От Ходаковского

После завершения Мариупольского этапа операции у нас выдалась пара недель на приведение себя в порядок, и как-то ситуативно вышло, что в штабе оказалось большинство командиров подразделения, и возник разговор без официоза. Отмечая, что у нас есть поводы быть довольными результатами, я, тем не менее, призвал судить объективно: если бы армейские части, шедшие впереди и несшие немалые потери, не подвели нас к городу — то у стен города закончились бы мы. Подытожив, что нет ни одной значимой победы без значительных потерь, и резюмировав, что достижение цели идёт на полголовы впереди сохранения жизней, я оставил парней в задумчивости.

Но тут важно определить формат цели… Если мы наступаем широким фронтом и преследуем масштабные цели, то да — мы несем и существенные потери. Но пропорционально они ниже, чем когда мы грыземся за тактический кусок, вклиниваясь в оборону противника без влияния на фронтовую инфраструктуру. В этом случае мы получаем удары и с фронта, и с флангов — все фокусируется в одной точке и выжигает нас, как луч солнца через увеличительное стекло.

И вот здесь нарушается принцип целесообразности, когда победа превращается в такую головную боль, что я бы предпочёл оставить такой кусок за противником и делать с ним то, что он делает с нами, побеждая не квадратными километрами, а численностью выведенного из строя личного состава врага. Но чтобы наступать широким фронтом — нужно готовить операции, накапливать ресурс, формировать запасы, а не выжимать из армии последние соки, не оставляя сил даже на оборону.

Продолжу публикацию, перейдя от общих рассуждений к конкретике — вернусь к злополучной Павловке. Когда вынашивалась идея, то предполагалось, что наступление пойдёт по двум направлениям. Мы с командирами бригад, обсуждая нашу способность развить такое наступление в текущий момент времени, приходили к выводу об однозначной невозможности реализовать этот замысел: пополнение не обучено, б/к, как его ни экономили, хватало только на первый всплеск… Но командиры бригад, которым предстояло решать задачу, не смогли достучаться до тех, кто был над ними — тем нужен был любой результат любой ценой.

Но как-то сообразив, что в словах комбригов есть отдельный резон, вышестоящие пошли на шаг, который и привёл к наблюдаемым последствиям: они вместо того, чтобы попридержать коней и подготовиться, свернули план наступления на двух направлениях и бросили все небогатые силы на Павловку, как в топку, не растянув противника и дав ему возможность сконцентрировать всё внимание на узком участке. Что свернули второе направление — это мы уже узнали в процессе. А когда я писал, что считаю наступление преждевременным, но надеюсь на успех — мы этого не знали, и поэтому… надеялись, хоть и понимали, что сил мало.

Для справки: сороковая бригада двумя батальонами была растянута на десятки километров обороны и имела очень мало наступательных сил. Сто пятьдесят пятая была более сконцентрирована, но тоже не изобиловала живой силой. Теперь, когда ошибки планирования привели к неоправданным потерям при мизерном результате, виноватым хотят сделать комбрига сороковой якобы за то, что он слишком медленно шёл на своём фланге, что привело к потерям его коллег из сто пятьдесят пятой. На мужика хотят повесить уголовное дело и выставить его крайним в ситуации, где каждому было понятно, что виновны только те, кто формировал замысел, а не исполнители, которые выполнили свой долг до конца. Было бы правильно, чтобы главком Суровикин изучил этот эпизод детально и не дал сожрать невиновного человека».

Когда началась спецоперация, быстро превратившаяся в войну, нашим подразделениям добавили по одной пустой роте, чтобы заполнить их мобилизованными. Как правило, это были не те мобилизованные, которых отлавливали мелкой сетью, а добровольцы, которым присвоили статус мобилизованных. Многие из них были заранее нами отобраны «на всякий случай», и представление о них мы более-менее имели.

Но это не спасало нас от происшествий. Как только начался боевой стресс — головы у некоторых начали прихварыаать. С попытками отдельных лиц найти утешение в стакане здоровый коллектив, в общем-то, справлялся — бойцам самим не нужны были рядом неадекватные «коллеги». Но были случаи совсем из ряда вон… Из наиболее резонансных — расстрел одним из мобилизованных своего командира. Это не было переполненной чашей, когда какое-то командирское поведение вывело бойца из себя — это было следствием состояния самого стрелявшего.

Командир, отличный парень, воевавший с четырнадцатого года, выжил, хоть и очень пострадал. А стрелявший так пояснил свой поступок: он бросил своих бойцов… Начали устанавливать обстоятельства, и оказалось, что речь идёт о ситуации, когда колонна возвращалась с отдыха, а командир на головной машине ускорился по какой-то причине, и тем самым вызвал реакцию. Очевидно, что человек с автоматом утратил адекватность и совершил поступок, который легко может совершить любой неадекватный человек с автоматом в руках по любому важному для него поводу.

Описал я этот эпизод с той целью, чтобы было нагляднее, как опасны на фронте люди, которые ещё на сборовых пунктах демонстрируют отсутствие дисциплины и стремление самоутвердиться в глазах бесплатных зрителей. Безусловно, для недовольств поводов хватает, — но на фронте те небогатые условия, в которых мобилизованные находятся до отправки, могут показаться раем, потому что там не просто сидение в сырой земле, но ещё и стреляют. И если не приучать новобранцев к дисциплине сразу, то просто оставлением позиций можно не отделаться.

Источник