или почти все, самые жуткие порой, условия врага. В Смутное время вообще доигрались чуть ли не до полной потери независимости, а сильно «цивилизованная» Европа ещё много лет считала русским государем безвестного польского королевича Владислава.
Сегодня на повестке — ещё не мир, но уже и не краткосрочное перемирие. Такие условия при желании нетрудно именовать дипломатической победой, но мир заключать рано или поздно придётся. Хотя войны, той самой, о которой наше поколение заклинали старики: «Лишь бы не было войны», мы вроде бы и не знали.
И, наверное, кому-то удобно было не считать войной ни Афган, ни Чечню, и даже жестокую схватку в Осетии обозначить как «принуждение к миру». Принудить к миру киевских «комбинаторов» не получается вот уже три с лишним года, и сейчас уже нас готовы «приговаривать к миру».
Приговор не получится, и никакой победы у Трампа с его «10 из 10» на Аляске не фиксируют даже самые лояльные к нему СМИ. Метания между прекращением огня, очень удобным для Зеленского, и новыми санкциями против России – это может быть и надолго.
Нам же совершенно точно нужно добиться всеобъемлющего мирного соглашения. Чтобы давние уже тезисы о демилитаризации и денацификации не превратились в несбыточную мечту. Тем более что запад Украины иным не станет ещё долго – враги так и останутся врагами.
В российской истории с её полным набором «похабных миров» такое было и не раз. Конечно, многим хотелось бы получить что-то вроде буферной зоны от озлобленной Европы в виде практически тех же территорий, что почти четыре столетия назад. Или же сдвига границ на запад, как в 1939-м.
Однако политика, как известно, — искусство возможного. Вспомним, как первые русские князья прогибались перед Византией, даже крещение, вряд ли кто станет спорить, что с её подачи приняли. Александр Невский умело, не «похабно» договаривался с Ордой, и то только ради побед на ином — куда более опасном западном фронте.
Вспомним, что после Переяславской рады потребовалось ещё двадцать лет визитов и саммитов на фоне непрерывных войн и весьма неоднозначный Андрусовский мир, вернувший родине Смоленск, но Киев-то всего на пару лет.
Всё днепровское правобережье тогда с лёгкой руки нового гетмана Петра Дорошенко укрылось под протекторат турецкого султана. А до этого были и Столбовский со шведами с потерей Ивангорода, Яма и Копорья фактически в обмен на Новгород, Старую Руссу и Ладогу, и Поляновский с подтверждением границ с поляками и без Смоленска.
Разгребать «похабные» миры деда и отца пришлось Петру Великому, хотя с Прутским походом и он напоролся на нечто похуже «похабного» мира, можно считать — на капитуляцию. Без явно унизительных договоров Россия миновала, кажется, только XVIII столетие, хотя из Семилетней войны — очередной общеевропейской — вышла с победами, но, скажем так, не солоно хлебавши.
Как иначе, если не «похабным», назвать мир в Тильзите с фактически неизбежной последующей Отечественной войной. Не лучше и Парижский мир, завершивший Крымскую войну, – после него, если бы соблюдали, вряд ли смогли бы реально помочь Болгарии уже в войне 1877–1878 гг.
А дальше — Портсмут и соло Сергея Юльевича Витте под ободряющие посреднические услуги Вашингтона. Премьер в революционном 1905-м хотел было стать первым российским президентом, но по праву стал только «графом Полусахалинским».
«Похабный» Брест образца 2018-го на таком фоне вообще меньше иных мирных договоров заслужил столь презрительной оценки, тем более что очень скоро остался лишь на бумаге. Похабными, по сути, оказались все минские договорённости и первые же переговоры с началом СВО.
Вспомнить же, среди прочего, осталось то, что незадолго до Великой Отечественной войны получил СССР на западе и северо-западе. Западные Украина и Белоруссия, Прибалтийские республики, границы, отодвинутые на 150-200 км, — всё это, конечно, помогло выдержать тяжёлые неудачи 1941-го.
Но в итоге, приходится признать, привело наш Союз к опасному несварению и потере ровно через полвека всех тех Прибалтик и украин-окраин. Впрочем, потере, быть может, и временной.
Как временным оказался шок от Хасавюрта, как временными оказываются последствия очень многих современных договоров, и не только в России. Временными оказались, увы, и многие успехи российских войск на первом этапе СВО.
Даже представить себе страшно, что будет, если по условиям какого-нибудь мира придётся разменять на что-то Купянск, однажды уже фактически сданный. А Херсон — тут и вовсе слов нет. А ведь и Херсон, и Запорожье тоже, без обмана и не под дулами автоматов, проголосовали за Россию.
Ещё три года назад, считая тысячи подбитых танков по ту и другую сторону фронта СВО, авторы обратили внимание, что миру такие счёты никак не помогут. И тогда же признавали, что на тот момент было необходимо «непременно выстоять под серией контрнаступов, пусть даже жертвуя частью освобождённых территорий. Это тяжело, это в чём-то безжалостно или даже постыдно, а моральный ущерб иной раз страшнее материального» (Время снова пересчитать танки).
Не Дональд Трамп и Владимир Путин сами по себе способны «загнать Россию с Украиной в мир», мир должен вызреть в умах россиян, а главное — украинцев. Процитируем сами себя ещё раз:
«Когда придёт победа, … решат не верха в Москве или Киеве, в Брюсселе или Вашингтоне. Скорее всего, это сделают низы, простые украинские солдаты, ещё не окончательно переформатированные в упёртых нациков.
Случится всё, как только они и те командиры, которые ещё не окончательно потеряли разум, окажутся в большинстве. И уже смогут принять единственно верное на сегодня решение. И для себя самих, и для Украины, если хотят, чтобы она по-прежнему имела место быть».— Когда считать мы стали танки.
На сегодня даже самый «похабный» мир ни россиян, ни украинцев пугать не должен, тем более что войны между народами как не было три с лишним года назад, так и сегодня нет. Есть СВО, а настоящая война, скорее всего, была бы совсем иной.
Алексей Подымов, Пётр Ненароков