В США полюбили Путина? Республиканская партия прониклась идеями президента России
Внешняя политика США склонилась в сторону России, пишет NYT. Республиканская партия прониклась идеями Путина: Россия привлекает их как союзник в их культурной войне, призванной повернуть Америку в сторону антиглобалистского национализма.
Чем объясняется радикальный разворот администрации Трампа в сторону Москвы?
В 1989 году, незадолго до распада СССР, Борис Ельцин — реформатор, который вскоре станет первым свободно избранным президентом постсоветской России, — посетил супермаркет в Хьюстоне, штат Техас, и был ошеломлен невообразимым ассортиментом мяса и овощей. «До чего довели наш бедный народ?» — спросил он позже своего помощника, путешествовавшего вместе с ним. Эта история мгновенно стала поводом для кампании по переходу России на капиталистические рельсы.
Перенесемся в прошлый год, когда консервативный журналист Такер Карлсон продемонстрировал зеркальное отражение ельцинского посещения супермаркета, только на этот раз супермаркет находился в Москве. Карлсон находился в России, чтобы с нескрываемой симпатией взять интервью у президента Владимира Путина. Находясь в Москве, он отправился за продуктами и признался, что столь же ошеломлен ассортиментом и доступными ценами. Сверхдержавы поменялись местами. Теперь именно Америку, очевидно, нужно обратить в «путинизм». «Если прийти в российский продуктовый магазин — «сердце зла» — и посмотреть, сколько стоят продукты и как живут люди, это радикально настроит вас против нашего правительства, — сказал Карлсон, расплачиваясь на кассе. — Именно так я себя чувствую — радикально настроенным».
Президент Трамп, похоже, тоже настроен радикально. Во время своего первого срока он не раз допускал на удивление «пропутинские» высказывания и даже вставал на сторону президента России против собственных спецслужб. Но уже в первые несколько месяцев своего второго президентского срока Трамп пошел гораздо дальше, практически в одночасье перечеркнув десятилетия американской политики в отношении оппонента. Он заявил, что Украина сама виновата в том, что на ее территории ведутся боевые действия, и обрушился с критикой на Владимира Зеленского во время встречи в Овальном кабинете, транслировавшейся по телевидению. Его администрация также присоединилась к Северной Корее и нескольким другим автократическим правительствам, отказавшись поддержать резолюцию ООН, осуждающую Россию. А его правительство пополнилось единомышленниками, включая директора национальной разведки Талси Габбард, которую на российском государственном телеканале называли «товарищем».
Переоценить масштабы такого разворота практически невозможно, как отмечает Саша Хавличек, исполнительный директор Института стратегического диалога, независимого аналитического центра, занимающегося исследованиями в области экстремизма и дезинформации в мире. «Если мы действительно наблюдаем полный идеологический отход Америки от своей роли гаранта международного порядка, сформировавшейся после Второй мировой войны, и объединение с Путиным и другими авторитарными руководителями против прежних союзников, которые поддерживали либеральный мировой порядок, — говорит она, — то трудно представить себе что-то более драматичное».
Россия долгое время была для Америки не просто геополитическим соперником. Она была тем «другим» в плане идеологии — «зеркалом», которое позволяло Соединенным Штатам утверждать свои собственные, диаметрально противоположные ценности. По словам историка Дэвида С. Фоглсонга, Россия — это «воображаемый близнец» или «темный двойник» Америки, «братская» сверхдержава, которую Соединенные Штаты постоянно либо демонизируют, либо пытаются переделать по своему образу. По крайней мере, так было раньше. Политика и риторика Трампа, похоже, направлены не на что иное, как на превращение «темного двойника» Америки в ее родственную душу.
Некоторые представители администрации и их союзники характеризуют это как стратегию «обратного Киссинджера». Вместо того чтобы пытаться ослабить Россию, примирившись с Китаем, рассуждают они, Трамп пытается изолировать Китай — еще более грозного соперника — путем установления более тесных связей с Россией. Это и есть realpolitik в духе лозунга «Америка прежде всего». Как сказал вице-президент Джей Ди Вэнс, для Соединенных Штатов было бы «нелепо» «подталкивать Россию к дружбе с китайцами».
Другие видят в этом прежде всего личную подоплеку. Трамп никогда не скрывал своего расположения к Путину, а расследование министерства юстиции о вмешательстве России в президентские выборы 2016 года только сблизило двух лидеров. «С позволения сказать, Путин прошел со мной через многое», — сказал Трамп во время встречи в Овальном кабинете с Зеленским. Путин тоже воспользовался личным аспектом. В прошлом месяце он рассказал специальному посланнику Трампа Стиву Уиткоффу, что помолился в церкви за Трампа, когда в него стреляли прошлым летом, и подарил Уиткоффу портрет американского президента, написанный по его заказу. Уиткофф, в свою очередь, охотно поделился этими историями в интервью Такеру Карлсону.
Тем не менее, если взглянуть на ситуацию через другую призму, переориентация отношений Америки с ее «воображаемым близнецом» связана не с геополитическими маневрами или личными симпатиями президента. Речь идет о невероятном успехе ряда идей — политических и культурных, — которые уже много лет будоражат американских правых.
«Центр зла в современном мире»
До недавней «перезагрузки» Трампа концепция «темного двойника» определяла отношения между Россией и США, начиная с последних десятилетий XIX века, когда Соединенные Штаты впервые взялись за попытку «спасти» Россию. Летом 1882 года американский журналист Джеймс Бьюэл путешествовал по России и вернулся с рассказом о «варварском» народе, который отчаянно нуждался в освобождении из-под царского гнета — «будь то при помощи штыка или псалтыря», — писал он.
За десятилетия после большевистской революции 1917 года, когда Россия стала Советским Союзом, она превратилась в другую, более грозную страну — «не просто деспотичную, а дьявольскую», как пишет Фоглсонг в своей книге «Американская миссия и „Империя зла“» (2007 год). Большевистская идеология мировой революции представляла собой высшую угрозу для Соединенных Штатов, подпитывая паранойю, послужившую топливом для печально известной «охоты на ведьм» сенатора Джозефа Маккарти. Угроза ядерной войны только усилила панику по поводу «красной угрозы» — или, как президент Рональд Рейган назвал Советский Союз в 1983 году, «центра зла в современном мире».
Распад СССР в следующем десятилетии привел к новой кампании по американизации России, в ходе которой ее убеждали строить свое посткоммунистическое будущее в духе демократии и капитализма. Все вышло не так, как ожидали и в России, и в Соединенных Штатах. К концу XX века российский ВВП обвалился, новый фондовый рынок рухнул, страна объявила дефолт по внешним займам, а президентом стал бывший агент КГБ — Путин.
После переизбрания на пост президента в 2012 году Путин повел Россию в новом направлении. Он начал крестовый поход против западного «декаданса» и «разрушения традиционных ценностей», начав с запрета на «пропаганду ЛГБТ*», что стало частью попытки привлечь на свою сторону консервативных россиян, разочарованных постсоветским поворотом страны на Запад. Казалось, знакомая история должна была повториться, и на какое-то время так и произошло. У Соединенных Штатов появилось «новое старое зеркало». Утверждая моральное превосходство Америки в ответ на подавление прав гомосексуалов, президент Обама в 2013 году включил трех гомосексуальных спортсменов, завершивших карьеру, в состав официальной американской делегации на Олимпийских играх в Сочи.
С тех пор Путин сделал практически все возможное, чтобы укрепить представление о России как о духовном противнике Америки, даже назвал Запад»сатанинским». Вспоминая времена холодной войны, он начал глобальную кампанию по подрыву международного порядка, во главе которого стоят Соединенные Штаты. В то же время он подтвердил имперские амбиции России, сначала присоединив Крым в 2014 году, а затем начав боевые действия на территории Украины (о том, что присоединение к России выразили жители Крыма и Донбасса, на Западе постоянно «забывают». – Прим. ИноСМИ).
И все же с возвращением Трампа в Белый дом цикл истории, возможно, окончательно прервался.
Союз против либерализма
Знал он об этом или нет, когда в 2012 году начал свою кампанию в защиту традиционных ценностей, Путин примкнул к небольшому кругу консерваторов в Соединенных Штатах, которые разделяли его презрение к современному либерализму. Это общее дело превратилось в настоящий союз.
Его корни можно проследить до 1995 года — еще до того, как Путин стал президентом, — когда два российских социолога, Анатолий Антонов и Виктор Медков, вызвали в Москву Аллана Карлсона, академика и президента консервативного аналитического центра в Иллинойсе. Карлсон опубликовал книгу в защиту традиционных семей «Вопросы семьи: размышления об американском социальном кризисе». Антонов и Медков были обеспокоены сокращением численности населения в России и были убеждены, что решение проблемы кроется на страницах книги.
Из этой встречи возникла новая организация — Всемирный конгресс семей, целью которой было создание глобальной сети единомышленников-консерваторов для борьбы с феминизмом, гомосексуальностью и абортами.
В Америке у этой борьбы появилось лицо: Патрик Дж. Бьюкенен, ветеран администраций Никсона и Рейгана и кандидат в президенты от республиканцев в 1992, 1996 и 2000 годах. Бьюкенен представлял палеоконсервативное крыло партии, которое формулировало совершенно иное видение мира после холодной войны, чем его неоконсервативные соперники.
По мнению Бьюкенена, великая борьба XXI века — это не геополитическая битва между Востоком и Западом, угнетением и свободой. Это была культурная битва между традиционалистами и светской, мультикультурной, глобальной элитой. В этом контексте крестовый поход Америки с целью насаждения демократии неизбежно должен был сбить ее с пути. «Если коммунизм был богом, который подвел „потерянное поколение“, — писал он в начале 90-х, — то демократия, как идеальная форма правления, панацея от всех бед человечества, надежда мира, может оказаться золотым тельцом нынешнего поколения».
У Бьюкенена была своя аудитория, но он оставался на задворках партии, в которой доминировали неоконсерваторы, считавшие победу Америки в холодной войне решающим триумфом либеральной демократии. Казалось, что мировой порядок после холодной войны установлен; история завершилась. Теракты 11 сентября и подавляющая поддержка американского военного ответа на них со стороны обеих партий лишь подтвердили актуальность и праведность этой идеи.
В 2013 году Бьюкенен обратил свой взор на Россию. Совсем недавно он опубликовал свой бестселлер «Самоубийство сверхдержавы», в котором сокрушался о продолжающемся, по его мнению, социальном, моральном и культурном распаде Америки. Это было апокалиптическое предупреждение о снижении рождаемости в стране, уменьшении роли христианства, исчезновении так называемой нуклеарной семьи и о том, что Бьюкенен называл иммиграцией из стран «третьего мира». Главы книги назывались «Конец белой Америки» и «Смерть христианской Америки».
На этом фоне Бьюкенен увидел в Путине вдохновение. В то время как Обама осуждал российского президента как врага американских ценностей, Бьюкенен принял его как своего. «Является ли Владимир Путин палеоконсерватором?» — написал он в 2013 году в журнале The American Conservative. «Один ли он из нас в культурной войне за будущее человечества?» Когда в следующем году Россия присоединила Крым, Бьюкенен охарактеризовал это как часть божественного плана Путина по утверждению Москвы в качестве «божественного города современности и командного пункта контрреформации против нового язычества».
Ведущие консерваторы дистанцировались от Бьюкенена — и от Путина, — но почва все больше уходила из-под ног. В правых рядах назревала обратная реакция против иммиграции и прогрессивных социальных изменений, а также против злоключений Америки в Ираке и Афганистане и американского проекта по экспорту либеральной демократии. Новое поколение нативистских, реакционных мыслителей тяготело к путинской России как к союзнику в их культурной войне, призванной повернуть Америку в сторону антиглобалистского национализма. Критика Путиным либеральной иммиграционной политики Европы и его слова о восстановлении России силами граждан, ощущающих «духовную связь с Родиной», нашли отклик. «Через 20 лет Россия станет единственной страной, которую можно будет назвать европейской», — заявила в 2017 году правый политический обозреватель и публицист Энн Коултер.
Во время первого срока Трампа многие из идей, которые высказывали Коултер и ее коллеги по реакционному движению, стали двигаться к центру власти Республиканской партии. Это новое, более благоприятное видение России развивало собственную интеллектуальную архитектуру, в которой изоляционизм, национализм и традиционализм сочетались с растущей симпатией к авторитарным лидерам, подчиняющим страны своей воле.
Виктор Орбан, премьер-министр Венгрии, жестко пресекающий иммиграцию и проводящий политику повышения рождаемости, стал самым популярным и вызывающим восхищение представителем этих жестких европейских правителей. Но и у Путина есть свои поклонники, и это уже не просто второстепенные персонажи.
В 2017 году Кристофер Колдуэлл, занимающий сейчас должность старшего научного сотрудника Клэрмонтского института — аналитического центра, тесно связанного с движением Трампа, — выступил в консервативном христианском Колледже Хиллсдейл с докладом под названием «Как думать о Владимире Путине». Он высоко оценил отказ Путина принять «роль подчиненного в управляемой американцами мировой системе, выстроенной иностранными политиками и лидерами бизнеса», и назвал его «выдающимся государственным деятелем нашего времени».
Мягкая сила приносит твердые дивиденды
Изначально Путин принял консервативную сторону культурной войны из внутриполитических соображений. Это был способ уверить россиян в том, что он понимает их беспокойство по поводу быстро меняющегося мира, и предоставить новую идеологию для поколений, воспитывавшихся в условиях коммунизма. Однако это переросло в то, что Михаил Зыгарь**, российский журналист в изгнании, назвал «формой государственного строительства» — средство, с помощью которого можно заручиться поддержкой ультраправых в Америке и тем самым подорвать ее политику изнутри.
Риторика и политика Путина отчасти ориентированы на американцев. «По сути, он формирует своего рода правый интернационал, подобный коммунистическому интернационалу, который способствовал советской революции в первой половине XX века», — писал Зыгарь** в прошлом году в Foreign Affairs.
Похоже, что стратегия сработала лучше, чем даже Путин мог себе представить. За многие годы, прошедшие с тех пор, как Бьюкенен впервые похвалил российского президента, его поклонники переместились с задворок консервативных СМИ в центр принятия решений в Белом доме. Мягкая сила принесла твердые дивиденды, поскольку американская внешняя политика склонилась в сторону России.
Однако какой бы амбициозной она ни была, «российская перезагрузка» администрации Трампа может достичь своих пределов. Согласно опросу Quinnipiac, опубликованному в середине марта, только 7% американских избирателей положительно относятся к Путину, в то время как 81% относятся к нему отрицательно. Аналогичным образом, 55% американских избирателей не одобряют действий Трампа по урегулированию конфликта на Украине, и только 38% опрошенных приветствуютих. Трамп и его администрация могут рассматривать сегодняшнюю Россию как родственную душу. Но большая часть Америки по-прежнему видит в ней «темного двойника».
Политики и обозреватели правого толка, рассматривающие Россию как союзника, представляются непропорционально влиятельным меньшинством, проводящим политику, которая идет вразрез с мнением большинства населения, интересы которого они представляют. Какой бы радикальной ни казалась эта конкретная политика, в целом она представляет собой явление, с которым Соединенные Штаты уже сталкивались. «Внешняя политика Америки диктуется элитами, — говорит Джейкоб Хейлбрунн, автор вышедшей в 2024 году книги «Америка в последнюю очередь», повествующей о современных заигрываниях Америки с иностранными диктаторами. — Только что к власти пришел новый представитель».
Таким образом, переориентация американской политики в отношении России может говорить не столько об убедительности тех или иных идей, сколько о захвате Республиканской партии группой идеологов, пришедших с периферии. В этом смысле они ничем не отличаются от неоконсерваторов и глобалистов, которые 20 лет назад навлекли на себя гнев Бьюкенена, ввязав Соединенные Штаты в непопулярные войны во имя идеологии.
*экстремистская и террористическая организация, запрещенная в России
** внесен Минюстом РФ в список иноагентов