«Шпион сам себя разоблачил»: Раненый солдат очнулся и заговорил по-английски

В прифронтовых госпиталях работают люди из стали – врачи и медсестры делают свое дело даже под бомбежкой. О том, что происходит в больницах с ранеными, рассказал волонтер. Подробности читайте в материале «Новороссии«.

Алексей Азанов много лет проработал юристом, а во время СВО поехал восстанавливать разрушенные дома в Мариуполе. Отремонтировав десятки объектов, он отправился помогать в прифронтовые госпитали Донбасса – ухаживать за тяжелоранеными бойцами и гражданскими. Его историю опубликовали «Аргументы и факты».

Я прошёл курсы по уходу за лежачими больными и несколько раз выезжал в прифронтовые больницы. Туда попадают не только местные жители, но и солдаты с передовой. Различий между ними я не делаю – помощь нужна всем. Хотя местные санитарки больше жалеют военных. Это понятно: если к гражданским ещё кто-то может прийти, то к бойцам на этапе эвакуации – почти никто. Весь уход за ними ложится на плечи медсестёр. Мы, волонтёры, приезжаем, помогаем и уезжаем, а они остаются,

– поделился Алексей.

На вопрос, не страшно ли ему работать в условиях постоянных обстрелов, он ответил, что к обстрелам постепенно привыкаешь.

В последний раз перед Новым годом больничный двор буквально засыпало кассетами. Когда объявили воздушную тревогу, мы перемещали тяжелобольных в коридор, чтобы их не поранило осколками. Но самое удивительное – это спокойствие местных врачей и медсестёр. Они продолжают работать, даже когда вокруг взрывается. Стальные люди. Я к обстрелам тоже привык, но их выдержка поражает.

Постепенно привыкаешь и к запаху гноя и нечистот. Ведь постоянно приходится менять белье лежачим бойцам. Порой приходится по нескольку раз выходить на воздух, чтобы не вывернуло.

Я себе установку дал: «Не смотри, что это взрослые люди, они сейчас беспомощны, как дети». Ты ведь за ребёнком уберёшь, поможешь? Здесь то же самое. Раненые часто злятся, кричат. Однажды я помогал старшему лейтенанту, которого трясло от боли. Он рычал, ругался, выл. Но я понимал, что он кричит не на меня, а на свою боль. Как тут обижаться? Когда мы закончили процедуры, он сказал: «Прости, брат».

Алексей рассказал несколько историй о своих подопечных. Одна из них особенно ему запомнилась. В первую командировку волонтера привели в палату к «деду», за которым нужно было ухаживать. Во всяком случае, выглядел он как старик: обросший, с седыми волосами и бородой. У него были перебиты обе ноги, сильные пролежни. Он не разговаривал, только кричал, когда ему было больно. Соседи по палате называли его «дурачком».

Мы его постригли, побрили – оказалось, ему нет и 40 лет. Стали ухаживать: мыть, кормить, лечить пролежни. Через несколько дней раненый солдат очнулся и вдруг заговорил по-английски: «Stand by» (стоять в стороне). Медсестры напряглись – шпион сам себя разоблачил. Потом выяснилось, что боец раньше работал в торговом флоте, часто бывал за границей. Постепенно он начал вспоминать русский язык. Мы его выходили, пролежни зажили, и через несколько месяцев его выписали.

Алексей говорит об этом с гордостью. Для него уход за ранеными – это не просто помощь, а возможность вернуть человеку чувство собственного достоинства.

Так воспитан. Так чувствую. У меня на передовой друзья. Одного уже нет. Это наше общее дело. А ещё хочу научиться стричь. Не под ноль машинкой, а делать причёски, чтобы красиво было. Это людям важно.