Призрак «новой монгольской империи» страшит США
Последнее время особой темой моего журналистского интереса является усиление амбиций Китая на Ближнем Востоке и перспективы треугольника ирано-китайско-российского сотрудничества
Об этом геополитическом треугольнике, или новой «азиатской» оси, последние годы не пишет только ленивый. Сама идея нового мощного стратегического союза, противостоящего США, нового противовеса атлантическому альянсу будоражит многие умы — и в Иране, и в Китае, и в России.
Приведу лишь несколько цитат тех авторов, которых я читаю.
Ариан Табатабаи, дочь известного философа и учёного Исламской Республики Иран Джавада Табатабаи, назначенная в феврале 2021 года советником в администрацию Байдена, в 2018-м опубликовала книгу «Тройная ось: иранские отношения с Россией и Китаем». Вот её краткое содержание: «Самым серьёзным вызовом международному порядку после холодной войны является растущая мощь амбициозных государств, противостоящих Западу. Иран, Россия и Китай рассматривают глобальную структуру через призму исторического опыта. Отвергая универсальность западных либеральных ценностей, эти государства и их правительства рассматривают относительный упадок западной экономической гегемонии как возможность».
Звучит неплохо. Заманчиво, согласитесь. Или вот уже французы, работа «Китай, Иран, Россия: новая монгольская империя?».
«20 марта 2013 года Институт политики внутренней безопасности назвал российских, китайских и иранских хакеров виновными в атаках, дестабилизирующих системы безопасности США. Не довольствуясь ростом кибервторжений, Китай, Россия и Иран в настоящее время всё активнее сотрудничают в области новых технологий. Находятся ли эти три страны в процессе основания новой монгольской империи или, наоборот, отчаянно пытаются сохранить свои региональные влияния? Вопреки политическому построению Чингисхана, объединившего Евразию из турецко-монгольского центра, эти союзники окружают территорию турецкой цивилизации, от которой они отвернулись… Прагматичный союз китайско-иранской оси материализуется взаимной геополитической поддержкой, тесным сотрудничеством с российскими энергетическими центрами и распространением мировоззрения, противоречащего нашим (западным) стереотипам…
Кристаллизация такого союза — страх США, игра которых в том, чтобы эти государства были разделены. В 2001-м Китай и Россия учредили Шанхайскую организацию сотрудничества, одна из основных задач которой — противодействие американскому влиянию в Центральной Азии. Таджикистан является одним из её учредителей. В 2005-м к ней присоединился Иран, в 2012-м — Афганистан.
(На самом деле — нет, Афганистан и Иран присоединились к ШОС в качестве наблюдателей, но штаб-квартира организации, находящаяся в Пекине, пока не сделала их полноправными членами, и это важный нюанс. — Ю.Ю.) Это означает, что весь персоязычный мир теперь является частью альянса. Шанхайская организация сотрудничества объединяет 1,5 млрд жителей на территории 26 млн кв. км, обладает 50% мировых запасов урана и 40% — угля. Именно в этих рамках проводились совместные военные манёвры, а также обмены в области медицины и нанотехнологий».
Это эссе было написано в 2013 году лабораторией Mondes Futurs. Написали его известные в академической и военно-политической элите Франции Томас Флиши, профессор Института политических исследований в Бордо, Военно-морской школы, Специального военного училища Сен-Сир; Жан-Мари Хольцингер, специалист по китайско-российским отношениям, Жером Пэрис и Антуан-Луи де Премонвиль, доктор литературы и цивилизаций.
С тех пор призрак «новой монгольской империи» бродит по университетским и военно-аналитическим мозговым центрам Евразии, привлекая заманчивыми перспективами.
Но несмотря на то что на дворе уже 2021 год, эта ось пока так и не оформилась в тот самый полноценный «антиамериканский противовес», хотя у этого геополитического треугольника много поклонников как в Иране, так и в России. И там, и там нанести удар по гегемону мечтают многие ястребы, уставшие от монополии США и сформированных ими правил миропорядка.
В качестве контраргумента — что именно Китай не будет строить этот треугольник всерьёз — хочу привести ссылку на нашумевшую статью Сюэ Вона в американском Foreign Policy «Китай не будет спасать Иран», вышедшую 18 декабря 2020 года.
Вона имеет смысл послушать, поскольку он в некотором роде уникальный случай — этнический китаец, американский гражданин и бывший иранский заключённый. Учёный-историк из Принстонского университета, после заключения ядерной сделки с США он поехал в Иран, чтобы пожить и поработать в архивах над докторской. Многие тогда, после подписания ядерной сделки, думали, что, открыв железный занавес, Тегеран стал дружелюбен и открыт для путешественников. Лично меня в Иран приглашал посол Ирана в России Реза Саджади, обещая, что добрый Иран покорит моё сердце и он совсем не такой агрессивный, каким рисуют его США и «сионистская пропаганда».
Вон в Иране быстро привлёк внимание иранской контрразведки, был арестован, обвинён в шпионаже и брошен в тюрьму (в своих статьях Вон неоднократно цитирует своего иранского следователя, который прямо объяснил ему, что посажен он был для того, чтобы обменять на него нужных иранских заключённых в США, то есть, по сути, взят в заложники).
Сегодня Вон очень скептично смотрит на то самое всеобъемлющее соглашение о стратегическом партнёрстве Китая и Ирана на 25 лет (и китайские инвестиции на $400 с лишним млрд). И объясняет почему.
«Хотя Китай был крупнейшим торговым партнёром Ирана с 2009-го, сам Иран оставался второстепенным для Китая. Даже на Ближнем Востоке Саудовская Аравия и ОАЭ превосходят Иран, когда речь идёт о торговле с Китаем. По данным Министерства торговли Китая, в 2014-м, на историческом пике, китайско-иранская торговля составляла 51,85 млрд, или 1,2% от общего объёма внешней торговли Китая. В том же году товарооборот Китая и Саудовской Аравии составлял $69,15 млрд, например. А объём китайско-американской торговли в том же году составил $555 млрд, или 12,9% объёма внешней торговли Китая». (Данные, на которые ссылается Вон, немного отличаются от данных United States Census Bureau. — Ю.Ю.)
«С геополитической точки зрения такие порты, как Джаск или Чабахар, а также ж/д проекты, соединяющие Центральную Азию, предоставили бы уникальные преимущества Ирану, а не Китаю… Эти геополитические и экономические реальности диктуют то, что Иран не занимает незаменимую позицию в стратегических расчётах Китая, а является одним из необходимых поддерживаемых в регионе отношений».
Далее Вон пишет о первом историческом визите Си Цзиньпиня в Иран в 2016-м, который считается точкой отсчёта новых ирано-китайских отношений и началом того самого 25-летнего соглашения.
После визита Си в Иран устремился крупный китайский бизнес, с оптимизмом изучая новые возможности в загадочной Персии.
Вон находился в Иране примерно в это же время и, как он пишет, «имел возможность общаться с многими китайскими бизнесменами, представляющими крупные госпредприятия, и через свои социальные круги воочию наблюдать динамику торговли между двумя странами» (за это иранцы, видимо, его и арестовали, умных и наблюдательных мало где любят). Однако свидетельства его весьма ценны и поучительны.
«Несмотря на первоначальный оптимизм, китайские коммерческие интересы встретили вялый приём, и расчёт на преференциальный режим, на который надеялся Китай, не оправдал ожиданий. После ядерной сделки многие иностранные компании начали осваивать иранский рынок, и деловое сообщество Ирана предъявило повышенные требования к китайскому бизнесу.
Иранцы давно отдавали предпочтение всему западному. Они также были склонны предвзято относиться к китайским продуктам и услугам, даже если они сопоставимы по качеству и ниже в цене, чем западные аналоги. Даже иранские государственные СМИ тонко намекали на неполноценность китайского производства и продвигали иные культурные и политические предубеждения в отношении Китая. Китайские бизнесмены жаловались, что, к их разочарованию, иранские партнёры хотели большого объёма инвестиций, но меньшей доли китайских продуктов и технологий в совместных проектах».
Если вкратце — иранский бизнес и политики ждали чемоданы китайских денег, которые можно было хорошо усвоить, построив нужные самому Ирану объекты — дороги, порты, нефтегазовые проекты и так далее. А у Китая были свои планы — он точно не ощущал себя феей из волшебной сказки, которая свершит иранское чудо за спасибо.
Дальше следует поучительная — и для Китая, и для России — история о том, как Китай, очень жаждавший получить Южный Парс, крупнейшее в мире газовое месторождение, его не получил, так как Иран без колебаний передал проект фазы 11 Южный Парс французскому гиганту Total».
Китайцы в долгу не остались: за иранскую нефть, которую они покупали с огромным дисконтом (Китай вновь стал покупать её по дешёвке, когда в 2018-м Трамп вернул санкции в отношении Ирана и Тегеран вновь оказался в очень уязвимом положении), они не платили столь необходимой для выживания иностранной валютой. Скупая иранскую нефть, Китай погашал иранские долги же перед китайскими нефтяными компаниями, которые вели работы в Иране. Или оставлял деньги в своём же китайском банке «Куньлунь» (China’s Bank of Kunlun) — единственном китайском банке, осуществляющем операции с Ираном, связанные с нефтью. Банковские операции с иранскими же деньгами Китай осуществлял только для «гуманитарных операций с продуктами питания и медикаментами» (Пекин соблюдал американские санкции — и, хочется дописать, соблюдал не без удовольствия).
Здесь, кстати, зарыт ответ на вопрос многих вопрошавших меня, почему в Иране до сих пор такая высокая статистика по ковиду. Потому.
Вон пишет, что перевод части этих средств по незаконным каналам обходится иранскому режиму в целое состояние — 12% от суммы транзакций. Это полезно знать тем, кто думает, что Китай будет спасать нас или кого-то ещё в случае наступления американских санкций.
В своей статье Вон достаточно убедителен в том, что Китай никогда не поставит свои отношения с США и свой экономический рост и финансовую выгоду на кон ради какой бы то ни было страны. Простая математика: товарооборот с США более чем в десять раз выше, чем товарооборот с Ираном. Торговая война Трампа с Китаем была вызвана как раз тем самым «хитрым» дисбалансом в сторону Пекина.
В том самом 2014-м, раз уж мы берём его для сравнения, США поставили в Китай товара на $123 млрд, а Китай в США — на $468 млрд.
Посмотрим на более свежие данные: в 2020-м товарооборот Китай — Иран составил всего $14,91 млрд! И конечно, Китай и здесь в выигрыше: $8,51 млрд — это поставки китайских товаров в Иран, иранский профит — лишь $6 млрд с небольшим. А товарооборот США — Китай в 2020-м — $586,72 млрд, из них $451,81 млрд — китайский «профит» (данные ТАСС).
Нужно ли пояснять, какой партнёр и какой рынок являются для Пекина приоритетом?
И он не будет нарушать санкции США ради «дружбы» с кем бы то ни было (если только на это не будет разрешения Вашингтона).
Наоборот, можно сделать вывод, что сырьевые страны, попавшие под санкции Запада, — это китайский гешефт. Покупать дешёвую нефть, не платя за неё наличность, или оставлять оплату за неё в своём же банке, или же поставлять в обмен на ценное сырьё китайские «товары массового потребления».
«Когда пропекинский исполнительный директор Гонконга Керри Лам осталась без банковского счета, её зарплата выплачивалась наличными из-за боязни санкций США, и это на собственной особой административной территории Китая. Возникает вопрос: в какой степени Китай действительно может бросить вызов американским санкциям… Первостепенной целью внешней политики Китая будет восстановление его отношений с США, и любая потенциальная сделка с Ираном будет лишь подчиняться более широкому императиву», — пишет Вон. (Те, кому интересно больше деталей, могут почитать статью в оригинале.)
Я не раз писала колонки о возможном треугольнике Китай — Россия — Иран и до сих пор считаю его существование возможным (при соблюдении ряда геополитических факторов).
Но знать альтернативные точки зрения всегда полезно.
По крайней мере мы увидели то, что из международно анонсированных военно-морских учений Китай — Россия — Иран в северной части Индийского океана, состоявшихся в середине февраля 2021 года, Китай вышел в последний момент. Иранские генералы, не ожидавшие такого поворота, публично объяснили это тем, что Китай якобы празднует китайский новый год.
И мы, конечно, обратили внимание, что иранская делегация прилетела в Вену для участия в переговорах по возвращению в ядерную сделку с США через десять дней после визита главы китайского МИД в Тегеран — и публично же занятой МИД Китая позиции о том, что Иран должен вернуться в американскую сделку.
Юлия Юзик, RT