Кто нами правит: какие профессии открывают путь во власть в разных странах
data-testid=»article-title» class=»content—article-render__title-1g content—article-render__withIcons-3E» itemProp=»headline»>Кто нами правит: какие профессии открывают путь во власть в разных странахВчераВчера3188 минОглавление
Показать ещё
Почему в одних странах парламенты заполнены юристами, в других – преподавателями, а где-то доминируют инженеры? Профессиональный бэкграунд элиты – это не просто любопытная статистика. Он формирует стиль управления, приоритеты государства и даже его будущее.
Новое исследование Ольги Крыштановской и Ивана Лаврова из РГГУ, опубликованное в журнале «Мир России», позволяет сравнить, из каких профессиональных «цехов» рекрутируются правящие классы крупнейших стран мира и России, и задуматься о последствиях такого выбора.
США: власть Закона и Лоббизма
Как отмечает исследователь Ник Робинсон, путь к вершинам власти в Америке исторически лежал через юридические факультеты. Пик влияния юристов пришелся на XIX век (80% в Конгрессе!), и хотя сегодня их доля снизилась, она остается подавляющей: 36,6% в Палате представителей и 53% в Сенате (2020 г.).
К чему это приводит? Формируется политический класс, блестяще владеющий искусством процедуры, лоббирования, работы с законодательными нормами. Политика становится полем тонких юридических комбинаций, где умение «читать между строк» закона и находить лазейки часто важнее широкого стратегического видения.
Адвокатская культура спора и защиты клиента (читай – интересов конкретной группы) пронизывает всю систему.
Европа: господство демагогов-романтиков и бизнеса
Анализ парламентов 19 европейских стран (Генрих Бест) показывает иную картину. Роль юристов резко упала (с 20% в XIX веке до 7% сейчас). На первый план вышли преподаватели и профессора (16%) и предприниматели (13%).
Доля инженеров и рабочих («синие воротнички») минимальна – около 3%. К чему это приводит? Элита с академическим бэкграундом привносит в управление стремление к консенсусу, дискуссионность, ориентацию на социальные модели и долгосрочное планирование, считает Бест, но он лукавит или намеренно подыгрывает евроштампам.
Нынешняя левая европейская профессура далека от идеалов и жестких принципов научного познания. Она демагогична, романтизирована, предпочитает жить в мире иллюзий, социальных мифов, которые сама же сочиняет и упаковывает в модные теории, типа гендерного равенства или зеленой повестки.
Она лишена критического взгляда на происходящее, не терпит возражений и иных точек зрения и поведения, так как убеждена в своем мессианстве, что заранее оправдывает нарушение ею универсальных, классических норм, поскольку их можно принести в жертву во имя каких-то высших целей.
Так, без суда и следствия любая публичная интерпретация факта может без суда и следствия объявлена угрозой демократии, или оппозиция, не разделяющая ценности глобализма, во имя спасения демократии и либеральных ценностей может быть объявлена проявлением нацизма, тоталитаризма, диктатуры и подвергнута силовому воздействию.
Бизнес-элита обеспечивает прагматизм и связь с экономическими реалиями. Однако может возникать разрыв между теоретическими построениями академиков и практическими нуждами промышленности. Кроме того, европейская бизнес-элита, воспитанная на симовлических моделях левой профессуры, убеждена в своем превосходстве по праву рождения, она научилась ловко лавировать между рыночной свободой и политической необходимостью, смиренно принимая как стратегический выбор, которому необходимо подчиниться, нарушения фундаментальных либеральных норм и правил капитализма.
Китай: от цеха к кабинету
Исследование Ч. Ли показало радикальную трансформацию китайской элиты. Если в Политбюро ЦК КПК 16-го созыва (2000-е) 75% составляли выходцы с заводов («синие воротнички»), то уже в 17-м созыве их доля упала до 40%. Освободившееся место заняли юристы и топ-менеджеры государственных корпораций. К чему это приводит?
Происходит смена поколений и подходов. Новые элитарии – это управленцы, ориентированные на эффективность госсектора и правовые механизмы контроля в рамках «социализма с китайской спецификой». Акцент смещается с чисто производственных показателей на комплексное управление и интеграцию в глобальные цепочки под жестким партийным контролем.
Япония: бюрократы vs бизнесмены
Карл Шмидт выявил четкое разделение: 91,7% высшей бюрократии – это «закрытая каста» профессиональных чиновников, начинающих карьеру сразу после элитных университетов (прежде всего Токийского – Тодаи) и растущих строго в рамках исполнительной вертикали.
Среди же выборных политиков (электократии) преобладают те, кто пришел из бизнеса (29,2%). К чему это приводит? Формируется уникальный дуализм. Неизбираемая, высокопрофессиональная бюрократия обеспечивает преемственность и стабильность госуправления, разработку политики.
Выборные политики, часто с бизнес-опытом, выступают связующим звеном с обществом и лоббистами интересов, но их реальное влияние на глубинные государственные процессы может быть ограничено всесильной бюрократической машиной.
Российский ландшафт: инженеры, экономисты, предприниматели – три этажа власти
Исследование Крыштановской и Лаврова, основанное на анализе биографий 800 представителей высшей российской власти (федеральный, региональный, муниципальный уровни), рисует сложную и самобытную картину.
Инженерное наследие: фундамент муниципалитетов
«Советская традиция черпать кадры для госслужбы из числа инженерно-технических специалистов до сих пор превалирует», – констатируют авторы. Даже в 1990 г. инженеры составляли 39,6% депутатов Верховного Совета РСФСР. Сегодня это уже не заводские ИТР, а специалисты в сфере городского строительства и ЖКХ. Они формируют костяк муниципальной власти (наиболее высокая концентрация). К чему это приводит?
На местах доминирует практический, прикладной подход. Сильные стороны: ориентация на решение конкретных инфраструктурных задач (дороги, дома, коммуналка). Слабые стороны: возможный дефицит стратегического мышления, финансовой и правовой грамотности на уровне выше оперативного управления.
Эпоха экономистов: ядро федеральной власти
Экономисты – вторая по численности группа в целом, но абсолютные лидеры на федеральном уровне (17,7%), достигая 20,7% в исполнительных органах (правительство, министерства, администрация президента). К чему это приводит?
Формируется технократическая управленческая культура, ориентированная на показатели, бюджеты, макроэкономическую стабильность. Ключевую роль играет связь с крупными финансово-промышленными группами, особенно госкорпорациями («Газпром») и системообразующими банками (ВТБ, Сбербанк, РСХБ, «Альфа-Банк»).
Эти структуры являются мощными «драйверами карьеры», продвигая своих людей на ключевые посты, что усиливает их влияние и создает специфическую «систему лифтов». Плюсы: финансовый прагматизм.
Риски: возможное доминирование интересов крупного (часто государственного) капитала над иными общественными нуждами, «замыливание» взгляда на нефинансовые аспекты развития (социальные, экологические, научные).
Предпринимательский дух: энергия регионов
Люди с опытом предпринимательства занимают третье место (11,9%), но их главная вотчина – региональные законодательные собрания (23,8%). К чему это приводит? На региональном уровне больше представителей среднего и крупного (часто местного) бизнеса. Это может привносить понимание реальных проблем бизнес-среды, запрос на улучшение делового климата, но также создает риски конфликта интересов и лоббирования узкогрупповых задач.
Уникальный российский путь: к чему ведет профессиональный расклад?
Исследование Крыштановской и Лаврова подчеркивает: российская элита, особенно на федеральном уровне, профессионально уникальна. Ее ядро – экономисты, тесно связанные с крупнейшими госструктурами и банками, – не имеет прямых аналогов по доминированию в США (юристы), Европе (преподаватели/бизнес), Китае (менеджеры госсектора/юристы) или Японии (чиновники/бизнес). Ближайшие параллели, возможно, стоит искать в Бразилии, Мексике или Турции – странах с сильным государственным сектором и традицией сращивания власти и крупного капитала.
Последствия этой профессиональной дифференциации многослойны
Фокус на управлении ресурсами: доминирование экономистов воспитывает элиту, мыслящую категориями управления финансовыми потоками, активами, показателями эффективности (часто краткосрочной). Стратегическое планирование, основанное на иных ценностях (научно-технологический прорыв, человеческий капитал, долгосрочная геополитика), может отодвигаться на второй план.
Система «Лифтов» и корпоративный дух: кадровые траектории, тесно связанные с госкорпорациями и системными банками, формируют управленческую культуру, близкую к корпоративной. Лояльность, управляемость, достижение поставленных «центром» KPI могут цениться выше независимости суждений и публичной политической дискуссии.
Разрыв уровней: ярко выраженная профессиональная специализация по уровням власти (инженеры-ЖКХники внизу, экономисты-управленцы наверху) может затруднять взаимопонимание и формирование единой стратегии развития страны, учитывающей как глобальные тренды, так и локальные нужды.
Недостаток правовой культуры: относительно невысокая доля юристов (по сравнению с США) в высших эшелонах может влиять на место и понимание права в системе управления, его восприятие скорее как инструмента, чем как фундаментальной основы государства.
Профессия как судьба страны
Профессиональный состав элиты – это слепок истории, экономической модели и политической системы страны. Россия, сохраняя остатки советской инженерной традиции на местах и породив мощный класс «государственных экономистов-управленцев» наверху, идет своим путем.
Плюсы этого пути – прагматизм, управляемость, ориентация на контроль над ресурсами. Вызовы – риск технократического уклона, ослабление стратегического горизонта планирования, зависимость от интересов крупных государственно-капиталистических структур и потенциальный дефицит иных профессиональных взглядов (юристов, ученых, производственников) в принятии ключевых решений.
Как показывают исследования Крыштановской и других, элиты не статичны. Китай демонстрирует, как быстро может меняться профессиональный профиль власти в ответ на новые задачи.
Пойдет ли Россия по пути дальнейшей консолидации модели «экономистов-управленцев» или найдет формулу для включения в элиту более широкого спектра профессиональных компетенций – покажет время.
Но уже сейчас ясно, что профессиональный бэкграунд тех, кто стоит у руля, во многом определяет не только стиль, но и содержание власти, а значит, и будущее страны.