Как в нашем Генштабе считают потери ВСУ. Можно ли этому доверять?

Офицер-артиллерист Виталий Коньков в своем интервью объяснил, почему, в случае если не будет договорняков, победа придёт уже в 2025 году. А также раскрыл принцип подсчёта потерь у противника, которые нам ежедневно озвучивают в сводках Минобороны. И в частности, откуда берётся фраза «уничтожено до стольких-то солдат».Новости СМИ2

Оказывается, существуют определённые нормативы. Если подбито артиллерийское орудие и при нём был расчёт, то это четыре человека, и, по статистике, как минимум один из них будет убит, а двое ранены. Даже если сегодня реальное число по сравнению с расчётным отклонится в одну сторону, то завтра — в другую, и в итоге среднее арифметическое будет близким к истине.

Но Виталий всё равно советует особо статистическим выкладкам не доверять, потому что потери противника в докладах завышаются, а свои занижаются. Между командиром и подчинёнными может состояться, например, такой разговор:

— Вы попали в них?- Нет, снаряды легли в 100 метрах левее.- А чего они тогда перестали отвечать?- Не знаем.- Ладно, тогда напишем «орудие повреждено». А раз оно повреждено, то напишем ещё двух «трёхсотых».

На самом же деле вражеские артиллеристы могли просто уйти и бросить орудие, рассудив, что если снаряд разорвался в 100 метрах от них, то следующим их точно накроет. А может, его и вправду повредили — например, осколком разбило прицел или вытекла рабочая жидкость из гидросистемы.

Хотя по большому счёту это не так уж и важно: главное, что вражеское орудие прекратило вести огонь и кошмарить наших.

Виталию хорошо запомнился один случай. Противник каким-то образом узнал, где находятся замаскированные блиндажи наших десантников, и начал их уничтожать артиллерией:

«Я тогда дежурил по штабу, и у всех, кто там находился, был жуткий нервяк. Десантники по рации просили: «Артиллерия, помоги! Нас разбирают». Им отвечали: «Мужики, держитесь, у нас самоходка по песку не может проехать». Через несколько минут они снова выходили на связь: «Мужики, скорее! У нас уже рушатся перекрытия, куча раненых, скоро пойдут убитые». Запросили место, с которого по десантникам вёлся огонь, кинулись изучать таблицы, чтобы понять, откуда можно до него дотянуться. До подходящей позиции самоходке оставалось пройти ещё 7 километров, но командир увидел, что через 3 километра будет прогал в лесу, и приказал остановиться там и открыть беглый огонь, не дожидаясь по рации поправок в стрельбе. Потому что для нас в тот момент главное было не поразить орудия противника, а просто их заткнуть. И это сработало. Десантников мы спасли. Потом они приезжали, благодарили, сказали, что тогда уже мысленно попрощались с жизнью».

А еще наши артиллеристы научились успешно справляться не только с врагом, но и с собственным высоким начальством.

То же самое происходило, кстати, во время Первой чеченской войны. Из нашего штаба группировки в Чечне были утечки. Полётные задания, приходившие оттуда, становились известны боевикам, и те устраивали засады на наши вертолёты. Но когда вертолётчики стали в обход штаба взаимодействовать непосредственно с батальонами и ударными группами, секретность сразу повысилась.

Вот и на СВО бойцы тоже страхуются — например, стараются не сообщать в вышестоящие штабы точные координаты своих замаскированных позиций, потому что «штабы текут». Уже выработаны ходы, позволяющие и субординацию соблюсти, и не стать жертвой возможного предательства. Получив задание выдвинуться в точку с такими-то координатами, артиллеристы смещаются от них на полкилометра в сторону.

Главное — хорошо по врагу отработать: победителей не судят. А если начальство вдруг потом спросит, почему стрельба велась из другой точки, последует ответ: «Заблудились немного, в темноте не на ту дорогу свернули». Командованию ни к чему знать точные координаты командного пункта боевого подразделения.

Если высокий начальник захочет посетить подчинённых, его всегда встретят. Если поинтересуется, почему координаты не соответствуют, получит ответ: «Так это мы уже переехали».

Почему штабы могут «течь»? Первая мысль: находятся те, кто сдаёт врагу координаты за деньги. Но Виталий Коньков, человек, много лет прослуживший в Вооружённых силах в самые смутные для страны годы, полагает, что у таких поступков может быть другая причина.

Например, кто-то свяжется с большим человеком в погонах и напомнит ему о прошлом: «А помнишь, когда ты служил там-то, пропало 100 новых аккумуляторов? А когда служил сям-то и вы меняли технику, куда-то делось золото из конденсаторов».

И чем коррумпированнее военная система, тем больше в ней можно найти таких потенциальных предателей. Далеко не каждый, однажды оступившийся военачальник, достигший определённых высот, найдёт в себе мужество не поддаться на подобный шантаж и обрушить свою карьеру. А если параллельно с молчанием о старых грехах предложат вознаграждение за грехи новые, то мало какой коррупционер устоит.

Всё то же самое — шантаж и деньги — украинские разведслужбы широко практикуют в отношении простых граждан России, побуждая их шпионить, жечь военкоматы или релейные шкафы на железной дороге. Было бы странно, если бы такие же методы не применялись к гражданам непростым.

СВО потому и сопровождается столькими странностями, что очень много влиятельных лиц сегодня находятся у наших врагов на крючке. Только крючки эти разные. Для одних — украденные аккумуляторы, для других — недвижимость и дети за границей. А для кого-нибудь — и то и другое в одном флаконе.

И это касается не только банкиров и олигархов, но, например, и владельцев оборонных предприятий, многие из которых у нас частные. Среди частников-акционеров даже встречаются релоканты, живущие вместе с семьями за границей и продолжающие оттуда руководить своими оборонными предприятиями в России! Не зря же в мае 2023 года глава Следственного комитета Александр Бастрыкин оценил ситуацию в оборонке словами «дальше ехать уже просто некуда».

Во время Великой Отечественной войны у лидеров СССР не было бизнеса, недвижимости и детей за границей и было невозможно представить, чтобы в разгар боевых действий врагу поставляли газ, нефть, пшеницу и т.д. Бойцы на фронте с 2022 года задаются вопросом: где СМЕРШ?

Наша армия фактически приспособилась к войне на два фронта — внешний и внутренний. И не только приспособилась, но и побеждает.

Виталий и его товарищи уверены: победа обязательно будет одержана в 2025 году. По его словам, если полтора года назад наша и вражеская артиллерии работали одинаково, то сейчас на 10 наших выстрелов противник отвечает только одним. Если какое-нибудь его орудие открывает огонь, на него сразу «накидываются» несколько наших. Идёт соревнование, кто его поразит. Ведь за подтверждённое (с дрона) уничтожение техники платятся премии.

Виталий:

«Артиллерийское орудие у ВСУ стало редкостью. Прежде мы уничтожали одно раз в три дня, а теперь — раз в месяц. Ясно, что часть из них были ложными, но сейчас даже этого нет. Сейчас уничтожаем в основном миномёты. Другая их артиллерия почти вся выбита. Видно, что и людей у них стало меньше. Раньше они контролировали многочисленные острова в дельте Днепра, но больше не контролируют. Спал накат, нет уже прежнего остервенения, когда Днепр был усеян их трупами и нашим железом, а они всё лезли и лезли. Мы раньше задавались вопросом: да сколько же можно их убивать? Прикидывали их мобилизационный ресурс. Думали, что это может продолжаться ещё лет десять. Но где-то с осени стало ясно: не может. Хохол заканчивается. Основной упор у него сейчас на самый дешёвый вид вооружения — дроны. А если учесть, что у нас и дронов теперь стало больше, чем у них, то понятно, к чему всё идёт».

Сегодня наши боятся не ВСУ, а возможных ошибок со стороны собственного командования. Вдруг оно сменится — поставят кого-нибудь амбициозного, неопытного, не умеющего признавать собственные ошибки командира, и опять начнутся неоправданные потери.

Например, участились разговоры о форсировании Днепра в районе Херсона — одном из самым широких мест на протяжении всей реки. Но в этом случае придётся наводить понтоны на 600-800 метров! Причём в пристрелянных местах. И достаточно будет десяти хороших дроноводов, чтобы по этому понтону никто не смог перейти на другой берег! Ведь одновременно больше 2-3 самоходок понтон не выдержит. Расчёт БПЛА из нескольких человек будет сжигать эти 2-3 «коробки» за 5 минут. Да ещё их придётся как-то сбрасывать в Днепр, чтобы восстановить понтон, чтобы подбитые машины не мешали следующим.

Скорее всего, на правый берег Днепра смогут высадиться только десантники со стрелковым оружием. Но какой в этом смысл, если там нет даже лесов, где можно было бы спрятаться? За Херсоном — сплошная степь, да и сам этот город не имеет стратегического значения. По-настоящему важны Одесса и Николаев, так же как на левом берегу важны Запорожье и Днепропетровск. И если уж форсировать Днепр, считает Виталий, то после того, как падут два этих расположенных на его берегу промышленных центра. И желательно переправу наводить в узком месте. А в широком делать это можно лишь после того, как фронт полностью ляжет и противник начнёт разбегаться.

И ещё одна угроза, которой реально боятся наши военные: договорняк. По словам Виталия, бойцы на фронте воспринимали как нечто немыслимое ситуацию, когда на протяжении всей войны Россия платила Украине за транспортировку газа по её территории, и на эти деньги убивали наших солдат. Слава Богу, эта история недавно закончилось (да и то по инициативе Украины, прекратившей транзит).

Если же не случится договорняка, то, по мнению многих офицеров, украинский фронт рухнет после сдачи Покровска…

Подпишитесь, поставьте лайк) Я буду вам очень признателен.