Тяжкое бремя мовнюков

Тяжкое бремя мовнюков
Говорить на мове в приличном обществе ― это как выйти на улицу в обгаженных штанах. Если же общество поощряет мову, или обгаженные штаны, значит оно неприличное. Мова ― это не язык, это жизненный принцип, навязываемый приличным людям галицийской тоталитарной сектой, называющей себя украинством.

Мова ― альфа и омега украинства. Фундаментальное основание. Внутренний стержень проекта Ukraina, который существовал ещё задолго до изобретения бандеризма, до выдумывания теории целенаправленного голодомора малороссов и до попыток украинской католической церкви уничтожить на Руси Церковь православную. Мова намертво впечатана в ДНК настоящего евроукра, рождённого для того, чтобы панувать на отвоёванной у москалей земле. И всё было бы прекрасно, но беда в том, что эту самую мову на Украине терпеть не могут, а правила её использования знают «не только лишь все», а отдельные ошпаренные пещерным украинским национализмом граждане, которые, впрочем, также не могут терпеть друг друга, постоянно сражаясь в попытках доказать, что кто-то любит мову недостаточно хорошо.

Ползучая мовная оккупация

События, которые сейчас происходят на Донбассе, начали завариваться ещё задолго до всех этих цветных революций. Однажды, в начале нулевых, донецкий спортивный комментатор Вячеслав Шарафудинов взял да и начал комментировать матчи «Шахтёра» на мове. Ситуацию усугубляло то, что пан Шарафудинов имел сразу несколько дефектов речи, поэтому к шепелявости и некоторой гнусавости добавилось ещё и «соловьиное» наречие. Вмиг угловые стали кутовыми, площадки ― майданчыками, а болельщики ― вболювальныкамы. Особенную проблему пану комментатору доставляла перекладина ворот, которая была то пэрэкладыною, то попэрэчкою, то попэрэчыною. Это был такой ужас, что от экранов отваливались даже самые стойкие и нетрезвые. Если для некоторых россиян непонятно, как это, то достаточно просто представить ситуацию, когда вы включаете телевизор, а там вдруг все заговорили по-белорусски. Вроде бы и смешно, но в то же время очень раздражающе.

Телевидение не отставало от спортивных комментаторов. Дикторы в новостных выпусках издевались над вертолётами, называя их то «вэртолит», то «вэртольот», то «гвынтокрыл». Некоторые, чтобы не искушать судьбу, прибегали к языку заокеанских господ, называя этот коварный вид транспорта «гэликтоптэр», постоянно меняя ударения то на последний, то на предпоследний слог. Вообще мова беспощадна к ударениям. Мова, оказывая своё пагубное влияние на русскоязычных граждан, имеющих несчастье проживать на Украине, выворачивала множество русских слов, передвигая ударения на последние слоги: «красивЕе» вместо правильного «красИвее», «обеспечЕние» вместо «обеспЕчение», «тортЫ» вместо «тОрты» и т. д. Ко всему этому шли совершенно фантастические «ризетка», «мыша», «трушляк», «лушпайки», «тилипаться» и прочие удивительные как бы русские слова, а довершали всё «лусканые семачки» и навязчивое «на». Студенты «шли на кафе», спортсмены «заслуживали на победу», зрители «смотрели на телевизоре». Зато культивируя это невыносимое «на», евроукры одновременно требовали от всех говорить «в Украине», хотя в данном случае правильно как раз «на». Сейчас там всё то же самое: русский язык удивительно мутировал, став куда более колоритным, чем та же кубанская «балачка» и, к сожалению, впитал в себя огромную массу безграмотности, осознать которую сможет только тот, кто вырвется из своего прежнего места обитания и попадёт в нормальное русскоязычное общество.

Затем в донецких театрах начали давать классику на мове. Можете представить себе «Короля Лира» на хуторянском наречии? Шекспировские «Ромео и Джульетта» превращались «Тараса та Маричку». От таких постановок пахло свинарником и нестиранными рубахами. Затем грохнули кинотеатры: ведущие американские, не побоюсь этого слова, блокбастеры, начали выходить на мове. Брюс Уиллис, Том Круз и Арнольд Шварценеггер принялись волать на самом спивучем языке во всей галактике. Кинотеатры опустели. В театры стали ходить лишь бюджетники по пригласительным да подневольные школьники. Официальные государственные вывески начали объясняться с гражданами на смешном диалекте, «Шахтёр» превратился в «Шахтар», делопроизводство медленно, но уверенно стало переходить на украинский. Это была самая настоящая оккупация, поскольку вне вывесок, театра, кино, телевизора и официальных документов все говорили строго по-русски, пусть и нещадно гэкая, в чём, впрочем, большой вины нет, поскольку аналогичным образом употребляют мягкую «г» от Краснодарского края до Воронежа.

Постепенно в Донецке стали знакомиться с таким непростым явлением, как украинская эстрада. Лично на меня особенно гнетущее впечатление произвёл украинский рэп. Не верилось, что кто-то на самом деле мог исполнять нечто подобное, а кому-то, что самое удивительное, это могло нравиться. На Донбасс начали приезжать киевские поп-звёзды типа «Воплей Видоплясова» или «Океана Эльзы», дававшие бесплатные концерты на площадях и стадионах, потому что никто в здравом уме за такое денег не даст. Вместе с ними зачастили какие-то галичанские деятели культуры с какими-то постановками смутного содержания, в которых опять кто-то угнетаемый нещадно страдал, стоило только поднять занавес. Никакой морали, кроме как намёка на окружающих Украину ворогов, подобные произведения решительно не несли. На фоне всего этого есть большие сомнения в том, что донецкие музыканты и прочие рабы культуры с таким же успехом гастролировали, например, во Львове. Это было одностороннее течение, без права импорта собственной культурной продукции.

Где-то в те времена вопрос сохранения русского языка стал всё чаще и чаще появляться в политических программах как бы пророссийских политиков. Прекрасно видя эту ползучую мовную экспансию, ребята из числа регионалов стали нещадно эксплуатировать обещания побороться с хотелками киевских мовнюков, а пани Тимошенко, помнится, как-то даже выступила на местном донецком телевидении, где, облачившись в форму «Шахтёра», на чистом русском объясняла, как дважды два, что по-русски говорит её семья и что она под страхом смерти не вздумает заставлять русскоязычных граждан гутарить на мове. Да, были времена!

Что случилось потом, вы сами всё прекрасно знаете. Заокеанские хозяева евроукров с присущей им ковбойской топорностью принялись рубить сплеча, ломая тонкие материи сосуществования Левобережной и Правобережной Украины, насаждая мову в Донбассе с окрестностями с грубостью и неловкостью, которой позавидовал бы лось в период гона, заскочивший в посудную лавку. Русскоязычных ломали через колено, предлагая либо смириться и превратиться в эдаких младоукров, родства не помнящих, либо восстать и дать повод для войны. Оба варианта устраивали американских стратегов.

Видеть сны державною мовою

Вот представьте ситуацию: вы живёте в большом и просторном доме, где есть все коммуникации, все средства связи, удобства и большая библиотека. Но тут к вам приходят из домоуправления, объясняя, что в рамках декоммунизации вас выселяют. Из большого дома нужно съехать в кривую мазанку с низкими потолками и земляным полом, где вместо библиотеки предлагается местная сельская газета с кругозором землеройки.

Как-то так можно описать тот обмен, который предлагали русскоязычным гражданам Украины. Вместо русского языка, фундамента величайшей цивилизации, языка, на котором говорили самые гениальные творцы в истории человечества, начиная от Пушкина и заканчивая Шолоховым, пришла мова ― смешной сельский суржик, который было привычно и забавно слушать от всяких немолодых родственников из далёких и не очень деревень. Такое явление, как культурный пласт, у мовы отсутствовало начисто. Мощный дефицит культурной подноготной отлично ощущался в учебных заведениях Украины, где из года в год мусолили одних и тех же «пысьмэнныкив», которые все как один писали на редкость уныло, скучно и однообразно. Кроме стенаний об очередном угнетении от очередного пана, в украинской литературе практически ничего нет. До последнего не верилось, что вот это убогое изобретение, предназначенное для хуторян, дабы те смешнее выглядели на фоне иноязычных панов, кто-то всерьёз может продвигать в качестве тотальной альтернативы. К сожалению, всё пошло именно по этому пути.

Как заявила один из авторов Большого академического словаря русского языка Л. Кругликова, в русском языке имеется минимум 400 тысяч слов. В то же время «Словник української мови», выпускаемый в 70–80-х годах прошлого века, насчитывал 134 тысячи слов. Сейчас, конечно, за счёт огромного количества полонизмов и англицизмов мова разбухла, однако и русский язык не стоит на месте, постоянно развиваясь, так что приблизительную разницу вы себе можете представить.

Объективно говоря, здравомыслящий, нормальный человек не может гордиться тем, что знает мову, а тем более уничижительно отзываться о других языках. Знание мовы можно сравнить с обладанием навыка, например доения коровы. Не самая бесполезная штука, но и очень уж полезной её также назвать нельзя. Отказаться от русского языка в пользу украинского просто потому, что кому-то пришлось родиться на территории, которую большевики отписали УССР, нелогично и глупо. Если медведь родился в свинарнике, это не означает, что ему нужно хрюкать. Это как поменять современный автомобиль на телегу с быками. А ведь мне доводилось наблюдать целые семьи, в которых на добровольно-принудительных началах начинали внедрять мову. Это были нормальные такие городские, но карьерно-ориентированные семьи, в которых родители, желая своим детям успешного лакейско-чиновничьего будущего, демонстративно переходили на то, что им казалось украинским языком и что по факту было недоразвитым мутантом. Ведь в чём главная фишка мовы? В том, что её необязательно знать досконально. Вместо этого неизвестные слова можно брать напрямую из русского, перекручивая их на свой хуторянский мотив. Именно так и разговаривали в некоторых семьях на Донбассе в те времена, когда задул благословенный ветер американской оккупации.

Как втолковывал мне один адепт майданных ценностей, он понимал, что Степан Бандера ― это ничтожная личность, но он готов был хоть татуировку на груди с ним сделать, лишь бы жизнь наладилась, объясняя, что просто «желает лучшей доли своим детям». С мовой происходит аналогичное. Почуяв пятой точкой, что из Украины собираются делать оккупированный заповедник, где корм будут выдавать только тем животным, которые правильно хрюкают на официально внедрённом в колонии наречии, новоиспечённые мовнюки бросились клясться в любви этому недоязыку, которому ещё во времена Кравчука, кстати, отказали в статусе самостоятельного. Этот позорный факт на Украине сейчас предпочитают скрывать за какими-то небывалыми достижениями украинской мовной мысли, притягивая к этому строго русских писателей, поэтов и учёных, которые и в страшном сне, наверное, представить не могли, что их запишут в какие-то там «украинцы».

В окопах нет мовнюков

Вы все помните, наверное, те пафосные цирковые номера, когда украинские дипломаты на переговорах с российскими коллегами требовали переводчиков. Наверное, тогда они казались сами себе очень важными и значительными фигурами. Отцами украинской демократии! Правда, весь этот мовный лоск слетал с них, как только евроукр оказывался в стрессовой ситуации, например, под обстрелом коварных сепаратистов. Так что я точно могу сказать, что в окопах нет не только атеистов, но и настоящих фанатов украинской мовы. Да и не только в окопах. То, что мова является напускным и искусственным явлением, говорят сами украинские народные депутаты, которые, периодически устраивая традиционные драки, употребляли в процессе исключительно великий и могучий, позорно спрыгивая с мовы, как Паниковский, когда его вывели на чистую воду, уличив в притворной слепоте.

Как бы это грустно ни звучало, но современная Украина ― страна-шизофреничка. Её граждане сплошь и рядом требуют друг от друга употреблять мову в общественных местах, общаясь дома по-русски. Эту ситуацию можно сравнить с Россией начала XIX века, когда в высшем обществе правилом благородного тона считалось общение по-французски. Только то французский, а это ― мова, которую уместно сравнить с латынью, мёртвым языком, имеющим весьма специфическое предназначение. Но опять же, если латынь используют в религиозных церемониях и научных изысканиях, то мова органичнее всего смотрится где-нибудь за оврагом при выпасе овец, и реальной необходимости использовать мову вне рамок насаждения оной государственным украинским репрессивным аппаратом нет.

Кто вот уже несколько лет является на Украине людьми высшего сорта? Не евреи и не татары, а вовсе даже галичане. Жители западных окраин, опять же присоединённых большевиками, почему-то считают, что имеют моральное право поучать остальных, как нужно любить Украину, её культуру и мову в том числе. Несмотря на то что условный киевлянин, попав в общество галичан, обсуждающих между собой какую-нибудь тему, может вообще ничего не понять ― так сильно отличается местный диалект от классического украинского языка, блуждающего по деревням центральных и восточных украинских земель. А ведь там же есть ещё и Закарпатье, где украинский тоже существует в крайне специфическом виде. Адепты мовы объясняют это развитием и эволюцией, что, дескать, хорошо, хотя на самом деле это просто отсутствие чёткого стержня, эдакого скелета, который был бы основой для дальнейшего украинского языка. Вот мова и пребывает в виде ямы с известной субстанцией, куда периодически подсыпают различные полонизмы, англицизмы и прочее.

Мова сквозь разные призмы

Недавно в глубине Тамбовской губернии мне пришлось стать свидетелем того, как местные лихо отплясывали под украинского исполнителя, чья песня гремела из колонок музыкального центра. Можно было бы удивиться такой экзотике, но в том-то и дело, что это была песня Верки Сердючки, которую украинской можно назвать лишь номинально. Большинство песен этого персонажа поются по-русски, и лишь иногда применяется украинский суржик. Так что да, Сердючку в России считают своей, потому что её песни органично вплетаются в ту систему, с которой в России ассоциируют саму Украину с её мовой. Чистый украинский язык, даже если постараться его найти, никому тут не нужен. А вот колхозный суржик железнодорожной проводницы пришёлся отдельным индивидуумам как раз по вкусу. Потому что мова ― это смешно и легко. На мове сможет заговорить любой русский, достаточно ему просто хорошо выпить.

Но где-то за линией фронта, протянувшейся по западной части бывшей Области войска Донского, мову смешной совсем не считают. Как у русских людей немецкий язык подсознательно вызывает беспокойные чувства, замешанные на ассоциациях с образом врага, так и на Донбассе для многих мова стала языком кровавых упырей, убивающих детей, женщин и стариков просто потому, что они не захотели вместе с ними разделить энтузиазм от вооружённого переворота, совершённого в Киеве в 2014-м. Хозяева нынешней Украины, сами того не желая, сделали Донбассу такую мощную прививку от мовы, что скорее на ней заговорит Крым, чем Донецк с Луганском.

Вериги титульной нации

Можно было бы подумать, что если где-то мову ненавидят, то где-то её наверняка очень любят. Однако это бесконечно далеко от истины. Проблема мовы в том, что насаждают её русскоязычные ребята, заседающие в Верховной раде и общающиеся в быту совсем не на мове титульной нации. Отдельные упоротые мовнюки типа таких ведьм, как Ницой или Фарион, являются настолько маргинальными, что их сторонятся даже самые продуктивные адепты украинства. Может, мова необходима для сохранения каких-то специфических знаний, которые будут утрачены вместе с утратой мовы? И тут мимо. На Украине нет ни одного серьёзного учёного или творца, сознательно творившего на украинском суржике. Может, мова нужна укрогражданам для самоидентификации, чтобы не утратить личность в глазах иностранцев? Ну, так эта самоидентификация играет с самими же евроукрами грустную шутку. Не так давно в Интернете всплыла новость, как какой-то поляк избил украинца, услышав ту самую мову. А говорил бы тот по-русски, глядишь, остался б цел. Иными словами, куда ни ткни, выходит, что мова ― это проклятье евроукров, на которое они обрекли сами себя строго добровольно. Эдакие вериги, которые миллионы человек носят непонятно зачем. Хотя как раз понятно: чтобы помнить обо всех злодеяниях коварных москалей, причинённых храбрым великоукрам. Ведь если граждан Украины не заставлять переходить с русского на украинский, то и страшилки о том же целенаправленном голодоморе вмиг перестанут работать, а потом вдруг окажется, что живущие на территории бывшей УССР такие же русские, как и те, которые живут на Алтае или в Белоруссии. Поэтому и вынуждены кураторы проекта Ukraina денно и нощно поддерживать работу аппарата искусственного жизнеобеспечения для этого почерневшего полутрупа под названием «украинский язык», который моментально загнётся, вернувшись на свои исходные хуторянские позиции, стоит только выдернуть вилку из розетки.

Сергей Донецкий