Мы подошли к черте: Станем либо сверхдержавой, либо Византией
Имеется стойкое ощущение, что развязка близко. Завершается очередной этап развития России и начинается четвертый. Предыдущие три можно разделить следующим образом:
- 1991-2000. Либеральный бандитизм
- 2000-2014. Государственный либерализм
- 2014-н.в. Шанс на возрождение
Правда, каким будет четвертый этап — сейчас не понятно. Но варианта два. Либо возрождение Империи и возвращение сверхдержавы, либо упадок. Причем упадок будет быстрым. Буквально в течение нескольких лет. Как это было при развали СССР. Конечно, Российская Федерация вряд ли развалится, все же, условия совершенно иные. Но внутренние противоречия и внешние факторы превратят нашу страну в аморфное и слабое образование. По типу нынешней Германии или Франции.
Конечно, этого бы не хотелось. Впрочем, шансы на возрождение высоки. Мы имеем реальную возможность выйти на новый, качественный уровень. Изменить саму парадигму нашего развития, одним махом решить наиболее острые проблемы государства: возвратить русские земли, перезапустить экономики, покончив с либеральным монетаризмом, перекрыть миграционные потоки, добиться демографического прорыва.
Все это реально. И складывается такая ситуация, при которой прорыв будет обеспечен благодаря внешним обстоятельствам
Так исторически получилось, что российская государственная машина является медленной и слишком долго принимающей решения. С одной стороны, в этом есть плюс, поскольку риски необдуманных, сиюминутных и эмоциональных решений снимаются. С другой стороны, наиболее острые проблемы нашей страны могут накапливаться годами, а ситуация доводиться до критической точки.
Впрочем, критиковать подобную работу государственного механизма нам не следует. Это естественный процесс, который складывался веками. Но нужно не пытаться рубить на корню, пытаясь радикально переформатировать механизм (такое несколько раз уже сделать пытались, и всегда результат был неудачным), а обратить недостатки в преимущества.
Но когда принципиальное решение принимается — отыграть его назад сложно. Исполнение идёт незамедлительно. Здесь как никогда подходит поговорка «русские долго запрягают, да быстро едут».
Сейчас, в начале 2022 года пришло время принимать принципиальное решение. Причем, делать это «пакетом». Справиться с внешним давлением глобалистов не получится без надежного тыла. Очевидно, что при дальнейшей эскалации конфликта, нас ждут санкции, которые серьезно ударят по российской экономике. Понятно, что никакого коллапса и краха не случится. Мы выдержим.
Тем не менее, социальная стабильность будет под угрозой. Без образа будущего граждане не увидят смысла даже в абсолютно правильных внешнеполитических шагах руководства страны. У простого обывателя возникнут вопросы.
- Для чего мы спасаем русских жителей Донбасса, если в ряде иных регионов России идёт самое настоящее замещение коренного населения мигрантами из Средней Азии? А Хуснуллин продолжит сгонят людей в агломерации, нанося удар по развитию всей территории России?
- Для чего мы вынуждены затягивать пояса, принимая санкционные удары, если Силуанов с Набиуллиной продолжат либеральный курс? Если они по-прежнему будут изымать деньги из экономики и никак не ставить барьеры для вывода капитала?
- Для чего нам проводить интеграцию с Белоруссией, если в границах Российской Федерации ужасающая ситуация с демографией?
Да, у нас есть ответы на эти вопросы. Если мы не довольны политикой финансового блока правительства, то это ни при каких обстоятельствах не означает, что нужно бросить Донбасс на произвол судьбы. Однако это понимают политически активные граждане. Но бОльшая часть населения страны аполитична. И если не давать чёткий образ будущего, то вполне логично, что появятся подобные приведенным выше вопросы.
Тем не менее, на наш взгляд, государство медленно, но верно делает принципиальный поворот. Да, где-то нехотя, где-то — под давление вынужденных обстоятельств. Но это — естественный процесс. Наше государство, в отличие от Европы, — это живой организм, который имеет иммунитет и защищается от угроз, вылечивая накопившиеся болезни прошлого. Вопрос один: успеет ли? А, точнее, успеем ли мы?