«Классические» либералы остались только в Москве: потому страна стремительно катится в пропасть
Прогнозы Минэкономразвития по росту ВВП продолжают стремительно таять. Всего несколько месяцев назад ведомство уверяло, что в 2025 году российская экономика вырастет на 2,4%. Теперь — 1,3%. В этом году вместо обещанных 2,5% ожидается едва ли 1%, а учитывая динамику пересмотров — от 1,5% в июле до 1,2% в сентябре и теперь до 1% — даже эта цифра выглядит оптимистичной.
На фоне рекордного роста в 4,3% в 2024 году — результата восстановления после пандемии, частичной мобилизации и беспрецедентной поддержки военно-промышленного комплекса — нынешнее «охлаждение» выглядит не как мягкая посадка, а как управляемое падение с последующим застоем.
И за этим «управлением» стоит не столько объективная конъюнктура, сколько сознательная политика кредитно-денежных властей, построенная на догмах классического либерализма — экономической доктрины, которую на Западе давно похоронили, но которая по-прежнему доминирует в кабинетах Банка России и Минфина.
Либералы в изоляции
Сегодня в США, Европе и даже в Китае центральные банки и финансовые власти действуют прагматично: стимулируют спрос, субсидируют стратегические отрасли, игнорируют инфляционные всплески ради удержания роста и занятости.
ФРС США в 2020–2021 годах напечатала $5 трлн без колебаний. ЕЦБ годами держал отрицательные ставки. Китай активно инвестирует в инфраструктуру и технологии, несмотря на рост долга.
А в России? В ответ на рост ВВП в 4,3% в 2024 году ЦБ не просто объявил экономику «перегретой» — он начал беспрецедентное по жёсткости сжатие денежной массы. Уже 28 октября 2024 года ключевая ставка была резко повышена до 21% годовых и оставалась на этом уровне почти восемь месяцев — до июня 2025 года. Лишь 9 июня 2025 года, когда признаки глубокого замедления стали неоспоримыми, регулятор снизил ставку до 20%, затем — до 18% (28 июля) и, наконец, до 17% (15 сентября 2025 года).
Это означает, что в течение всего первого полугодия 2025 года бизнес и население работали в условиях самой дорогой в мировой практике стоимости денег — 21% годовых. Кредиты для инвестиций, модернизации и даже оборотного капитала стали недоступны. Малый и средний бизнес оказался в кредитной ловушке, а промышленность — в инвестиционном вакууме.
Минфин, в свою очередь, усилил фискальное давление: повысил налоги на производство, ввёл новые сборы для промышленных предприятий и настаивает на «бюджетной консолидации» в условиях, когда экономике критически не хватает внутреннего спроса и капитальных вложений.
Это не политика «стабильности» — это идеологический фетишизм. Российские денежные власти по-прежнему верят в магию «низкой инфляции любой ценой», не понимая, что в условиях внешней конфронтации, технологической блокады и демографического спада главный риск — не 6–7% инфляции, а остановка роста, деградация производственных мощностей и утрата технологического суверенитета.
Авиапром на голодном пайке
Ярчайший пример такого подхода — сокращение финансирования госпрограммы «Развитие авиационной промышленности». В 2026 году на неё планируется выделить 43,4 млрд рублей — на треть меньше, чем заложено в текущем бюджете (65,1 млрд). А к 2028 году, несмотря на рост номинальных цифр, реальное финансирование упадёт почти на 30% относительно первоначальных прогнозов.
При этом Россия всё ещё не может массово выпускать отечественные лайнеры: МС-21 и Superjet New — в единичных экземплярах, производство тормозится из-за дефицита комплектующих, инжиниринга и, главное, — инвестиций.
Вопрос: как мы собираемся замещать парк Boeing и Airbus, если государство самолётостроение не финансирует? Уповать на снятие санкций? Но даже в этом случае западные лайнеры будут поставляться с ограничениями, а без собственной авиапромышленности Россия останется заложницей чужой логистики — в гражданском и военном секторах.
При этом расходы на обслуживание госдолга уже превысили 3 трлн рублей в год — почти столько же, сколько выделяется на всю промышленность. Это не просто искажение приоритетов — это системная ошибка. Деньги уходят на выплаты по долгам (часто внутренним, часто непродуктивным), а не на создание активов будущего.
От «мягкой посадки» к долгому застою
Два года подряд — рост около 1%. Это не рост, это стагнация под прикрытием статистики. При таком темпе невозможно восстановить изношенные основные фонды (износ превышает 50% в машиностроении и энергетике), невозможно наращивать экспорт нетопливных товаров, невозможно решать демографические вызовы. Более того: при текущей налоговой нагрузке и дорогих кредитах малый и средний бизнес продолжает сокращаться, а инвестиции в реальный сектор падают.
Минэкономразвития признаёт: «экономика охлаждается быстрее, чем ожидалось». Но кто её охлаждает? Не «рынок», не «санкции» — а собственные денежные власти, которые сознательно душат спрос и инвестиции в погоне за инфляционными целями, утратившими связь с реальностью.
Что дальше?
Если курс не изменится, к 2026–2027 годам Россия столкнётся с классическим «японским сценарием»: низкий рост, высокая долговая нагрузка, стареющая экономика, зависимость от сырьевого экспорта и технологическая отсталость. Только в отличие от Японии, у нас нет ни глобальных финансовых рынков, ни стабильной демографии, ни союзников.
Правительство скрывает масштаб кризиса за красивыми цифрами и риторикой «импортозамещения», но без инвестиций, дешёвых денег и поддержки производства эта риторика превращается в пустой лозунг. А либералы из ЦБ и Минфина, сохранившие влияние вопреки всему, продолжают настаивать на политике, которую Запад давно отверг как несостоятельную в условиях XXI века.
Россия оказалась в парадоксальной ситуации: её экономика управляется по рецептам 1990-х в мире, где все уже перешли к промышленной политике, государственным инвестициям и технологическому национализму. Пока это не изменится, «мягкая посадка» будет всё глубже — и всё менее мягкой.