Турецкая экономика в кризисе

Валютные потрясения и дикая инфляция отмечают время пребывания Эрдогана на посту исполнительного президента.

Валюта Турции потеряла 73% своей стоимости по отношению к доллару с момента принятия Эрдоганом широких исполнительных полномочий в 2018 году, и по-прежнему подвержена новым потрясениям на фоне растущей экономической нестабильности.
В апреле инфляция в Турции взлетела почти до 70% за год. Цены на яйца в Турции выросли на 178% за год.
Экономический прогресс был одним из главных обещаний президента Реджепа Тайипа Эрдогана при продвижении перехода Турции к системе суперпрезидентства, но его результаты после четырех лет на посту исполнительного президента не оставляют поводов для радости.
Эрдоган был переизбран президентом 24 июня 2018 года на второй срок, вооружившись новыми, широкими исполнительными полномочиями после пересмотра конституции в предыдущем году, – пересмотра, который ослабил влияние парламента и сосредоточил власть в руках президента. Спустя четыре года его правление широко критикуется как «единоличное правление», которое привело к эрозии системы сдержек и противовесов, ужесточению контроля над судебной системой и к установлению жесткого контроля президента над Центральным банком и другими экономическими органами.
В памятных высказываниях накануне выборов Эрдоган – самопровозглашенный «враг процентных ставок» – пообещал использовать новые президентские полномочия для упорядочения процесса принятия решений и устранения препятствий, сдерживающих турецкую экономику.
В четвертую годовщину выборов экономические перспективы Турции далеки от того, что он обещал. Они омрачены валютными потрясениями и бешеной инфляцией с серьезными последствиями в виде обнищания масс.
Показатели Эрдогана в ходе опросов падают, что повышает вероятность его ухода от власти после двух десятилетий пребывания у руля, возможно, на досрочных выборах до истечения пятилетнего срока в июне 2023 года.
Эрдоган долгое время выступал за систему исполнительного президентства, будучи убежденным, что больше власти – это все, что ему нужно для быстрого решения экономических проблем страны. Еще до официального вступления в свои новые полномочия он дал понять, что будет попирать независимость Центрального банка и придерживаться своего мнения о том, что высокие процентные ставки вызывают высокую инфляцию, что противоречит общепринятой экономической теории. В интервью Bloomberg в мае 2018 года он защищал влияние президента на политику Центрального банка, заявив, что «именно те, кто правит государством, подотчетны гражданам».
Глобальные управляющие деньгами были ошарашены его намерениями, предвещавшими значительное сокращение иностранных инвестиций, от которого Турция страдает с тех пор.
Первый валютный шок произошел в августе 2018 года, когда тогдашний президент США Дональд Трамп нацелился на турецкую экономику в связи с задержанием американского пастора в Турции. Турецкая лира потеряла 28% своей стоимости за два месяца, упав до 6,4 с 4,6 по отношению к доллару. Кризис закончился только после того, как в середине сентября Центральный банк повысил учетную ставку на 625 базисных пунктов, до 24%. Потребительская инфляция в том году превысила 20%.
Второй валютный шок произошел в ноябре 2020 года на фоне экономических последствий пандемии COVID-19 и углубляющегося скандала, связанного с тем, что Центральный банк сжег 128 миллиардов долларов в золотовалютных резервах. Банк использовал эти деньги в скрытых операциях по перекачке иностранной валюты на рынок, отчаянно пытаясь поддержать курс лиры. Беспорядки привели к отставке министра финансов и казначейства Берата Албайрака, который также является зятем Эрдогана, и к увольнению главы Центрального банка. Их заместители, Лутфи Эльван и Наси Агбал, попытались ужесточить денежно-кредитную политику, чтобы ослабить валютный шок. Повышение ставок при Агбале привело к тому, что к марту 2021 года ставка Центрального банка достигла 19%, а годовая инфляция в том же месяце составила около 16%.
За первые три года системы исполнительного президентства экономика Турции выросла всего на 3% в 2018 году, менее чем на 1% в 2019 году и на 1,8% в пораженном пандемией 2020 году. Эрдоган был убежден, что расходы по займам должны снижаться, несмотря на инфляционное давление, и этот его план стоил Агбалу поста в марте 2021 года, а Эльвану – в конце года.
Прислушавшись к Эрдогану, новое руководство Центрального банка начало снижать 19%-ную ставку в сентябре, когда инфляция составляла около 20%. В результате четырех сокращений за несколько месяцев ставка была снижена до 14% в декабре, а инфляция за это время достигла 36%. Эта противоречивая политика вызвала третий валютный шок. Курс лиры, который в начале сентября торговался на уровне 8,3 по отношению к доллару, 20 декабря упал до 18.
Чтобы сгладить последствия, Анкара объявила о так называемой схеме валютных вкладов, согласно которой Казначейство компенсирует вкладчикам лиры любые потери, вызванные обесцениванием валюты. Эта схема смогла замедлить волну долларизации, но не без увеличения бремени Казначейства и порождения новых экономических рисков.
Для турецкой экономики, зависящей от импорта, резкий рост цен на твердую валюту означает увеличение стоимости импорта, главным образом энергоносителей, и, следовательно, стремительный рост потребительской инфляции. Рост цен на сырьевые товары после начала конфликта в Украине в феврале только усугубил проблемы Турции. Потребительская инфляция, которая в прошлом году достигла 36%, в мае выросла до 73,5% в годовом исчислении, что является невиданным уровнем с 1998 года. Инфляция на продукты питания и транспорт достигла 91% и 105% соответственно.
Между тем, сочетание отложенного спроса после окончания действия ограничений, связанных с пандемией, и тенденции к накоплению запасов в условиях инфляции помогло поддержать экономический рост. Валовой внутренний продукт Турции вырос на 11% в прошлом году и на 7,3% в первом квартале 2022 года. Тем не менее, официальная статистика показывает, что доля того, что получила рабочая сила от этого экономического роста, фактически сократилась.
Покупательная способность лиц, получающих заработную плату, стремительно тает на фоне инфляции, а безработных, согласно широкому определению безработицы, сейчас насчитывается около 8 миллионов человек. Обнищающее воздействие инфляции вышло за рамки групп с низким уровнем дохода, ударив по среднему классу и всем пенсионерам.
У правительства нет стратегии борьбы с инфляцией. Вместо этого Эрдоган стремится поддерживать рост в условиях инфляции до выборов. Ожидается, что в июле он повысит минимальную заработную плату, а также зарплаты и пенсии в государственном секторе, но недовольство избирателей вряд ли утихнет, пока цены продолжают расти.
Более того, обязательства казначейства ухудшились во время исполнительного президентства Эрдогана. Его внутренний долг достиг 1,5 млрд. лир ($86,4 млрд.), а процентные обязательства превысили основной долг и достигли 2 трлн. лир, что на 250% больше, чем в 2018 году. При этом объем внешнего долга Турции на конец 2021 года составил 441 млрд. долларов США по сравнению с 426 млрд. долларов США в 2018 году.
Еще одним мрачным показателем является то, что премия за риск Турции – или стоимость обеспечения риска по суверенному долгу страны, отражаемая в кредитно-дефолтных свопах, – значительно отличается от аналогичных показателей стран с развивающимися рынками. В июне этот показатель превысил 800 базисных пунктов, в то время как в 2019 году он составлял всего 28 базисных пунктов. Это означает, что процентная ставка, которую Турция будет платить, чтобы занять у иностранных кредиторов сегодня, по крайней мере, на 8 процентных пунктов выше, чем три года назад.
Кроме того, дефицит текущего счета платежного баланса страны за первые четыре месяца 2022 года достиг 21 миллиарда долларов, что равняется показателю за весь 2021 год. И, наконец, Турции предстоит выплатить 182 млрд. долларов по внешнему долгу в ближайшие 12 месяцев. Оба эти фактора грозят новым валютным шоком на фоне потери лирой 73% своей стоимости по отношению к доллару за последние четыре года.
И в знак того, как избиратели воспринимают экономические изменения за последние четыре года, индекс потребительского доверия упал до 63,4 в июне, по сравнению с 92 в июле 2018 года.