Изюм учится дышать
Анна Долгарева
С чего начать про Изюм? Я, родившаяся в Харькове, никогда здесь не была: маленький райцентр лежал в стороне от основных трасс, на которых я ловила попутки, чтобы уехать куда-нибудь за тридевять земель; сам же по себе он не представлялся местом, в котором происходит что-то интересное. В итоге, прожив двадцать лет жизни в Харькове, я увидела Изюм летом 2022 года, разбитым, полусожженным и притихшим.
Анна Долгарева
Российские войска зашли сюда в марте, через месяц после начала спецоперации, после тяжелых боев. Оказавшись на территории, занятой россиянами, местные жители автоматически перешли для ВСУ в категорию чужих — и по городу, постепенно уползающему все дальше и дальше в тыл, пошли регулярные артиллерийские обстрелы. Целью своей они, очевидно, ставили поражение военных объектов; получалось, однако, все больше мимо.
Анна Долгарева«Страшно, очень страшно. 14 июля у нас кассета девочку убила. 13-го у нее был день рождения, она напекла мне пирогов. А кассета упала… Она хотела в двенадцать часов идти как квартальная. Присела вон под те деревья, а кассета прилетела и ее просто разорвало».
Девочке было 5–7 лет — просто девочкой она оставалась для своей 83-летней соседки Раисы Андреевны, хрупкой растерянной старушки. Исковерканные деревья, сложившиеся в кучку кирпича дома, погибшие день, неделю или две назад соседи, выгоревшая до черных стен поликлиника, на которой чудом сохранился яркий плакат с призывом вакцинироваться, — это стало новой реальностью для жителей Изюма.
Анна Долгарева
(Когда-то у меня, кажется, жил здесь приятель, никак не могу вспомнить фамилию, кличка была Монфор — в каком-то, вроде бы, незапамятном году я кормила его борщом среди ночи, а в 2014-м, конечно, поругались, не знаю, мертв ли, воюет ли).
Анна Долгарева
Город дышит в полгруди: в большинстве домов есть электричество, вода и газ — но нет мобильной связи; последнюю вышку ВСУ разбомбили несколько дней назад. В некоторых местах добивает луганский оператор «Лугаком», но с ним нужно осторожнее. Какой-то луганский резервист, коих тут немало, попытался дозвониться родне, забравшись повыше — и вскоре по этому месту отработала вражеская артиллерия.
Были выплачены единоразовые пособия в 10 тысяч рублей, но некоторые пенсионерки боятся нести их в магазины. Хотя там принимают рубли, ходят слухи, что половину будут забирать в пользу Украины, и, несмотря на всю абсурдность этого слуха, некоторые старушки верят.
Анна Долгарева
Да, магазины работают. Практически вся продукция поставляется через Купянск, где сходятся трассы, идущие от российской границы и от Луганска. Российские товары, впрочем, пока напрямую не завозятся, все идет через Луганск. Как раз из него я сюда ехала — с ветерком, на автомобиле с луганскими номерами, бесконечно порадовав всех резервистов, что стояли на блокпостах и жадно расспрашивавших, что происходит в их родном городе.
(Нельзя, конечно, не пошутить, что ЛНР теперь не только первая армия мира, но и могучая экономическая империя).
Да, так вот: в магазинах принимают рубли, но сдачу, преимущественно, дают гривнами — это пока преобладающая валюта на этих территориях. Население, в основном, тратит старые накопления. Обналичить их можно через специальных людей. Например, в маленьком магазинчике, где хозяйничает мужчина средних лет, представившийся Славиком, — такая точка. Он довольно уклончиво обрисовал схему, которую проворачивает, упомянув только, что для этого ему приходится выезжать в Россию, но я предположила, что речь идет про тот же механизм, что восемь лет функционировал в Луганске и Донецке: обналичка с переводом на карту частному лицу. Подтвердили это и в другом магазине, покрупнее (почти каждый из них совмещен с пунктом обналички).
Анна Долгарева
Товары нехитрые, недорогие — в основном, конечно, продукты; завозятся, как уже сказано, из Луганска, кое-что, например, хлеб, производится на месте. Хлеб вкусный, как в детстве: твердые кирпичики белого, ноздреватого, с желтой корочкой; на него мы мажем тушенку или паштет из сухпайка.
Анна Долгарева
В другом магазине торгует женщина средних лет с дочкой-подростком, мы подходим, когда парни в форме покупают у них воду. Смеются, позируют.
«За рубли, конечно, в основном военные покупают, у нас пока не начали платить зарплаты и пенсии. Но ходит слух, что будут в рублях. А местные покупают за гривну. Ничего так, торгуем потихоньку, хотя и открылись совсем недавно», — говорит мне продавщица (она же, подозреваю, и хозяйка).
Анна Долгарева
На остановке еще одна пенсионерка, Валентина, просит у меня сигареты. Не для себя — для дочки. Делится бедой: они вдвоем воспитывают внука Валентины, 20-летнего мальчика, родившегося раньше срока, и остающегося немым и плохо осознающим окружающую действительность.
«А я приходила пенсию оформлять, хотела и ему оформить, а мне сказали: сначала пенсионеры, ребенок потом, — жалуется Валентина. — Свою вот пенсию 29-го числа, а когда ему будут давать — не знаю».
По ее словам, пенсии потихоньку начали выплачивать еще 11 июля, но не все еще оформили документы на них.
Благодарит за сигареты, вглядывается на дорогу: ждет автобус. Автобусы начали курсировать по Изюму в июле. Я не сразу понимаю, почему мне это кажется странным: ведь в Мариуполе ходят автобусы давно, а взят он был позже, чем Изюм. Потом понимаю: городок кажется пустынным и по сравнению с полумиллионным — до боев — Мариуполем, и по сравнению с Лисичанском, которого не коснулись городские бои, и даже по сравнению с соседним Купянском, стоящим на перекрестке оживленных трасс. Только редко встретишь киоск либо магазинчик, проедет автомобиль или велосипедист, и почему-то все это либо немолодые люди, либо совсем подростки. Впрочем, возможно, это мне так показалось.
Анна Долгарева
И еще: почему-то здесь совсем пугливые кошки, их почти так же много, как в Луганске, но те не убегают от людей. Но это уж точно — наблюдение не первой важности. Наверное.