Разведка и «властители дум» – на ветрах «Холодной войны»…

Сначалом «холодной войны» небезызвестный Аллен Даллес как-то написал, что психологические атаки на «империю зла» не менее важны, чем война на ее уничтожение. О некоторых аспектах многолетнего, подчас «невидимого», но оттого не менее жёсткого противостояния продолжил свой рассказ генерал-майор запаса Аналитического управления КГБ СССР Александр Николаевич Бартеньев. Первую часть интервью можно прочитать здесь.

– Александр Николаевич, какое отношение к идеологической войне имело Управление «К», где Вы работали до прихода в Аналитическое Управление, входящее в состав ПГУ КГБ СССР?

– По моему мнению, так ее окрестили на Западе и в США. Идеологическая война началась с 1947 года после похолодания отношений между странами, в свое время воевавшими в одной антигитлеровской коалиции, Великобританией, США с рядом европейских стран и их главным идеологическим противником СССР. Это произошло после того, как Уинстон Черчилль призвал весь мир к крестовому походу против социализма во всем мире. И эта война продолжалась более сорока лет до 1991 года, когда прекратил свое существование СССР.

Противостояние двух систем мирового общества – капиталистического и социалистического – в период холодной войны на западе носило название психологической войны или, как её назвали у нас в стране на том отрезке времени, идеологическими диверсиями.

И в этом противостоянии двух систем, естественно, участвовали и спецслужбы СССР, и спецслужбы западных стран, и, конечно, США.

Но, в целом, психологическая война включала в себя очень много инструментов государственной политики. И говорить, что разные политические акции, как военный переворот в Чили, или в какой-то южноафриканской стране, отличается от психологической войны, нельзя. Потому что психологическая война включала в себя подготовку военных акций для каких-то политических целей, без них бы ЦРУ США не могли бы их осуществить.

– Значит и перед военным переворотом в Чили или Гондурасе ЦРУ их проводило через подконтрольные им СМИ и телеканалы, показывая народу Чили, взваливая на режим Альенде, экономический кризис, способствовавший переходу части военных и полицейских под «знамёна» Пиночета?

– Безусловно, потому что перевороту в Чили предшествовало со стороны сотрудников ЦРУ проведение, как они их называли, активных мероприятий. В том числе, и тех, что вы назвали в своем вопросе – о промывке мозгов руководству армии и части бизнесменов этой страны, от которых зависела экономика Чили. И в них был задействован со стороны ЦРУ мощнейший пропагандистский аппарат различных СМИ, как в Чили, так и за ее пределами. Причем, внутри страны он контролировался извне, в его контроле участвовали и штатные сотрудники спецслужб США, которые использовали для достижения своей цели агентов влияния в разных отраслях жизни этой страны.

Поэтому все эти мероприятия являлись комплексными и входили в единый состав операции по перевороту в Чили и их нельзя разделять на отдельные составные части.

– А какая роль в психологически-диверсионной войне руководством СССР была отведена Управлению «К», входящему в состав ПГУ КГБ?

– Управление «К», в котором я служил, использовалось Правительством СССР, как инструмент разведки КГБ СССР и являлось оперативным подразделением, участвовавшим в выполнении своих функций. А ими являлись защита наших граждан за рубежом и защита советских учреждений за рубежом от проникновения в них противника.

А в целях их защиты перед сотрудниками Управлении «К» ставилась задача по проникновению сотрудников нашего управления в спецслужбы противника, которые пытались вербовать себе из граждан нашей страны агентуру. И в нашем управлении разрабатывались те организации, которые у нас в КГБ мы называли центрами идеологических диверсий. Они использовались спецслужбами стран НАТО и США для проведения подрывных акций против учреждений и граждан СССР за рубежом нашей Родины.

– Какие Центры идеологических диверсий, в которых работали бывшие граждане СССР, эмигрировавшие позже на Запад, попали в Вашу разработку?

– Объектами проникновения моего отдела в Управлении «К», которым я руководил, были такие центры идеологических диверсий, как корпорация «Свободная Европа», «Свобода», НТС, который имеет в Москве свое представительство. Также в поле зрения отдела были и все организации антисоветской эмиграции, среди которых активнейшим образом действовали союзы прибалтийских и украинских националистов. И целью моего отдела было получение «на дальних подступах» от них информации об их намерениях и нейтрализация их деятельности против учреждений нашей страны за рубежом. Мой отдел должен был передавать Управлениям контрразведывательной деятельности КГБ, которые работали на территории нашей Родины, о планах этих Центров по проведению ими через своих людей в нашей стране каких-то актов, которые на Западе, и в частности, в США ожидали, как предлога для осуждения нашего тогдашнего строя и руководства СССР. И после получения от нас информации о планах проведения заграничными центрами идеологических диверсий подразделения контрразведки КГБ старались предотвратить их проведение в нашей стране.

– Наблюдая за современными СМИ, Вы можете увидеть и тех из представителей «НТС» или радиостанции «Свобода» в Москве, которые, эмигрировав в своё время из СССР, сотрудничали с ЦРУ США, работая на развал СССР?

– Они не только появляются, но издают и открыто продают теперь в России ту литературу, которая раньше, издаваясь на деньги Госдепа США за рубежом, была запрещена к провозу в СССР из-за своей антисоциалистической направленности.

– Согласны ли Вы с мнением о том, что многие эмигранты из СССР, после переезда на Запад стали своим хозяевам из Ленгли там не нужны? Они были нужны ЦРУ, Лиге защиты евреев и «Хельсинкской группе» именно в СССР для создания видимости недовольства народом, технической и творческой интеллигенцией советским строем, за что им западные хозяева и платили.

– …Конечно, какое-то количество тех, кто в нашей стране мог противостоять ее идеологии, было выгодно спецслужбам США и странам НАТО. Но, уехавшие за рубеж диссиденты не остались и там без внимания спецслужб враждебных к нашей стране, а значит, не остались и без работы. Потому что, работая в определенной среде, как творческой или технической интеллигенции, они могли располагать знаниями о настроениях в ней и дать спецслужбам Запада наводку на нужный им объект с целью его возможной вербовки. И по их наводке, скажем, ЦРУ США или разведка другой страны могли получить себе источник из творческой среды, который был вхож в правительственные или государственные круги СССР. Или указать на кого-то из числа недовольных советским строем «закрытых» физиков, которым из-за их причастности к тайнам оборонного характера был закрыт выезд из СССР.

– Можно ли предположить, что дело по вербовке Моссадом и ЦРУ «закрытого» физика-атомщика, а затем диссидента, отбывшего срок в мордовских лагерях А. Щаранского – именно из этой «серии»?

– Безусловно, это и была та система, которая могла, таким образом, как Вы описали в своем вопросе, помогать отбору людей, что были готовы за какие-то блага сотрудничать с противниками нашей страны. И нельзя говорить, что их хозяева при их приезде на Запад оставили в Европе или в США без работы. Если бы диссиденты, выступавшие с критикой политики СССР на мировой арене, живя, как Сахаров или Боннэр в Москве, остались бы без поддержки Запада, то они бы и внутри нашей страны просто бы прекратили свое существование. Без поддержки Запада они не смогли бы вести свою деятельность, а значит, снабжать его сведениями о том, кто из числа физиков-атомщиков за деньги и за свой выезд в США или Израиль готов снабдить западные спецслужбы нужными им сведениями. Не рассчитывая на благодарность от США и других капиталистических стран, диссиденты не стали бы в то время разжигать такие страсти, как протесты против войны в Афганистане, или, до этого, против ввода войск Варшавской коалиции в 1968 году в Прагу.

А по приезде на Запад и после устройства в какой-нибудь центр идеологической диверсии они делились своими знаниями о настроениях в среде разных социальных групп – ученых, писателей, журналистов, которые могли быть допущены в верхние эшелоны власти в СССР, и давать наводку на того, кто, по их мнению, был готов к вербовке. Также они использовались подрывными идеологическими центрами для установления контактов с выезжающими из нашей страны гражданами, на предмет создания каналов для перевозок в СССР литературы антисоветского толка. С их помощью они создавали тем же образом каналы, по которым из СССР шла информация о развитии нашей оборонной мощи. А заняться ее передачей разным разведкам стран НАТО или ЦРУ США могли и завербованные при помощи уже живущих на Западе лица из научной среды СССР, которые подобно Щаранскому хотели предательством интересов своей Родины купить себе красивую жизнь. И получить себе в этих Центрах идеологических диверсий места более хлебные, а значит, более высокооплачиваемую должность.

– А как же конкретно на разные радиостанции, что вещали на Советский Союз, могли попасть люди из творческой и технической интеллигенции, как тот же Олег Туманов, ставший там редактором «русского» отдела, или Александр Галич, известнейший бард?

– Такие известные деятели культуры, как популярный бард, а затем ведущий на радиостанции «Свобода» передачи «Галич у микрофона», были просто необходимы в центрах психологических диверсий. Таким и являлось его место работы в Париже во время его эмиграции – для того, чтобы слушатели этой радиостанции в СССР воспринимали подрывной центр, как свой, а не как центр по проведению идеологической войны, находящийся на содержании у ЦРУ. К тому же большая часть, в том числе, и руководящих работников СССР того времени, испытывали к нему доверие. Кстати, с Александром Галичем я в середине 1970 года встречался.

– Не хотите ли Вы сказать, что вам пришлось проследить за тем, как он себя ведет, чтобы составить отчёт в ваше ведомство?

– Нет, эта встреча произошла, когда я приехал в писательский Дом творчества в Малеевке, чтобы навестить своего брата. Конечно, Галич не знал и не догадывался, к какой службе я принадлежу. Но я проникся к нему уважением, поняв, что это за человек, и очень переживал за него. Из-за тесного общения с Галичем мы с братом могли быть подвергнуты наблюдению, поскольку за ним тогда уже, как я думаю, могли следить, а в связи с этим, я не исключаю, в нашей компании могли быть разные люди. Этот Дом творчества был объектом наблюдения Пятого управления КГБ СССР, а значит, в этом доме могли быть его источники информации, которые в свою очередь, сообщали своим кураторам, с кем Галич общался и о чем говорил. Вообще надо отметить, что многие, кто, выехав за рубеж, не желал участвовать в антисоветских операциях, сходил с дистанции и спивался, и их жизнь оканчивалась трагически. А такие люди, как художник Мальрик, с непростой психикой, продолжали лечиться от различных психических заболеваний и в европейских странах так же, как они это делали в СССР. Поэтому нельзя их поступки связывать только с политикой, потому что их психическим состоянием могли воспользоваться те антисоветские круги, что в странах Европы обещали им за их выступления против политики, проводимой СССР, хорошую медицинскую помощь и излечение от их недуга.

– А подобные Дома творчества могли иметь «уши» в виде жучков в телефонах и скрытых камер в стенах этого дома?

– Конечно, были, если в отдельные номера этого дома приезжали такие люди, как Галич, которые были в зоне внимания Пятого Управления КГБ, и работа по нему велась, то те места, где проходили его встречи, были соответственно подготовлены и естественно оборудованы.

– А какие мероприятия активного характера проводило Управление «К» относительно тех же радиостанций «Свобода», «Свободная Европа» и издательства «Посев»?

– Руководимый мной отдел, как правило, проводил контрпропагандистские операции, целью которых была нейтрализация и дискредитация их деятельности, чтобы показать, насколько они действуют не по своему усмотрению, а поют с голоса спецслужб Запада и ЦРУ США, являясь их рупорами. Это делалось для снижения активности противостоящих им объектов идеологической войны.

– При проведении таких операций, проводились, к примеру, «активные мероприятия»?

– Речь идёт об очень широком диапазоне деятельности спецслужб, как СССР, так и ЦРУ США, и все зависело от конкретной ситуации. Различные способы вербовки давно применяются спецслужбами всего мира… К примеру, если на каком-то объекте психологической войны была у нас агентура, то одна из задач, что ставила перед ней спецслужба, это и была операция по проведению оперативно-технического характера. А именно, установка специальной подслушивающей техники на объекте, на который наша спецслужба должна проникнуть. Или еще лучше, где живет объект возможной будущей вербовки. И это было естественно.

Как и квартиры работников Посольств СССР были начинены спецтехникой, поставленной контрразведывательными подразделениями стран, в которых они работали. Так было в квартирах, в которых жили сотрудники Посольства в европейских странах и тем более США.

– Как известно, перед вербовкой спецслужбой любой страны какого-то объекта, его будут изучать, как насекомое под микроскопом. В этой связи, насколько справедлива версия о том, что агент советской разведки на радиостанции «Свобода», начальник ее «русского» отдела О. Туманов, ко времени его вербовки сотрудниками ПГУ КГБ был опустившимся алкоголиком?

– Чтобы ответить на Ваш вопрос, я хочу объяснить, что, когда Вы ставите вопрос о конкретном человеке, в частности, об Олеге Туманове, Вам следует понять, что разведывательная деятельность, это, прежде всего, производственная деятельность. И она сочетает в себе элементы сельского хозяйства и станкостроения. Поясню более развернуто, что я под этим подразумеваю. Вот, отводится нам для нашей разведывательной работы поле и дается задание «окультивировать» его. Занимаясь им, мы на нем выращиваем какой-то продукт. И производя его, мы в свою очередь производим и его средства производства, которые будут нашими коллегами использоваться и на других полях для подобной работы. И применимо к тому, что я вам сейчас сказал, агентура – это наш продукт и одновременно главное средство нашего производства. Потому что уже с помощью агентуры мы решаем все свои задачи, а главная из них, это добыча информации.

Что же касается О. Туманова, он прошел очень сложный жизненный путь. Вначале он ушёл из нашей страны, а потом, очень сильно переживая эту свою ошибку, действительно был подвержен злоупотреблению спиртным. Но не на этой основе он был привлечен сотрудниками Управления «К» к сотрудничеству с органами государственной безопасности нашей страны. Он был завербован на том, что очень остро чувствовал свою прежнюю вину перед своей Родиной и стремился всячески её компенсировать своей деятельностью на пользу СССР. И это не могло, в свою очередь, не сказаться на его психике. А потом, к сожалению, его пристрастие к спиртному даже переросло в заболевание. Но, тем не менее, он был весьма перспективным агентом и весьма сложным для управления… И далеко не каждый сотрудник ПГУ, у которого он был на связи, мог с ним справляться. Даже были периоды, когда он чувствовал слабость работника в оперативном плане, у которого он был на связи, и начинал сам диктовать ему условия их совместной работы. И такие вещи с ним случались во время его работы на КГБ СССР. Мне же лично с ним приходилось сотрудничать и во время его работы на радиостанции «Свобода», и потом, когда он уже окончательно вернулся в СССР.

– А Вы смогли найти с ним общий язык или нет?

– Я думаю, что да. У нас с ним сложились хорошие отношения. И даже я помню, был в нашей с ним работе критический случай, когда мне с другими моими коллегами удалось вывести его из алкогольного кризисного состояния. После этого эффективность его работы на внешнюю контрразведку, входящую в состав ПГУ КГБ, была весьма высока.

– По Вашему мнению, из штатных сотрудников ЦРУ, которые могли курировать Центры психологической войны, могли ли остаться ещё не разоблаченные агенты, уровня осужденного в 1994 году начальника отдела Контрразведки ЦРУ О. Эймса, которые при их правильном поведении никогда не будут разоблачены ФБР США?

– А почему бы нет? Всё возможно.

– А в чем была причина вывода нашей службой Олега Туманова «из игры»?

– Дело в том, что в том году, когда наши спецслужбы вывезли Олега из Мюнхена, к нашим врагам ушёл один предатель, знакомый с его оперативным делом, который и назвал работникам ЦРУ его имя, как агента разведки КГБ СССР – Гундарев.

– Как известно, ещё с конца гражданской войны, с 1921 года, Париж стал главным объектом работы советской разведки, как работающей под дипломатической «крышей», так и с нелегальных позиций против белоэмигрантских кругов, что видно хотя бы по истории с Кутеповым. Но как бы Вы могли прокомментировать информацию, согласно которой проникновение нашей разведки в журнал «Континент», руководимый Максимовым, было настолько плотным, что еще до подписания им верстки очередного номера, в Москве и на Лубянке, и в Ясенево Ваши коллеги уже знали и его содержании?

– Да, я допускаю, что могло быть такое хорошее проникновение наших спецслужб в этот эмиграционный журнал и в те центры, что были с ним связаны. Во всяком случае, осведомлённость о работе этих кругов была у нашей службы не плохая.

– А насколько свободны были в своих суждениях об эмиграции такие «зубры» международной журналистики СССР, как спецкор Потапов и журналист-международник Г. Боровик. Или управление «К» могло давать им какие-то рекомендации?

– Все вопросы пропаганды решались в то время в идеологическом отделе ЦК КПСС. Они там разрабатывались – как стратегические, так и тактические. Нам оттуда поступали указания соответствующего рода на какой-то период по линии пропагандистских акций. И это был «мозг», который посылал нам указания о нашей работе, как в подчиненный ему инструмент. Мы могли провести свою вспомогательную оперативную информацию, которую Вы описали в своем вопросе, для решения задачи, поставленной перед нами отделом ЦК КПСС.

– А будучи в странах третьего мира, Вы, как разведчик, поддерживали ли, к примеру, СМИ социалистического направления?

– Занимались этими специальными операциями не лично мы, работники резидентуры, а в целом, Посольство СССР, которое издавало журнал под названием «Советский Союз», где было показано преимущество советского строя над капиталистическим образом жизни, а также наши сотрудники продвигали разные наши тезисы в местных газетах.

– Эта работа журналистов мексиканских СМИ оплачивалась работниками Вашего ведомства?

– Это была задача, которую выполняли не сотрудники Управления «К», а работники политической разведки.

– Были ли у Вас агенты из журналистской среды стран, где Вы работали, в частности, Мексике?

– Да, у меня на связи в Мексике был агент журналист, который имел газету с большим тиражом.

– А Вы финансировали его работу?

– Когда мы обращались к нему с просьбой о публикации нужных нам материалов, которые касались всего, что нам нужно было, мы оказывали ему материальное содействие.

– Как Вы считаете, а с 1988 года, когда в СССР пришёл рынок, в виде совместных российских и зарубежных предприятий, а затем после 1991 года начался дикий рынок, собирали ли западные разведки через близкие им СМИ аналитический материал о внутриполитической жизни в стране? К примеру, хорошее интервью с кем-то из руководства может многое рассказать, особенно если оно попадает в аналитический отдел Госдепа или ЦРУ…

– …Я допускаю возможность такой их работы в СССР, а затем и в России. И я бы сам, оказавшись за рубежом России в такой же, как они сейчас у нас ситуации, и у меня, как у разведчика, появились бы такие, как у них возможности работы с прессой, то я бы рассматривал и изучал, как их можно использовать в оперативном плане работы.

А в тот период, о котором Вы меня спросили, у наших противников появились такие возможности, потому что переход нашей страны в новую экономическую и политическую жизнь открыл им новые возможности для оперативной работы в разведывательной деятельности против нашей страны в новых условиях, к которым им надо было приспособиться.

– А спецслужбы нашей страны, по Вашей оценке, были готовы к тому, чтобы поставить заслон на пути такого проникновения западных разведок на территорию нашей страны?

– Поставка такого барьера для проникновения в нашу страну различных разведывательных сообществ в том виде, о котором Вы спрашиваете, было задачей наших внутренних контрразведывательных органов. Контрразведку СССР, начиная с 1991 года, потрясли основательно, она ещё, по моему мнению, до сих пор трясётся. А та смена руководящего состава и проведение в ней сокращения разных ее подразделений и управлений ничего, кроме вреда, контрразведке нашей страны не принесли.

– А Ваши коллеги, в свое время принимавшие участие в создании художественных фильмов о работе разведки СССР, могли ли советовать режиссерам что-то не упустить, а что-то оставить за кадром?

– Если Вы обратили свое внимание, то в титрах любого фильма о деятельности нашей или зарубежной разведки всегда есть консультант. Он мог выступить или под псевдонимом, или под своей фамилией. Но обычно, в то время, о котором мы с Вами говорили выше, в КГБ существовало пресс-бюро, которое потом было переименовано в Центр общественных связей ФСБ. И ко мне неоднократно обращались представители этого пресс-бюро, чтобы я проконсультировал или автора, или прорецензировал какую-то передачу, чтобы в ней не содержалось вещей, которые могут послужить кому-то моделью или учебным пособием по проведению какого-то террористического акта. Также я консультировал передачи по деятельности ЦРУ в разных регионах мира.

– А если бы во время просмотра фильма Вы бы увидели, что в нем очень явно показаны подходы к вербовке, какого-то Вашего связника, как скажем, вышеупомянутого Туманова, какими бы были Ваши действия?

– Всё зависит от того, может этот фильм нанести вред связнику и нашей работе с другим объектом вербовки или нет. Вот, когда используется вопрос защиты конкретного дела по работе нашего ведомства в конкретном месте и в конкретном времени, и с конкретными людьми, то, по моему мнению, его целесообразно затушевать. Подобная конкретика в нашей работе может быть вредна конкретным людям.

– Значит, просматривая кассету с каким-то фильмом о деятельности разведки или контрразведки СССР, аналитики ЦРУ или «МИ-6» могут выяснить много лишнего для безопасности работы в их странах нашей разведки?

– Если речь в этом фильме, не важно – в художественном или документальном, идёт о конкретном деле операции разведки КГБ СССР с конкретными фамилиями – то да.

– Глава Гостелерадио Л. Кравченко в одной из бесед со мной говорил, что телевизионная передача «Взгляд» родилась в его кабинете по политическим мотивам, потому что в СССР перестали глушить зарубежные радиостанции, о которых мы с вами говорили выше. Как Вы считаете, ЦК КПСС и Пятое Управление КГБ могли давать «Взгляду» определённые советы, как и что о жизни на Западе нужно отразить в эфире передачи, и если да, то советы давало непосредственно Пятое Управление КГБ?

– Это был способ изменения методов работы в идеологической войне того времени. Изменилось время, а значит, вместе с ним изменились и стали мягче методы Агитпропа ЦК КПСС. Он решил, что глушение вражеских голосов в нашей стране уже не актуально и даже где-то нарушает право гласности. Лучше создать передачу, выход которой в эфир станет целью нейтрализации тех пропагандистских акций враждебных для СССР передач, что идут к нам в страну с западных радиостанций. И это вписывается в рамки направления, которое носит название «Контрпропаганда».

– Кто же давал ведущим и редакторам ТВ того времени такие указания?

– Если об этом Вам рассказал Леонид Кравченко, который был во главе ТВ и был номенклатурой ЦК, он и получал их из Центрального Комитета КПСС.

– А Пятое Управление КГБ не могло ему советовать?

– Пятое Управление КГБ могло быть задействовано в этой работе по стратегической линии, как инструмент ЦК КПСС, который получал указания в зависимости от функциональных обязанностей, ему предписанных. Руководству управления из ЦК КПСС могли сказать, что сейчас на ТВ надо усилить проведение контрпропагандистских акций против Всемирного еврейского комитета или Всемирной еврейской организации. Пятое управление совместно с ЦК разрабатывало какую-то акцию, и после согласования направляло на ТВ сотрудника спецслужб, который мог выступить и рассказать все об этих организациях. Выступать он должен был по ТВ с критикой в их адрес, говоря, что эти организации делают свою политику не так, как об этом рассказывал «Голос Америки» или Радиостанция «Свобода».

– А кто должен был посмотреть верстку отснятой передачи, к примеру, «Взгляда»?

– Докладывал в ЦК сам Кравченко, но на ТВ был человек из Пятого Управления, который обслуживал ТВ.

– А этот офицер Пятого Управления КГБ СССР не делал «погоды» и не влиял на Л. Кравченко?

– Леонид Петрович был номенклатурой ЦК КПСС, поэтому человек из Пятого Управления КГБ мог только в рекомендательном плане что-то советовать, решающее слово было за ним….

Беседу провел Игорь Латунский