Put In и американская мифология враждебных чудовищ

Между средними и эталонными значениями интеллектуального развития в человеческом обществе ― гигантская пропасть, чем активно пользуются рекламщики, пиарщики, проповедники и политики. В XX веке даже гуманитарная наука обратила внимание на иррациональную сторону поведения человека, появились дисциплины, анализирующие неразумные стороны восприятия действительности большими группами людей. Человеческую цивилизацию преследуют атавизмы мистического мышления, что хорошо видно даже по содержанию популярных произведений искусства.

Западные политики давно поняли, что грех не пользоваться этой слабостью людей для формирования выгодного для себя общественного мнения. Взять, например, образ Путина на Западе, состряпанный по старой матрице времён холодной войны.

Так, профессор Кембриджского университета Ливен в американском журнале The Nation следующим образом описывает образ Путина на Западе:

«Воспаленное воображение Запада преследует мифологическое чудовище. Его название произносится американскими СМИ и политическим истеблишментом как Put In («достигать цели»). У него тело медведя, руки осьминога и голова сверхразумного инопланетянина. Другие характеристики этого существа столь же противоречивы. Это этнический шовинист, среди основных сторонников которого поразительно много национальных меньшинств и чье публично заявленное видение России является явно многонациональным. Это существо безрассудно и агрессивно до безумия, но оно не реализует возможности в своих агрессивных действиях.

Чудовище Put In в западном воображении крайне цинично и заинтересовано только в собственной власти и прибыли, но в то же время готово пойти на колоссальный личный риск, чтобы расширить мощь своей державы. Он правит страной, которая якобы представляет собой жалкие обнищавшие развалины и в то же время являет собой смертельную угрозу для некоторых из самых богатых и могущественных стран на земле. Это прирожденный «разрушитель», приверженный идее ликвидации «статус-кво», который в то же время защитил этот самый статус-кво на Ближнем Востоке от катастрофических попыток уничтожить его со стороны Америки, это как раз «самопровозглашенный» защитник мирового порядка и статус-кво».

Причём проблема в том, что большинство американцев и европейцев не нужно аргументированно убеждать в этой абсурдной картине России, их сознание так исковеркано, что они сами с удовольствием верят в неё. Им проще воспринимать мир, если им угрожает такое «чудовище».

Легко заметить, что образ России и Путина является осовремененной копией образа СССР и Сталина, КНР и Мао Цзэдуна, Кубы и Фиделя Кастро, которые уже давно обкатаны в пропаганде. Западные пропагандисты в этом деле консерваторы — зачем менять то, что и так хорошо работает?

Но сказать, что это просто промывка мозгов, нельзя. Живя в условиях мифического мышления, сами западные политики и лидеры мнений, тоже не отличаясь высоким уровнем интеллекта, часто начинают верить в созданную ими мифическую картину. Виртуальный мир мифов разлагает мозги и их творцов, смешивается с реальностью.

Например, если изучить рассекреченные и опубликованные в США аналитические записки об СССР (в основном ЦРУ) с «глубинным анализом» обстановки в стране, структуры власти, мотивации решений руководства, перспектив государства и т. д., то выяснится, что они мало чем отличаются от публикаций ведущих американских СМИ. Иными словами, американская политическая мифология — это не просто обман населения, а форма мышления, присущая в том числе военно-политическому руководству США. Во время недавнего заседания Совбеза ООН я всматривался в лицо американского представителя, пытаясь понять, как лично она относится к спору вокруг «российской угрозы» Украине. И похоже, она на самом деле не понимает абсурдности претензий своей страны и того, каким целям они служат.

Конечно, это не означает, что в руководстве США и в американских «мозговых центрах» нет людей, которые адекватно понимают ситуацию. Книги американских «стратегов» Бжезинского, Сороса и некоторых других подобных персонажей доказывают, что некоторые влиятельные люди не только всё прекрасно понимают и осознают, но и достаточно искренне, хотя и хитро, об этом пишут. Неплохо было бы разбирать произведения этих авторов на политзанятиях в армии и даже в школе и вузах, чтобы повышать политическую грамотность нашей молодёжи.

Справедливости ради следует отметить, что проблемами мифологизации страдало и общественное мнение позднего СССР, когда власти обличали западные страны в натужно карикатурной форме. Но разница была в том, что советская пропаганда в основе своей всё же оставалась критикой общественных порядков, тогда как западная вообще никакого отношения к реальности не имеет. Это просто комиксные мифы, наложенные на комиксное сознание обывателей, в том числе обличённых властью.

Интересно, что от собственного образа Америки и Запада как цитадели добра и справедливости, который можно было наблюдать во время холодной войны XX в., американцам пришлось отказаться. Сегодня Америка и Запад уже себя не позиционируют в радужных красках, признаются проблемы, противоречия, спорные моменты, но враги у них — всё такие же сказочные чудовища.

Не означает ли это того, что рано или поздно под напором фактов и правды падёт и эта мифология? Верится в это с трудом, по крайней мере поколения современных американцев всё ещё под завязку накачаны англосаксонским мессианством. Правда, теперь их обрабатывает в основном Голливуд и масскульт. Теперь они упиваются не верой в американскую мечту, а верой в прогрессивность своей вульгарной толерантности к сексуальным девиациям, «цветным», феминизму и т. д. Как, под давлением каких общественных сил и тенденций сложились эти странные карго-культы, не имеющие ничего общего с научной постановкой и разрешением вопросов по ряду важных социальных проблем, — это предмет, который, видимо, предстоит исследовать уже историкам будущего. Сейчас очень сложно понять эти завихрения мысли, теоретически выраженные в ряде модных дисциплин и идеологий. Самое сложное в общественной науке — это понять природу и механизмы возникновения тех или иных массовых заблуждений.

Разумеется, под политической мифологией враждебного российского чудовища скрываются объективные потребности и закономерности американской социальной системы. Это прежде всего интересы военно-промышленного лобби. Тот же Ливен в одной из своих лекций (прочитанной в МГУ в 2006 г.) так объясняет это:

«Структура американской власти, американские государственные органы, американская элита были сформированы во времена холодной войны, и с ее точки зрения, Россия, а точнее Советский Союз, является основным врагом США. Но в Америке мало кто различает Россию и Советский Союз. И хотя СССР уже пятнадцать лет как не существует, большинство американцев по-прежнему видит в России врага.

Есть еще более широкий подход и понимание создания этих элит; они были созданы, чтобы сфокусироваться на глобальном враге, на одной из крупнейших стран. После 11 сентября стало особенно заметно, что эти элитарные группы с трудом могут переоценить свою роль в мире и перенаправить свои усилия на борьбу с терроризмом.

Вы, наверное, заметили, что после 11 сентября 2001 года в центр внимания США переместились террористические группы, такие как „Аль-Каида“, потом упор был сделан на Ирак, на Иран, а сейчас, с некоторыми оговорками, ― на Россию и Китай. Частично это может быть объяснено таким термином, который бывший президент США Эйзенхауэр назвал „военно-промышленным комплексом“, а если точней ― „военно-промышленным академическим комплексом“. Понятно, что основное желание военно-промышленного комплекса и крупных военных корпораций заключается в том, чтобы иметь в качестве соперника государство с крупными вооруженными силами. Но ведь, честно говоря, не нужны такие огромные затраты для борьбы с „Аль-Каидой“, этим корпорациям интересней и выгодней строить военные корабли и самолеты, которые используют в Ираке и которые хотя бы теоретически могут пригодиться в войне с Китаем или Россией.

Это не говорит о том, что военные корпорации и армия в США прямо желают войны с Россией или Китаем; в действительности простые солдаты не хотят войны даже в Иране. Американские генералы агрессивны только при освоении бюджета, реально воевать с кем-либо они не желают. Но чтобы получить все эти бюджетные деньги, необходимо поддерживать определенный уровень напряженности с некоторыми странами. Например, финансирование военно-морских сил США сегодня во многом зависит просто от вероятности ― подчеркиваю, вероятности ― возможной войны с Китаем. Если бы эта возможность не существовала, большая часть вооружений была бы просто не нужна. Это первое структурное объяснение поведения США после холодной войны. Оно само по себе не объясняет, почему США концентрируются на какой-то одной определенной проблеме, а не на других, а также жесткую порой позицию по отношению к России».

Английский политолог пытается убедить, что американских генералов бояться не надо, они воевать не станут, они просто хотят мирно «осваивать бюджеты». Представитель остзейского княжеского рода как-то забывает, что военные бюджеты куда интересней осваиваются не на раздувании угроз, а при ведении реальных боевых действий. И кому это знать, как не американскому ВПК, который за периоды Второй мировой войны и военных конфликтов холодной войны вырос как на дрожжах.

Поэтому это как раз аргумент в пользу реальной агрессивности США, что, собственно, и подтверждается фактами постоянного развязывания войн Америкой или косвенного участия почти во всех вооружённых конфликтах после коронации США титулом сверхдержавы.

Второй объективный фактор, участвующий в формировании и поддержании политической мифологии «враждебных чудовищ», — это внешние, экспансионные интересы американских добывающих корпораций. Для промышленного производства нужны природные ресурсы, которые рассредоточены по всей планете. Получить выгодный доступ к этим ресурсам — важнейшая задача американских глобальных корпораций. Нет ничего более лакомого в таком бизнесе, чем навязать невыгодный договор или иными способами получить доступ к природным ресурсам, сформировать цепочки поставок в выгодной формации. Делать это без поддержки мощного, вооружённого до зубов государства практически невозможно. А чтобы это государство было достаточно агрессивно, чтобы эта агрессивность выглядела морально оправданной в глазах обывателя, нужен образ чудовища.

Причём всё это не является тайной и для рядовых американцев и европейцев. Они прекрасно знают, что после казни Саддама и убийства Каддафи западные компании получили доступ к ближневосточной и североафриканской нефти. Но им это неважно, главное, скажут они, что «мы ликвидировали плохих парней».

Здесь, с одной стороны, проявляются полуживотные, расистские эмоции доминирования — англосаксам и романцам банально приятно, что их государства «побеждают», «подчиняют», решают, где добро, а где зло. С другой стороны, поддерживать сильную сторону всегда проще, легко и незатейливо верить в существование заграничных чудовищ. Тем более где-то на подсознательном уровне даже американские домохозяйки чувствуют, что их относительное благополучие не в последнюю очередь зиждется на разграблении далёких и чуждых им народов.

Причудливый симбиоз экономических интересов и мифологии чудовищ и составляет ту политическую форму, которую мы наблюдаем в риторике и действиях стран, которые принято называть коллективным Западом.

Однако если вернуться конкретно к образу России и Путина, то его насаждение в США и ЕС вызывает и обратную реакцию. В любом объективном явлении всегда есть обратные его сущности тенденции. Некоторые люди не желают слепо верить в чудовищ, но им не хватает желания и мозгов разобраться в сути, поэтому они переворачивают мифологию наизнанку. В США и некоторых странах ЕС ширятся представления о том, что Россия — это «нормальная страна», где уважают традиционные ценности, религию, не дают спуска всяким «цветным», извращенцам и т. д. Путин — «нормальный мужик», такой русский ковбой. Эти люди приходят к парадоксальному заключению, что современная Россия повторяет путь «старой» «нормальной» Америки и Европы 1950-х гг. до всяких там сексуальных революций, движений за права негров и меньшинств, феминизма и т. п. На отрицании одного возникает другой миф.

Вся эта морфология общественного сознания Запада наглядно показывает, что роль и место разумного мышления в самых «цивилизованных» странах сильно преувеличиваются.

Анатолий Широкобородов