Наталья Зубаревич: Санкции ударят ступенчато

В каком положении сейчас оказались регионы России? Рост безработицы, возврат к технологиям конца советского периода: какими могут быть последствия блокады экономики, рассуждает экономист, профессор кафедры социальной и экономической географии России МГУ, ведущий специалист по региональной экономике Наталья Зубаревич.

— По каким отраслям санкции бьют сильнее всего? Можно ли говорить о том, что первыми пострадают те регионы, которые живут за счет этих отраслей?

— Мы должны разделить последствия санкций и ухода иностранных компаний на короткие, которые увидим сразу, и отдаленные, которые будут ощутимы позже. По коротким последствиям все более или менее понятно. В первую очередь они затронут регионы автомобильной промышленности. Сейчас в России работает только четыре завода: ГАЗ, УАЗ концерна Sollers в Ульяновске, Mazda Sollers во Владивостоке (он крошечный, очень мало выпускает) и китайский Haval в Тульской области. Все остальные не работают. Где-то компании ушли, где-то просто нет комплектующих — собирать автомобили не из чего.

Очень тяжело сейчас будет Калужскому автомобильному кластеру (там делали автомобили и комплектующие для Volkswagen, Peugeot, Citroen, Mitsubishi, Volvo — «Росбалт»). Пока людям платят зарплату, по КЗоТу — три месяца, а что потом — непонятно. Та же ситуация с «Автотором» в Калининградской области (там собирают BMW, KIA, Hyundai — «Росбалт»). Собственник предприятия российский, но машины там собирают немецкие, корейские. Большой автокластер в Санкт-Петербурге — это и корейцы, и японцы. Занятость там была немаленькая, но Петербург — огромный город, там как-то рассосется. АвтоВАЗ, крупнейший российский автопроизводитель, тоже приостановил производство. Там объявлены отпуска до 24 апреля, потому что тоже нет комплектующих.

Renault уже объявили, что хотят свою долю в российском бизнесе потихоньку продать. Сборка Renault есть в Москве, но при таком количестве рабочих мест ситуация в городе как-то утрясется. Российский КамАЗ — это тоже импортные комплектующие в двигателях, кабинах (немецкая компания Daimler Truck прекратила сотрудничество с КамАЗом — «Росбалт»). Там уже заявили, что будут собирать грузовики класса Евро-2. Чтобы вам было понятно, это двигатели конца Советского Союза. И большинство компаний станут идти по этому пути.

Короткие последствия будут и в других отраслях, но мы пока не понимаем масштабов. В первую очередь они коснутся всего того, что связано с услугами, включая розничную торговлю. Доходы населения сжались, поставки многих потребительских товаров тормозятся. Как будет сжиматься занятость в услугах и розничной торговле непродовольственными товарами — сказать трудно. Понятно, что удар будет. Его масштабы измерить и предположить пока сложно.

Теперь перейдем к последствиям, которые мы увидим позже. Санкции и отказ западных компаний от поставок в Россию затронут практически все российское машиностроение, которое работает с импортными комплектующими. США и Европа уже запретили поставки транспортному машиностроению. Частично импортные комплектующие использовали на вагоностроительном заводе в Ленинградской области, город Тихвин. Жестче будет на Тверском вагоностроительном заводе, на Уралвагонзаводе в Нижнем Тагиле Свердловской области. Предприятия группы «Синара», все транспортные и локомотивостроительные заводы группы Трансмашхолдинг используют или кассетные подшипники западных компаний, которые ушли, или другие импортные детали.

Относительно высокотехнологичные российские машиностроители, которые работали в кооперации с глобальными поставщиками и с глобальными технологическими компаниями, потеряют больше всего.

Не быстро, но тоже в эту сторону будет двигаться вся отрасль, связанная с нефтегазовым машиностроением. Там уж импортных комплектующих довольно много, и поставками из Китая все заместить не удастся, потому что самое современное высокотехнологичное оборудование для нефтегаза было либо полностью импортное, либо с очень большой долей импортных комплектующих. Но это произойдет не завтра. В отличие от автопрома, где уже остановилось производство, во всех этих секторах — транспортное, нефтегазовое, энергетическое машиностроение — эффект будет отложенным. Когда закончатся комплектующие — вопрос двух-трех месяцев. Боюсь, российское машиностроение откатится на несколько десятилетий назад, и это надо очень четко понимать.

По агросектору уже сказали, что на этот год семена либо закупили, либо поставки все-таки продолжатся. Картофель, подсолнечник, сахарную свеклу скорее всего посадим. Я не знаю доли импортных семян в зерновом хозяйстве, но по этим трем позициям она доминирующая. Bayer уже заявил: если спецоперация затянется, то на следующий год поставлять семена в Россию компания не будет. А своей качественной селекции у нас нет.

— Думаю, многие удивятся, узнав, что мы даже картофель выращиваем из импортных семян.

— Да, картошка, которую мы покупаем, выращена из импортного семенного материала, который дает урожайность примерно в два-три раза выше, чем из нашего. Поэтому, конечно, и пользовались импортным. Инкубационное яйцо в основном импортное, и там совершенно другие показатели роста птицы. Для осеменения коров тоже используют импортное семя быков-производителей. Коровы от такого семени дают 10 тысяч килограмм молока в год, а наша родная буренка — только 5-6 тысяч килограмм. Так что, с потерей импорта производительность резко ухудшится.

— Каких регионов это коснется?

— Основной район выращивания подсолнечника — российский юг: Краснодар, Ростов. Чуть меньше — Ставрополь, Воронеж, Курск, Белгород. Там самое большое производство и там самые большие риски.

География картофеля шире, его выращивают много где. По производству картофеля пока доминируют частные хозяйства населения, которые до сих пор дают почти 70% картошки в стране. Но те технологичные агрофирмы, которые выращивали картофель современными методами, столкнутся с проблемами, если не будет поставок семян.

Молочное скотоводство — это все наши крупные молочные агрофирмы, построенные с помощью субсидий. Их много, они действительно используют современные технологии. Из—за санкций и здесь могут возникнуть трудности. Но пока у нас 40% всего молока дают собственные хозяйства населения: для себя, для соседей по деревне.

Сахарная свекла — это классическая черноземная полоса: Курск, Белгород, Воронеж, Пенза, Ульяновск, Краснодарский край.

— В каких еще отраслях могут возникнуть трудности? Какова их география?

— Все регионы, в которых есть крупные морские порты, тоже несут риски из-за перебоев с контейнерными поставками. На Дальнем Востоке ситуация легче, потому что там, в основном, китайский и азиатский транзит. А вот порты Балтики, Черного моря уже лихорадит. Это не регионы, это отдельные города. Но у этих портовых городов будут проблемы.

Будут проблемы у Вологодской, Белгородской областей, в которых сосредоточены крупнейшие предприятия черной металлургии. Полегче будет в Липецкой, Свердловской и Челябинской областях. Вся черная металлургия, «магнитка» столкнутся с трудностями.

— Какими будут последствия для этих регионов и для людей, которые там живут?

— Первая и главная проблема — занятость. Вторая — доходы бюджетов субъектов, которые зависят от налогов с предприятий.

— Можно ли сказать, что последствия затронут те конкретные регионы, в которых сосредоточены импортозвисимые предприятия, а остальных коснутся не так сильно?

— А в остальных регионах не будет инфляции? У людей доходы падать не будут хотя бы за счет инфляции и девальвации рубля? Что, в этих регионах нет городов с сектором услуг и непродовольственной торговли? Это коснется всех. Понятно, что в деревне сектора услуг и непродовольственной торговли — мизер. А вот крупные города, которые выполняют функции центров услуг и розничной непродовольственной торговли, тоже ощутят последствия.

— Насколько может сжаться розница и сфера услуг?

— Это зависит, во-первых, от уровня инфляции. Пока оценки таковы: по году, с учетом последних недель, мы выходим на инфляцию в 17%. Но это пока.

Во-вторых, от того, с какой скоростью будут падать доходы. Ни вы, ни я не знаем, какие меры поддержки будут приняты. Пока они касаются только индексации пенсий и зарплат бюджетников. Масштабы этой индексации мы сейчас тоже не знаем: какую часть потерянных заработков она перекроет? При этом реальные зарплаты падают, реальные пенсии падают. Посмотрим, что наше государство предложит в качестве мер поддержки в целом за год.

— Сегодня много говорят об импортозамещении. Каковы, на ваш взгляд, перспективы?

— Если у вас на 98% все отечественное, а остальные 2-3% — это импортные шпунтики, которых не хватает, то есть шанс, что вы эти шпунтики сделаете в ближайшие два месяца, хоть это и проблематично. А у нас в нефтянке доля импортного оборудования в простых технологиях — 40%, а в сложных технологиях, которые мы так и не научились делать, и китайцы не умеют, — 80-90%. Дальше объяснять?

— Правильно ли я понимаю, что все разговоры о том, что мы найдем замену санкционному импорту в Индии или Китае, немного преувеличены?

— Что-то, конечно, заменим, что-то наскребем. Но заменить все невозможно. Особенно в критических секторах. В той же нефтехимии. Сейчас она будет тормозить, потому что некуда мазут девать, его почти перестали покупать в Европе. Про угольные регионы я еще ничего не сказала. На Европу путь будет перекрыт в значительной степени. Может не все 50 млн тонн перекроют, но значимую часть. А это шахтеры, их зарплаты, бюджет Кемеровской области. Я могу еще полчаса перечислять. Что, например, будет с текстильной промышленностью в связи с удорожанием хлопка из-за девальвации? И так не особо покупали, а сейчас еще и доходы населения усохнут. Кстати, шерсть мы тоже импортируем из Австралии и Новой Зеландии. Мы включены в глобальный мир.

— Вот вы говорите, что у нас есть целые отрасли, от которых во многом зависит экономика страны. Эти отрасли серьезно были завязаны на импорт, заместить который мы не можем. Что дальше? Какой выход?

— Деградация, остановка части производств, переход на технологии конца советского периода, если, конечно, найдете чертежи и станки, на которых все это делалось. Сильнейший тяжелейший экономический кризис — вот вам результат. И даже в случае отмены санкций быстрого выхода не будет.

— Уже понятно, как вырастет безработица?

— Понятно, что до 20% не вырастет. На крупных и средних предприятиях люди будут сидеть в простоях, административных отпусках, и формально безработными числиться не будут. Кому-то продолжат платить зарплату, кого-то могут отправить в отпуск без сохранения содержания, если, конечно, работник согласится и подпишет такую бумагу. Не хотите — увольняйтесь, идите в службу занятости, вставайте за пособиями.

Сейчас безработица по методологии МОТ — 4,5%. В высшей точке кризиса 2009 года уровень безработицы был 8,5%. В кризис 1998 года — в районе 10%. Что будет в этом году? Оценки пока — 7-8%.

— Как в таких условиях можно сохранить занятость?

— Российский рынок труда реагирует на кризисы не увольнениями, а снижением зарплаты всем занятым на этом предприятии. Любая неполная занятость — простои, отпуска без сохранения или с сохранением содержания — это всегда снижение зарплат.

— Но как долго предприятия, которые не работают, смогут платить людям зарплату?

— Малый и средний бизнес не может от слова совсем, если ему не дадут большие зарплатные кредиты на поддержание занятости, которые потом простят, как было в ковидном 2020 году. Но только на этот раз денег потребуется больше, чем 500 млрд рублей, поскольку происходящее затронет гораздо более широкий круг уязвимых отраслей. Тогда деньги давали в основном малому бизнесу. Крупному и среднему не давали, считая, что у собственников есть средства, вот пусть сами крутятся и хоть сколько-то, но платят работникам. Сейчас все иначе. Пока крупный бизнес может использовать стратегию неполной занятости. Малому бизнесу и она недоступна: если вы не работаете, платить сотрудникам вам просто не из чего.

Если будут зарплатные кредиты, формально сотрудников будут держать. Если в больших масштабах кредитов не будет, начнутся, конечно, увольнения. Кто-то уйдет в серую зону, в неформальный сектор. По-всякому будет. Бизнес у нас опытный. Но часть предприятий обанкротится, это уже понятно.

— Есть ли у государства деньги на такие зарплатные кредиты, которые потом придется простить?

— У нас основные доходы — нефтегазовые. Мы получаем их в долларах и евро, которые потом конвертируются в рубли. Сначала курс доллара и евро сильно вырос, потом начал искусственно снижаться, потому что на бирже торгует мало кто. Суть в том, что мы не знаем, по какому курсу будут конвертироваться в Газпромбанке нефтегазовые доллары и евро. Если курс будет высоким, в таком случае даже если мы продадим меньше нефти, газа, мазута, в рублях это может быть та же сумма.

К тому же, сейчас резко сократился импорт. У нас есть большая валютная выручка, которую не надо тратить на импорт. В этом году будет гигантское положительное сальдо внешнеторгового баланса. Импорт рухнул значительно сильнее, чем экспорт. Так что какие-то деньги будут. И потом, никто не отменял печатный станок. Но печатный станок разгоняет спираль инфляции, поэтому к такому решению будут прибегать в последнюю очередь. Пока очень высока стоимость всего того экспорта, который мы вывозим, пока значимую часть его покупают, основой для поддержки населения и бизнеса будут экспортные доходы, которые получает российский бюджет.

— Мы с вами поговорили про импорт. А что насчет экспорта?

— Сокращение экспорта неизбежно по двум причинам. Первая — санкции. Часть стран — США, Британия, Канада — просто не будут покупать продукцию российского ТЭКа. Вторая — давление общественного мнения и репутационные риски, под воздействием которых часть западных трейдеров и компаний тоже откажутся покупать у России.

На сколько сожмется экспорт — мы не понимаем. По данным за март, наш нефтяной экспорт уже сократился от 7 до 15%. Не покупают. Посмотрим, что будет по году.

— Каких еще статей экспорта может коснутся сокращение?

— Практически всего. Сожмется весь ТЭК — нефть, газ, уголь. С углем решения могут быть более быстрыми и жесткими. Конечно, некоторые европейские страны зависят от российского угля, но его можно заместить углем из других стран.

Черная металлургия в таком же положении, что и ТЭК. США, Европа отказываются покупать у России, а переориентировать все потоки на Азию довольно сложно. Кроме того, попытка переориентироваться на другие рынки отчасти реализуема, но только с гигантским дисконтом. Мы продаем на 10-35% ниже мировых цен, чтобы у нас купили. Это касается всех сырьевых товаров.

Удобрений сокращение экспорта не коснется: сейчас во всем мире очень высокая продовольственная инфляция. Не коснется это и цветных металлов, потому что Россия — значимый поставщик, а в мире сейчас большой дефицит. В то же время Австралия уже запретила вывоз глинозема для российских заводов Олега Дерипаски. Значит, минус 20% сырья. В Николаеве, где занимаются переработкой глинозема, сейчас боевые действия. Значит, еще 10% сырья вылетает.

На экспорт зерна мы сами ввели квотирование. Сначала говорили, что вообще экспорт закроют, но пока вроде квотируют. Зерно стоит дорого, и продаем мы его не в Европу, а в Египет, Турцию, Иран и далее по списку. С этим все нормально. Действует только запрет со стороны нашего государства. Введены серьезные ограничения для того, чтобы внутренние цены на зерно и хлеб не росли.

— Вы говорите об экспорте в разрезе того, будут ли у нас покупать. Другой вопрос: будем ли мы продавать?

— Горячие головы уже кричат: «А давайте не будем продавать уран в Америку», «А давайте не будем продавать миру удобрения». Пока решения такого рода не приняты. Жесткое квотирование, как я уже сказала, введено только по зерну. Также, если мне не изменяет память, как-то квотируется экспорт по подсолнечнику. Я бы так сказала: родное государство учудить может капитально, но масштабов того, как оно учудит, я предположить не могу.

Беседовала Анна Семенец, Росбалт