Круговорот добра в природе. Шоколадная эстафета
Петровна
Татьяна Петровна стояла в очереди на кассу и мысленно пересчитывала имеющуюся наличность, не забывая поругивать себя за расточительность:
-Чего же я взяла-то? Половинку черного – это значит двадцать два, потом молоко социальное, два процента жирности-сорок один целковый за неполный литр, колбаску вареную со скидкой из куриного мяса…дай бог памяти – сто двадцать за полкило, крупы гречневой – сорок семь за пачку, а еще макароны из самых дешевых, масло растительное и шоколадку по акции, но зато целых двести грамм и всего за семьдесят рублей!
Старушка старательно складывала цены, морща лоб и шевеля губами, потом вычитала подведенный итог из денежной суммы в триста семьдесят два рубля, которые лежали в ее стареньком клеенчатом кошельке, все еще стараясь подогнать общее сальдо под положительный баланс.
Но свести дебет с кредитом не получалось никак.
По всему выходило, что последняя сладкая покупка была лишней и не вкладывалась в имеющийся бюджет.
Да и не надо было ее покупать вовсе, но девочка в косынке, глядящая с шоколадной обертки, отчего то живо и ярко напомнила бабушке времена давно ушедшей молодости, и это острое чувство теплой ностальгии не позволило ей отказаться от незапланированного приобретения.
-А всё зима проклятущая,-продолжала терзать себя Петровна, медленно, насколько позволяли ее больные колени, продвигаясь к беспощадной кассе, — если бы не зимние цены на коммуналку, да не обострившиеся болячки, то хватало бы на жизнь. Летом же хватает. Эх…старость-не радость! Ну ничего, через три дня пенсия – протяну как-нибудь.
И пока она размышляла о перипетиях жизни на заслуженном отдыхе, по дежурному доброжелательный голос девушки-кассира, успевшей «пропикать» через кассу всю бабушкину снедь, с судейской холодной рассудительностью подвел итог:
-С Вас четыреста двадцать семь рублей.
Петровна грустно достала кошелек, и вновь принялась пересчитывать мелочь и банкноты, проверяя номинал каждой монетки, все еще надеясь, что не придется краснеть перед продавщицей, хотя и косвенно, но признавая собственную нищету.
Очередь заворчала, загудела, заторопила:
-Побыстрее можно? Открывайте вторую кассу. Вечно у них бардак!
Возмущенный потребительский гул растекся по торговому залу, ненадолго всколыхнув размеренный и неторопливый процесс обмена денежных знаков на продукты питания, пронесся вдоль прилавков и витрин, заинтересовал сонных покупателей, неторопливо прохаживающихся по магазину, и, кратно усиленный проявленным к зарождающемуся скандалу интересом — вернулся к Петровне.
-Не хватает у меня девушка, уберите шоколадку,-признавая собственную ошибку и уже прощаясь с воспоминаниями юности пробормотала старушка, теребя во вспотевших морщинистых ладонях три помятые сторублевки и горстку серебра.
-Не надо, бабушка, давайте я заплачу,-неожиданно раздался молодой женский голос стоявшей в очереди покупательницы. — Сколько там нужно? Четыреста? С меня посчитайте…
Лицо Татьяны Петровны покраснело от внезапного стыда, глаза заволокло слезами, она посмотрела в сторону щедрой женщины, которая улыбалась просто, искренне и душевно, не отводя взгляда от смущенной бабушки.
И в этом взгляде, дружелюбном и заботливом, приветливом и понимающем, было столько чистоты, участия и добра, что Петровна не стала отказываться от внезапного подарка, и только тихо произнесла: «Спасибо тебе, дочка. Спасибо, милая.»
Федя
Федор сидел на самом дне вырытой канавы и горько матерился, обреченно попыхивая сигареткой.
День у Феди не сложился с самого утра. Как только их бригада, работающая вахтовым методом, пробудилась в общежитии, продирая глаза и торопясь заварить на завтрак неизменную лапшу – так и начались неприятности.
Для начала позвонила жена, и раздраженно принялась упрекать нерадивого супруга в вечных отлучках, нехватке денег, заботы и семейного уюта.
Потом начались звонки из банка, с требованием срочно оплатить задолженность.
После начальник участка, не найдя другого объекта для своих менторских речей, с аристократическими нотками поведал Феде о его личном значении для производственного цикла компании по прокладке газовых коммуникаций, и пророчески пообещал уволить к «такой-то матери», если до вечера работа не будет закончена.
И под конец напрочь не задавшегося дня сломался генератор, вырабатывающий электричество, без которого полученное в резкой и безапелляционной форме задание он не мог выполнить никак.
Поэтому настроения у Феди не было. Совсем.
Сигаретка тлела, уже почти обжигая пальцы, Федор уселся поудобнее, ссыпая с края канавы глину, попадавшую за шиворот рабочей спецовки и продолжал размышлять над своими нежданными неудачами.
И вдруг какой-то тихий голос сверху позвал:
-Эй, паренек. Чего пригорюнился? Вылазь-ка!
Угрюмый газовщик посмотрел наверх, где у самого края ямы стояла улыбающаяся старушка, глядевшая на него сверху-вниз, но ничуть не оценивающе, а как-то по-доброму и понимающе смотря прямо в его глаза.
-Чего тебе, бабушка? – спросил Феди.
-На-ко вот тебе, для настроения,-ответила визитер и протянула горемыке большую плитку шоколада, с обертки которой взирала на все происходящее маленькая девочка в красивой косынке.
-Нет, не надо, зачем? –стал отнекиваться Федор, — сами скушайте, я не хочу!
Но в бабушкиной настойчивости было столько заботы и неподдельного участия, такое количество доброты и понимания, что он благодарно, чувствуя душевную теплоту, переданную ему как спасательный круг и необходимую помощь –взял подарок, неожиданно понимая, что все его неурядицы, представлявшиеся ему ранее несокрушимыми айсбергами, вдруг тают и рушатся, не в силах превозмочь всесокрушающую силу обычной доброты,-и улыбаясь произнес:
«Спасибо, бабушка».
Лиза
Лизонька сидела на лавочке у подъезда, натянув шапку, чтобы скрыть себя от окружающего, и такого предательского по отношению к ней мира, и горько рыдала.
Поводов для слез было много. Ровно три.
Но все они были такими значимыми и катастрофическими, что удержаться было никак нельзя.
Поэтому так сразу и нельзя было понять, какая из трех Лизочкиных неприятностей сильнее всего выглядела как трагедия и огромное детское горе:
или несправедливо полученная двойка по русскому языку, всего лишь за то, что тщательно сделанное домашнее задание, заранее приготовленное и выложенное на самом видном месте,-она впопыхах и по небрежности забыла положить в свой рюкзачок;
или ссора с лучшей подругой Ленкой, по такому мелкому и пустяшному поводу, что вспоминать о нем уже само по себе было стыдно;
или потерянный не понятно где ключ от квартиры, что и служило причиной ее получасовых стенаний у подъездной двери.
В детстве любая мелкая неурядица воспринимается как катастрофа вселенского масштаба, тем более если этих катастроф случилось такое немыслимое количество.
Поэтому Лиза плакала, иногда шмыгая носом и рисуя носком ботика на припорошенном снегом тротуаре замысловатые фигуры, перемежая свои снежные эскизы всхлипываниями и жалостливыми подвываниями, даже не замечая, что со стороны ее переживания выглядят слегка потешно.
-Ты чего это разнюнилась? – вдруг раздался веселый мужской голос. Двойку получила?
Лиза посмотрела наверх, приподняв горестно опущенную до самых глаз шапку.
Перед ней остановился мужчина в рабочей одежде, которого ожидали поодаль несколько человек.
-Ничего, дяденька, все в порядке.
-Не плачь, держи сладкий приз за хорошую учебу и пилюлю от всех неприятностей.
Мужчина положил на лавочку, рядом с Лизой, немного измятую шоколадку, которую достал из внутреннего кармана изрядно запачканой спецовки, и пошел в сторону ожидавших его товарищей.
Девочка взял плитку в руки, посмотрела на улыбающуюся с шоколадной обертки девочку в нарядной косынке, смотревшую на нее как новая подружка, с готовностью поддержать Лизу в самую трудную минуту, и, напоследок всхлипнув, стыдливо подумала: «Даже спасибо дяденьке не сказала»
Но догонять дарителя, скрывшегося в сумеречной темноте было уже поздно.
***
Немного погодя, когда мама наконец то пришла с работы, и они уселись пить чай, — Лиза достала из рюкзака сбереженную шоколадку, весом ровно в двести граммов обычной доброты, аккуратно открыла обертку, не порвав картинку и примостила ее к краю заварочного чайника, чтобы шоколадная девчонка тоже принимала участие в семейном чаепитии.
Лиза не стала рассказывать матери о случае у подъезда, а мать умолчала о произошедшем в магазине и своих незапланированных тратах в четыреста двадцать семь рублей ровно.
Да и не к чему лишние разговоры, ведь добрые дела не любят болтунов.
Послесловие
Если разуверившиеся читатели возмущенно воскликнут, что такого не бывает! То радостно возражу, что бывает, и даже не такое. Или не совсем такое.
Ведь дороги, по которым добро, участие, самопожертвование и готовность оказать помощь ближнему шагают по нашей стране, — пролегают совсем рядом с нами, а иногда даже на расстоянии вытянутой руки.
И именно на этих человеческих качествах нашего народа стояла, стоит и стоять будет земля русская! Не смотря на все наше неверие.
Спасибо всем, кто прочитал.
Всем добра и будьте здоровы!
Источник изображений: Яндекс. Картинки.