За что поляки не любят Россию
В научных кругах Польши предложили объяснение, почему поляки настолько ненавидят русских. Это объяснение понравится славянофилам, поскольку сводится к тому, что политический класс поляков ориентируется в русском вопросе на мнение Вашингтона. То есть, если США избавятся от русофобии, в Польше ее тоже не будет. Насколько справедлива такая гипотеза?
«Русофобия поляков проистекает из уверенности в том, что всесильный покровитель, единственный защитник свободного мира и чего-то там еще — США — всегда занимал и будет занимать антироссийскую позицию, а за решимость в словесных атаках на «империю зла» он может даже похвалить».
Это высказывание принадлежит члену нацсовета по развитию при президенте Польши, профессору Варшавского университета Витольду Модзелевскому. То есть человеку, близкому к польской власти, но при этом все-таки частному и достаточно независимому для того, чтобы толкать подобные речи (статья профессора была опубликована в издании «Польская мысль»).
Он даже предположил, что польская русофобия исчезнет, если Россия и США наладят отношения. Потому что станет попросту невыгодной.
Обычно мы с поляками спорим, но в данном случае пан Модзелевский говорит чистую правду. Точнее, полуправду.
Правда в том, что политический класс и общественная мысль Польши ассоциируют себя не с ПНР, которую считают периодом оккупации, а с довоенной Польшей — той самой «гиеной Европы», по выражению Черчилля. Но речь сейчас не о том, сколь плоха или хороша была та Польша, а о том, что ее европейские союзники отнеслись к взятым на себя обязательствам по защите поляков сугубо формально, и после «часа X», начала Второй мировой войны практически бездействовали.
В нашей историографии те события известны как «странная война» (изначально выражение пошло из американской прессы — phoney war; более точный перевод — ненастоящая или поддельная война). Гитлер смог стратегически реализовать промедление союзников, что в итоге обернулось против них же (в первую очередь, против Франции). Некоторые польские политики считают западные державы «дважды предателями», имея в виду то, что британцы, французы и прочие «почему-то» не стали отвоевывать польскую независимость не только у Гитлера, но и у Сталина.
Эта мысль прочно засела в польских головах, и новый политический класс, как бы анализируя опыт неудачников прошлого — польского правительства в изгнании, в большинстве своем пришел к выводу о том, что ориентироваться в вопросах безопасности нужно прежде всего на США, а другим теперь веры нет. Это национальное правило по-прежнему действует. А в период 1990-х годов — неудачной попытки политического «романа» между Западом и Россией отношения Москвы и Варшавы были в целом нормальными.
По крайней мере, с нашей стороны. Поляки относились к русским значительно прохладнее. Этот дисбаланс жив по сей день — польские журналист признают, что даже в условиях «войн исторической памяти» Польша в российских СМИ является более симпатичным персонажам, чем Россия — в польских.
Поэтому зависимость русофобии поляков от американского мнения можно признать, но нельзя преувеличивать. Пан Модзелевский слишком большой оптимист, если считает, что она уйдет вместе с новой «холодной войной». Ее корни гораздо глубже.
Россия участвовала во всех разделах Польши — как минимум в четырех или даже в пяти, если считать Пакт Молотова-Риббентропа. Такое не забывается, а многими и не прощается, что и демонстрирует видимая часть поляков.
Они еще в школе видели сравнительные таблицы уровня экономического развития на территориях Речи Посполитой, которые отошли к России и к западным державам. Они с детства рассуждают тем образом, что русские всегда мешали полякам жить «нормально».
При этом объективные исторические претензии к российской государственности в разных ее изданиях гиперболизированы из-за духа исторического соперничества с Москвой (можно назвать это и поправкой на польский гонор).
Сама логика развития двух государств — русского и польского по причинам некогда сверхзначимым (например, отличия в вере) подразумевала их противостояние — двух мирно сосуществующих славянских сверхдержав тогдашняя геополитика просто не подразумевала. Это противостояние длилось много лет — и мы вышли из него победителями, но поляки были очень близки к победе как минимум дважды — в смутное время и в период наполеоновских войн (поляки — последние и самые преданные союзники Бонапарта, захватившего всю Европу вплоть до Москвы).
Крушение мечты о собственной империи («не смогли, не вытянули») — это для Европы совсем не оригинально. Но если одни народы (например, шведы) историческое поражение приняли, то в польской картине мира игра была «нечестной». То есть русские не победили, как побеждают в футболе, а взяли свое беспощадной жестокостью — выкатили танки на футбольное поле и раздавили всех игроков команды противника.
Это тот самый польский гонор — уверенность, что ты так хорош, смел, умен и красив, что одержать над тобой верх можно только разбойничьим способом.
Он окончательно оформил национальную легенду, по которой ясновельможная Польша — жертва варварской России, а не ее поверженный противник или менее удачливый конкурент.
Это чувство значительно крепче, чем надежды на помощь Америки в трудной ситуации. И оно, полагаясь на прежний опыт, твердит о том, что источником такой «трудной ситуации» должна стать именно Россия.
Впрочем, объяснять польскую русофобию историческими обидами — это в русской публицистике общее место, и гипотеза профессора Модзелевского по равнению на американский флаг, как минимум, более актуальна.
Гораздо реже у нас пишут о другом источники энергии польских русофобов — просто в силу того, что не знают о нем, не могут увидеть мир глазами поляка, точнее — польского консервативного националиста, из которых состоит правящая партия «Право и справедливость» (ПиС).
Если для русских историческое противостояние с поляками, как ни крути, осталось в прошлом (теперь мы противостоим НАТО в целом), для ПиС все иначе — конкурентная борьба продолжается. Евросоюз там во многом рассматривают как угрозу польскому суверенитету и польской идее, а существование своей страны по-прежнему наделяют сверхзадачей. Польша ПиС — не просто одно из европейских государств, а лидер консервативной альтернативы западноевропейским либералам с их гей-парадами и мигрантами с Ближнего Востока.
Наши консерваторы тоже воспринимают российский путь как модель развития, альтернативную западному пути, на котором «совсем с ума посходили». Но не подозревают, что конкурируют в этом смысле с поляками из ПиС. А вот они с нами конкурируют — и продолжают конкурировать.
В головах польских ретроградов это является естественным продолжением все того же многовекового исторического противостояния. Мол, Западная Европа шагает в ад, мы предлагаем другой путь — польский, а русские — соперники на этом идеологическом поле, надо их побеждать и обесценивать. Так внутривидовая борьба славян сменилась внутривидовой борьбой консерваторов.
Эта эволюция польской русофобии наглядно отражена в польских СМИ и блогах, которыми в России не особенно интересуются. Она — такая же важная составляющая ненависти поляков к нам, как разделы Речи Посполитой и мнение Госдепа США. Дополнительное объяснение тому, почему в Польше «сознательно, последовательно, масштабно насаждается русофобия в качестве национальной идеи», как заметил в 2018 году глава МИД РФ Сергей Лавров.