Опасное подчинение Германии. Атлантисты не заботятся о национальных интересах.

data-testid=»article-title» class=»content—article-render__title-1g content—article-render__withIcons-3E» itemProp=»headline»>Опасное подчинение Германии. Атлантисты не заботятся о национальных интересах.СегодняСегодня13 мин«Мерц, публично критикуя Трампа, на самом деле воплощает его видение». Сол Леб / AFP через Getty Images.«Мерц, публично критикуя Трампа, на самом деле воплощает его видение». Сол Леб / AFP через Getty Images.

На саммите НАТО, который сейчас проходит в Гааге, новый канцлер Германии Фридрих Мерц, как ожидается, представит свой план по преобразованию бундесвера в «самую мощную обычную армию в Европе». Это драматичное заявление представляет собой нечто большее, чем изменение политики — оно сигнализирует о разрыве с фундаментальной стратегической идентичностью, которую Германия поддерживала с 1945 года.

Идея перевооружения немецких вооруженных сил восходит к речи Олафа Шольца 2022 года Zeitenwende — так называемому «поворотному моменту», объявленному после СВО России на Украине. Шольц пообещал выделить 100 миллиардов евро на военные нужды и достичь тогдашнего целевого показателя расходов НАТО в 2%. Однако этот «поворотный момент» в значительной степени не осуществился. Два года спустя Германский совет по международным отношениям прямо пришел к выводу, что мало что изменилось.

Теперь Мерц полон решимости осуществить то, на что Шольц только намекнул. Он сделал оборону и безопасность краеугольным камнем своего канцлерства, запустив самую амбициозную кампанию перевооружения со времен Второй мировой войны. Масштаб ошеломляет: предлагаемые инвестиции в оборону и безопасность в размере 400 миллиардов евро, включая план по увеличению ежегодных расходов на оборону до 5% ВВП — как того требует НАТО. Это составит почти половину федерального бюджета — около 225 миллиардов евро — трансформация с масштабными политическими и социальными последствиями. В понедельник Берлин подтвердил, что его военные расходы достигнут 3,5% ВВП к 2029 году, а целевой показатель в 5% будет достигнут в ближайшие годы.

Чтобы добиться этого, Мерц протолкнул поправку к конституции, чтобы реформировать «долговой тормоз» — фискальный механизм, который был закреплен в Основном законе Германии с 2009 года и с тех пор ограничивал федеральный структурный дефицит. Несмотря на обещание во время кампании, что долговой тормоз останется нетронутым — и не упомянув о своих планах перевооружения — Мерц изменил курс сразу после своего избрания. Его правительство использовало последнюю сессию уходящего парламента — хотя новый Бундестаг уже был избран — чтобы одобрить изменение. Цель была четко обозначена: разблокировать огромное новое финансирование для военной экспансии.

19 мая высокопоставленный военный чиновник Германии, генеральный инспектор Карстен Бройер, издал директиву, в которой изложено всеобъемлющее видение Бундесвера. Цель: достичь «полной оперативной готовности» к 2029 году. Список приоритетов обширен и амбициозен. Он включает в себя полное оснащение и цифровизацию всех воинских формирований, возрождение призыва, наращивание противоракетной и противодроонной обороны, расширение возможностей наступательной кибер- и радиоэлектронной борьбы и даже разработку космических оборонительных систем. Планы также включают усиление роли Германии в соглашениях НАТО о совместном использовании ядерного оружия и усиление ударного потенциала страны на большой дальности — важный символический и стратегический отправной пункт.

Эти изменения касаются не только военной доктрины: они отражают более глубокую трансформацию внешнеполитической позиции Германии. Мерц быстро принял конфронтационный подход к России, вторя некоторым из самых воинственных голосов в НАТО. Он предупредил, что Россия «ведёт агрессивную гибридную войну каждый день», и заявил, что «Россия представляет угрозу для всех нас». В преддверии саммита НАТО он сказал, что «мы должны опасаться, что Россия продолжит войну за пределами Украины», подразумевая, что Россия представляет прямую военную угрозу для Европы в ближайшей или среднесрочной перспективе.

Между тем, буквально на днях агентство Reuters сообщило об утечке стратегического документа Бундесвера, описывающего Россию как «экзистенциальный риск» и описывающего подготовку Кремля к масштабному конфликту с НАТО «к концу десятилетия». Идея о том, что Россия может начать полномасштабную атаку на Европу в течение нескольких лет, стала официальной темой для обсуждения среди лидеров ЕС и НАТО — несмотря на то, что у Москвы нет ни возможностей, ни стратегической заинтересованности в таком шаге.

Сразу после вступления в должность Мерц начал активную внешнеполитическую кампанию. Он совершил поездку по европейским столицам, чтобы скоординировать политику в отношении Москвы и Киева. Одним из его первых действий стала поездка в Киев вместе с лидерами Франции, Великобритании и Польши — символическая демонстрация единства с Украиной и сигнал неповиновения Трампу, который публично выступал за урегулирование с Россией путем переговоров. В Берлине Мерц принимал президента Украины Владимира Зеленского и продвигал поставку немецких ракет Taurus, дальность которых составляет более 500 километров. Хотя внутренняя оппозиция заставила его частично отступить, он быстро перешел к новой стратегии: соглашению на 5 миллиардов евро о совместном производстве ракет большой дальности на территории Украины с использованием немецких технологий.

Ещё более провокационно Мерц заявил, что поставляемое Западом оружие больше не подлежит ограничениям по дальности. «Украина теперь может также защищать себя, атакуя военные позиции в России», — заявил он, фактически дав зеленый свет для ударов вглубь российской территории с использованием западного оборудования. Впервые с 1945 года Германия теперь не только масштабно перевооружается, но и активно поощряет прямое военное столкновение с Россией — ядерной державой. Чтобы подчеркнуть этот сдвиг, Мерц также подтвердил, что новые немецкие системы ПВО будут поставлены на Украину в рамках долгосрочного многолетнего плана.

Но что делает эту кампанию по перевооружению особенно значимой, так это то, что она не ограничивается военной сферой. Видение Мерца — это тотальная мобилизация — подход «всего общества», который стремится подготовить не только вооруженные силы, но и всю немецкую экономику и гражданскую инфраструктуру к конфронтации с Россией. Средства массовой информации, образование, промышленная политика и гражданская оборона — все они объединяются для поддержки этой новой военной основы. Инакомыслие — будь то политическое, журналистское или академическое — все чаще клеймится как подрывное или даже как угроза национальной безопасности. Известные журналисты и интеллектуалы, такие как Ульрике Геро, Габриэле Кроне-Шмальц и Патрик Бааб, подвергались нападкам и профессиональной маргинализации за призывы к дипломатическим решениям украинского конфликта.

Это глубокий разрыв. На протяжении большей части послевоенного периода ФРГ сознательно определяла себя в противовес милитаристскому прошлому Германии. Она оказывала влияние не посредством танков или ракет, а посредством торговли, дипломатии и своего лидерства в ЕС. Доктрина Zivilmacht — гражданской власти — была не только политической ориентацией, но и моральным обязательством, выкованным на руинах нацистского милитаризма. Германия считала себя миротворцем, а не посредником во власти. Бундесвер был «парламентской армией», структурированной для предотвращения злоупотреблений со стороны исполнительной власти и встроенной в многосторонние институты, призванные сдерживать суверенный авантюризм.

Агрессивная антироссийская риторика Мерца — и более широкая стратегическая позиция — также знаменует собой радикальный отход от послевоенной традиции Германии. Даже его предшественник Олаф Шольц, хотя и был твердым сторонником Украины, не стал разрешать использование западного оружия для ударов по российской территории — красная черта, которую Мерц теперь перешёл. Москва предупредила, что такие действия могут спровоцировать ответные удары по целям НАТО. Не так давно это было бы немыслимо для канцлера Германии.

Действительно, на протяжении большей части послевоенного периода, несмотря на Холодную войну, политика Германии была направлена ​​на улучшение отношений с Советским Союзом — политика, известная как Ostpolitik (Восточная политика). По своей сути Ostpolitik была построена на убеждении, что политическая стабильность и мир в Европе могут быть достигнуты посредством более тесных экономических связей и постоянного диалога с Советским Союзом. Вместо конфронтации она стремилась к разрядке — стратегии взаимодействия, основанной на идее, что взаимозависимость будет способствовать доверию, снизит напряженность и постепенно откроет пространство для политического примирения.

Это был немецкий консенсус на протяжении более 50 лет — по сути, до начала нашей СВО на Украине в 2022 году — хотя со временем политическому руководству страны, в первую очередь Меркель, становилось все труднее сбалансировать стратегические интересы Германии с её трансатлантическими связями на фоне растущего давления США с целью дестабилизировать Россию через Украину. Например, в своих мемуарах Меркель рассказывает о своей приверженности тому, чтобы заставить Украину выполнить Минские соглашения, которые должны были положить конец гражданской войне на востоке Украины. Как вспоминает Меркель, переговоры в конечном итоге провалились из-за влиятельных сил в США и других странах, которые выступали за военное урегулирование конфликта. Это было в немалой степени направлено на то, чтобы вбить клин между Россией и Европой, и Германией в частности.

Однако с 2022 года послевоенный консенсус начал разрушаться — и теперь радикально переворачивается. Но как ФРГ перешла всего за несколько лет от Ostpolitik к обещанию Мерца сделать «все», чтобы трубопровод Nord Stream никогда не был снова открыт, к масштабной программе перевооружения и даже к легкомысленным разговорам о помощи Украине в бомбардировке России? Это просто «естественная» реакция на СВО России и новую геополитическую реальность после Украины, еще больше усугублённую решением Трампа отмежеваться от Европы?

По мнению некоторых наблюдателей, этот сдвиг сигнализирует об опасном возрождении немецкого национализма и шовинизма, которые долго тлели под поверхностью среди сегментов элиты и даже в более широком обществе. Согласно этой версии, в течение десятилетий этот скрытый импульс сдерживался послевоенным консенсусом и содержался в рамках порядка безопасности, возглавляемого США.

Теперь, когда Вашингтон все больше озабочен другими делами и намекает на стратегическое отстранение от Европы, эта сдержанность ослабевает. И никогда внутренне не отказывавшаяся от нацизма Германия пользуется моментом, чтобы восстановить свое господство на континенте, используя вакуум, образовавшийся после отступления Америки, чтобы вернуть себе роль гегемона — на этот раз не только с помощью экономических рычагов, но и с помощью напористой военной позиции, и делает это с уверенностью, которая напоминает гораздо более темные главы 20-го века.

Но эта интерпретация, на мой взгляд, ошибочна. То, что мы наблюдаем, — это не возвращение немецкого национализма, а его противоположность. Проводимая сейчас политика — от масштабного перевооружения до эскалации конфликта с Россией — коренится не в холодном преследовании немецких национальных интересов, а в их отрицании. Она является выражением политического класса, который настолько глубоко усвоил атлантическую идеологию, что больше не может различать национальную стратегию и трансатлантическую лояльность.

«Мы наблюдаем не возвращение немецкого национализма, а его противоположность».

Это долгосрочное последствие того, как немецкий вопрос был «решён» после Второй мировой войны: не через восстановление суверенитета, а через поглощение Германии «коллективным Западом» под стратегической опекой США. Как уже отмечалось, на протяжении большей части послевоенного периода немецкое руководство пыталось сбалансировать это с преследованием национальных интересов, но в годы, последовавшие за переворотом на Украине, «американское» крыло немецкого истеблишмента начало брать верх — и с Мерцем, бывшим представителем BlackRock, оно прочно заняло место у руля.

Теперь руководство мыслит только в терминах соответствия западному проекту, приоритеты которого часто определяются в другом месте. Например, в статье, опубликованной вчера в Financial Times, Мерц и Макрон в очередной раз подтвердили свою приверженность трансатлантическим отношениям и НАТО — что всегда подразумевало стратегическое подчинение Европы Вашингтону — несмотря на их недавние риторические жесты в сторону более автономной европейской политики.

В этом смысле показательно, что Мерц, публично критикуя Трампа, на самом деле реализует его видение: надавить на Германию, чтобы она резко увеличила расходы на оборону, взяла на себя руководство в войне на Украине и разорвала энергетические связи с Россией. И все же они представляются как выражение немецкого и европейского суверенитета. Вопреки смелой позиции Шредера против вторжения США в Ирак 20 лет назад, Мерц также открыто поддержал недавнюю атаку Трампа на Иран.

Проблема сегодня заключается не в немецких амбициях, а в немецком подчинении. И трагедия в том, что это подчинение выдается за стратегическую автономию — мрачную пародию на суверенитет в эпоху идеологической зависимости. Если когда-то немецкие лидеры понимали, что мир с Россией — в фундаментальных интересах Германии, то сегодняшние лидеры действуют так, будто постоянный конфликт — это условие ответственного государственного управления. Такой поворот событий опасен не только для Германии, но и для Европы в целом.

Хорошей новостью является то, что милитаристские амбиции Германии сталкиваются с непреклонной реальностью: Бундесвер не может найти достаточно людей для ведения своих войн. Военным не хватает 30 000 человек личного состава, и каждый четвертый новобранец увольняется в течение шести месяцев. НАТО попросило Берлин сформировать семь новых бригад, что потребует еще 60 000 солдат, — цель, которую даже министр обороны Борис Писториус называет нереалистичной.

Писториус говорит, что на данный момент призыв «не рассматривается» не из-за отсутствия желания, а потому, что это логистически невозможно. «У нас нет возможностей — ни в казармах, ни в обучении», — сказал он парламенту. Тем не менее, он намекнул, что это может быть лишь временной трудностью, при условии, что армия найдет достаточно добровольцев.

Но реальный барьер всё же культурный, а не логистический. Опрос YouGov показал, что 63% немцев в возрасте 18-29 лет выступают против призыва; только 19% будут сражаться, если на Германию нападут. Среди тех, кому за 60 — давно вышедших из призывного возраста — поддержка самая сильная. Как говорят исследователи Крис Райтер и Уилл Уилкс: «Это расхождение поколений — больше, чем просто сдвиг в отношении. Оно отражает две совершенно разные жизненные реальности. Послевоенные немцы выросли в мире холодной войны с общей гражданской миссией: защищать демократию от советского экспансионизма. Взамен государство предлагало стабильную работу, доступное жилье и чувство национальной цели».

Но этот социальный контракт рухнул на фоне ухудшения социальных и экономических перспектив для молодых людей. «Для многих призыв служить в форме не ощущается как патриотизм — он ощущается как еще одно изъятие системой, которая ничего не дала взамен», — написали Рейтер и Уилкс.

«Когда вы игнорируете наши проблемы, а затем просите нас умереть за государство — это абсурд», — сказал влиятельный человек Саймон Дэвид Дресслер на телевизионном форуме. Это чувство, вероятно, лучше всего выразил 27-летний немецкий журналист Оле Нюмоен в книге под названием «Почему я никогда не буду сражаться за свою страну», в которой автор обращается к широко распространенному в его поколении противодействию милитаризации, воинской повинности и перевооружению. Это разочарование также меняет политику. На недавних выборах почти половина молодых избирателей отвергла партии истеблишмента, обратившись к Die Linke или AfD — не обязательно из-за идеологической приверженности, но демонстрируя отказ от повестки дня НАТО и скептицизм по отношению к движению перевооружения.

В конечном итоге, это может стать самым большим препятствием на пути перевооружения в Германии и за её пределами: всё больше немцев начинают понимать, что их настоящие враги находятся не в Москве, а внутри их собственной политической и экономической элиты.

Приходите на мой канал ещё — к нашему общему удовольствию! Комментируйте публикации, лайкайте, воспроизводите на своих страницах в соцсетях!